Глубокой осенью 1880 года Шухов приезжает в Москву, за спиной — колоссальный опыт проделанной работы: за два года жизни в Баку немало сделано, но еще больше задумано. Идей, родившихся на берегу Каспийского моря, среди нефтяных фонтанов и буровых скважин, хватит на десятилетия полноценного инженерного творчества. Шухов уже известен в профессиональных кругах, признан корифеями и не нуждается в представлении, планов громадье и где как не в Москве — промышленном центре Российской империи — их осуществлять. Конка в старой столице уже была, а вот электричество придет через три года. Строились новые здания, заводы, фабрики, вокзалы, Москва была беременна технической революцией, в которой Шухов сыграет далеко не последнюю роль.

С общественно-политической точки зрения то был важнейший год не только в биографии Первопрестольной, но и в жизни России. 6 июня 1880 года впервые в истории на Тверском бульваре при большом стечении народа открыли памятник Пушкину. Значение этого факта вышло далеко за пределы культурной сферы, Пушкин был посмертно удостоен звания лучшего поэта России. В празднование Пушкинского дня были вовлечены сотни тысяч людей по всей стране. Речь Достоевского произвела на всех большое впечатление. Одна его фраза запомнилась многим, он истолковал ею смысл поэмы Пушкина «Цыганы»: «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве — вот это решение по народной правде и народному разуму».

Пушкина Шухов высоко ценил, отдавая ему первенство в ряду выдающихся деятелей русской культуры и литературы, недаром в его фотоколлекции есть и снимок памятника великому русскому поэту в Москве. О Пушкине и других деятелях русской культуры он как-то сказал: «Не мыслю инженера вне культуры. Не приобщившись к Пушкину и Лермонтову, Чехову и Толстому, Репину и Чайковскому, он не достигнет ничего»^{47}. А пушкинские слова про труд «на родной ниве» в чем-то были созвучны ощущениям вернувшегося в город своей ученической юности Шухова, которому праздность будет чужда всю оставшуюся жизнь, а его отпуска можно будет пересчитать по пальцам. Любую свободную минуту мозг его работал, анализировал, размышлял. Но если у творческого человека, будь то писатель или художник, эта непрекращающаяся работа мысли представлена в черновиках, набросках и эскизах, позволяющих отследить все этапы создания шедевра, то у изобретателя, как правило, процесс приложения умственных сил представлен весьма лаконично и скудно, ибо все у него направлено на достижение конечного результата его истового труда.

Трудиться было над чем, неустанно и каждодневно. Владимир Григорьевич стал техническим директором и главным инженером Технической конторы инженера А. В. Бари, позже известной как Строительная контора А. В. Бари, основанной 1 декабря 1880 года. На Бари и его семью Шухов будет работать без малого четыре десятка лет. Сложно выразить суть их отношений. Сам Шухов говорил так: «Говорят, что А. В. Бари эксплуатировал меня. Это правильно. Юридически я все время оставался наемным служащим конторы. Мой труд оплачивался скромно по сравнению с доходами, которые получала контора от моего труда. Но я эксплуатировал его, заставляя его выполнять мои даже самые смелые предложения! Мне предоставлялся выбор заказов, расходование средств в оговоренном размере, подбор сотрудников и найм рабочих. Кроме того, А. В. Бари был не только ловкий предприниматель, но и неплохой инженер, умевший оценить новизну технической идеи. Кто из предпринимателей того времени взялся бы за сооружение в шесть месяцев павильонов Нижегородской выставки, если они, даже построенные, вызывали сомнения в надежности?»^{48}

Думается, что Бари не случайно добавил в название своей конторы слово «инженер» — подразумевалось, что и он тоже владеет этой специальностью, причем на высоком профессиональном уровне. По крайней мере довольно долго фамилии Шухова и Бари употреблялись вместе: то они что-то вместе «разработали», то «изобрели». Однако понятно, что по большей части изобретал один Шухов, так как Бари особо было некогда, да и не с руки, он постоянно искал новых заказчиков. Вроде как их обязанности разделились: один взял на себя деловую составляющую, другой — интеллектуальную, направленную на создание оригинального инжинирингового продукта. Но странность их отношений бросается в глаза. Бари, например, не предложил Шухову стать компаньоном в деле, а ведь сколько они вместе проработали! В то же время Шухов, судя по всему, был лишен честолюбия. Бари где только можно ставил свою фамилию, в том числе и на изобретениях своего главного инженера, Шухов же будто забывал вовремя запатентовать очередное открытие, редко печатался. Свою главную цель в жизни Шухов видел в творчестве, а Бари, как и подобает предпринимателю, в развитии своего бизнеса и росте доходов.

Сам Шухов так сформулировал главное условие, на котором он работал у Бари: «Выиграть по конкурсу выгодный заказ, причем на счет более низкой, чем у конкурентов, стоимости, и более коротких сроков исполнения и при этом обеспечить конторе прибыль не ниже, чем у других контор. Выбор темы конкурса — за мной»^{49}. Условие это соблюдалось много лет подряд. Шухов работал на Бари как раб на галерах. На правах очевидца хорошо об отношениях хозяина (Бари) и наемного работника (Шухова) выразился профессор Петр Худяков: «На многочисленных шуховских изобретениях Бари нажил огромное состояние. Тогда говорили: «Недаром он американец». А следовало говорить: недаром ему выпало счастье — опереться в своей работе на сотрудничество такого бескорыстного научно-технического работника, который всегда отдавал ему задаром все свои изобретения — рекорд, никогда и никем не превзойденный, но и никем до сих пор не оцененный»^{50}.

Как известно, одним из доказательств успешности ученого служат число опубликованных им трудов и частота цитируемости в различном выражении, ныне этот показатель превратился чуть ли не в фетиш, которому поклоняются в погоне за признанием статусности того или иного исследователя. С гордо поднятой головой иные исследователи называют значения всяких индексов — Хиша, Херфиндаля, тем самым демонстрируя, что количественные показатели вновь превалируют над качественными. Так вот, сегодня бы Шухов, исходя из малого числа опубликованных работ (а число их, включая статьи, книги и избранные труды, едва достигло трех десятков), вряд ли мог похвастаться своими научными достижениями — публикаций мало, а с ними и цитирований!

Опубликованию работ Шухова препятствовал тот же Бари. Например, в 1897 году вышла книга «Стропила. Изыскание рациональных типов прямолинейных стропильных ферм и теория арочных ферм», вторую часть которой Бари запретил Шухову публиковать. Тогда профессор Худяков обратился к Бари с просьбой дать ему расчет одного из изобретений — статически неопределимой фермы, в ответ хозяин конторы милостиво согласился лишь дать посмотреть, но чуть ли не в его присутствии. Понять Бари, конечно, можно — он опасался утечки ценной научно-технической информации к конкурентам.

Неудивительно, что даже по прошествии стольких лет, казалось бы, расставивших все на свои места и доказавших «кто есть кто», взгляды у потомков Шухова и наследников Бари на суть их отношений разнятся. Последние, например, истолковывают работу Шухова на Бари как прежде всего облагодетельствование: «Александр Бари купил участок земли в Симоновой слободе, выстроил котлостроительный завод, организовал строительную контору и пригласил на службу в качестве ее технического директора и главного инженера Владимира Григорьевича Шухова, с которым познакомился еще в Филадельфии, на Всемирной выставке, куда в составе делегации русских ученых приезжал этот совсем еще молодой инженер. 27-летний Бари сопровождал русскую делегацию и по достоинству оценил 23-летнего Шухова. Удивительный этот тандем — гениальный инженер и незаурядный организатор с блестящим инженерным образованием — за 35 лет альянса сотворил в России уйму добрых дел, воплотившихся, без преувеличения, в тысячах и тысячах разнообразных сооружений. Это нефтепроводы, газгольдеры, водонапорные башни, нефтеналивные баржи, водотрубные паровые котлы, шпалопропиточные заводы, доменные печи, комплексы зерновых элеваторов, более 400 железнодорожных мостов, полторы сотни гиперболоидных сетчатых башен, свыше 400 тысяч квадратных метров металлических сетчатых перекрытий, воздушно-канатные дороги, маяки, заводы-холодильники, дебаркадеры, водопроводы, вагоностроительные заводы. И хотя злые, а скорее всего, просто завистливые языки называли строительную контору Бари «конторой по эксплуатации изобретений Шухова», известно (и документально подтверждено, благодаря существовавшей в фирме «прозрачной бухгалтерии»), что бывали годы, когда заработки Шухова существенно превосходили доходы владельца фирмы. Процентные же бумаги и акции строительной конторы Шухов держал наравне с членами семьи Бари и получал по ним солидные доходы. А самое главное, в течение тридцати с лишним лет сотрудничества с фирмой Бари Шухов мог воплощать в жизнь все свои замыслы в небывало комфортных условиях, о которых творческий человек может только мечтать. Существует карта работ фирмы, составленная к тридцатилетнему юбилею ее существования. Сам Александр Вениаминович называл эту карту «Lied ohne Worte» («Песня без слов»)»^{51}.