В 1887 году во всей красе на Тверской улице предстал Постниковский пассаж. В модном тогда слове «пассаж» скрывалось и новое наполнение здания — оно превратилось в крытую галерею с магазинами и несколькими выходами на улицу, в общем, как в Париже. Владелицей пассажа на Тверской была купчиха первой гильдии Лидия Аркадьевна Постникова, заказавшая полную перестройку здания архитектору Семену Эйбушитцу и Шухову, перекрывшему своей металлической паутиной внутреннее пространство пассажа, состоявшего из трех продольных и трех поперечных галерей. Здание подразумевалось использовать также под гостиницу и офисы. Это был типичный торговый комплекс той поры. Постниковский пассаж стоял в ряду первых полностью электрифицированным в Москве, благодаря собственной небольшой электростанции в виде локомобиля мощностью в три десятка лошадиных сил. Вторично пассаж пережил перестройку в 1910–1913 годах по проекту архитектора Ильи Злобина. Фасад дома украсился четырьмя атлантами, а крыша — изящным металлическим куполом. Ныне здесь Театр им. Ермоловой.
Вот и повод поговорить о вкладе Шухова в театральное дело. Владимир Григорьевич мог бы с полным правом во время просмотра спектаклей Московского Художественного театра в Камергерском переулке упомянуть о своем авторстве, но не той или иной пьесы, а… вращавшейся сцены, подвесного мостика над сценой и перекрытия над сценой. Сохранился и неосуществленный проект мембранного покрытия над зрительным залом, причем в двух вариантах — с пролетом свыше 20 метров и 40 метров. Новое здание театра было спроектировано Федором Шехтелем и выстроено в 1902 году. Если Станиславский и Немирович-Данченко выступили новаторами в театральном деле, то Шухов, спроектировав интереснейший и уникальный механизм многоярусной и подъемной вращающейся сцены, сказал новое слово в техническом оснащении российских театров. Поворотный круг Шухова прослужил Художественному театру до 1987 года.
И еще одна работа в этой области была выполнена Шуховым для петербургского увеселительного сада «Аквариум» в 1897 году. Он спроектировал металлические конструкции для театра, размещавшегося в саду. Сегодня на его территории — киностудия «Ленфильм»{172}.
Станиславский (он же Алексеев), равно как и Шухов, был одаренным человеком в различных областях, но если у Владимира Григорьевича предпринимательской жилки не было, то Константин Сергеевич проявил себя и как успешный фабрикант. Род Алексеевых, известный с XVIII века, был богатым, многие его представители сосредоточили свои усилия на производстве золотой и серебряной канители (тонкая металлическая нить, применяемая для оформления церковной одежды и мундиров). Уважали их и в Москве — Николай Алексеев (двоюродный брат будущего режиссера) в 1885–1893 годах был московским городским головой, по-нынешнему мэром, хорошо знакомым Шухову. Станиславский благополучно развивал семейное дело, став директором-распорядителем товарищества «В. Алексеев, П. Вишняков и А. Шамшин». Вкладывая деньги в обновление производства, он добился того, что фабрика в короткое время вышла в лидеры золотоканительного производства, ее продукция получила признание за рубежом, на международных выставках и смотрах. Но канители Станиславскому было мало, в условиях бурного развития электроэнергетики он с финансовыми партнерами задумал производить электрический кабель. И здесь они вновь встретились с Шуховым. На Малой Алексеевской улице в Москве (переименована ныне в честь Станиславского) на исходе первого десятилетия прошлого века началось строительство зданий медеплавильного и кабельного завода. Контора Бари получила большой заказ на проектирование и изготовление металлоконструкций будущего завода, в том числе каркаса нового цеха, балконов мастерских, световых фонарей, машинного отделения. Главный инженер Шухов принялся за дело.
В том же направлении, что и работа для МХТ, то есть на благо отечественной культуры и просвещения, сосредоточились усилия Шухова в проекте инженерной части для Музея изящных искусств им. Александра III (современный Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина), открытого в 1912 году. Наиболее значимую роль в основании музея сыграл Иван Владимирович Цветаев, имевший в музейном деле большой опыт: с 1882 года он служил в Московском Публичном и Румянцевском музеях, находившихся в доме Пашкова. С трудом удалось выбить землю для музея на древней Волхонке. В течение двух с половиной лет Московская городская дума решала судьбу будущей территории музея. Как писал Цветаев, члены городской думы «все жилы напрягали к тому, чтобы не дать площади Колымажного двора под музей… желая в своем упрямом неразумении застроить площадь… промышленным училищем, с его химическими и даже мыловаренными лабораториями и фабриками»{173}.
Цветаев призвал меценатов пожертвовать, кто сколько может, на создание музея на Волхонке. А денег требовалось немало — более трех миллионов рублей. Одно из самых весомых пожертвований — две трети от необходимой суммы — поступило от известного Шухову владельца стекольных заводов в Гусь-Хрустальном Юрия Степановича Нечаева-Мальцова, в имение которого переехала после Нижегородской выставки водонапорная башня. Он и стал заместителем председателя комитета по устройству Музея изящных искусств им. Александра III, председательскую должность занял дядя Николая II и генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович Романов. Цветаев был назначен секретарем комитета. 17 августа 1898 года состоялась торжественная закладка здания музея на Колымажном дворе в присутствии членов императорской фамилии и большого стечения народа. Дом для музея (даже не дом, а храм) должен был строиться по проекту авторского коллектива во главе с архитектором Романом Клейном, чей проект среди прочих пятнадцати и победил в конкурсе.
Авторы проекта смогли удовлетворить главному условию конкурса — форма музея должна в полной мере отражать его содержание, то есть здание должно быть изящным и обладать всеми признаками высокого художественного вкуса, строго соответствуя либо стилю эпохи Возрождения, либо античным канонам (ни в коем случае оно не должно было быть эклектичным!). Не случайно одной из изюминок главного фасада музея стала колоннада, повторяющая в большем масштабе пропорции колоннады восточного портика древнегреческого храма Эрехтейон, что по сей день возвышается на афинском Акрополе. Ионическая колоннада на Волхонке создает впечатление основательности и сдержанности. Свою роль сыграла и определенная удаленность здания от перспективы улицы, как бы выделяющая его из строя соседних домов, невольно привлекая к нему интерес, заставляя прохожих обратить внимание на безукоризненность архитектурных форм и законченность художественного образа, которую удалось достичь зодчим.
Соответствующей должна была быть и стеклянная крыша музея. Специфика здания диктовала необходимость большого объема естественного света, поступающего в том числе и сверху, — так было гораздо лучше осматривать представленную в музее скульптуру, а также соблюдать особые климатические условия для хранящихся под сводами сооружения картин, которым был категорически противопоказан конденсат. Шухов спроектировал уникальную прозрачную трехъярусную крышу, отлично осуществлявшую еще и функцию вентиляции всего здания, от чердаков до подвала. Таким образом, он создал «климат-контроль»: оригинальную систему регулирования температуры, уровня влажности воздуха и отопления в помещениях музея. Здесь в любое время было комфортно и картинам, и людям, зимой не холодно, а летом не жарко. А проникающий дневной свет создавал порой ощущение, будто находишься на улице, что особенно чувствовалось в Греческом и Итальянском двориках, а также залах второго этажа. Незаурядность инженерного решения Шухова проявилась и в том, что в каждом зале — свое световое пространство. Например, в Белом зале второго этажа (известном сегодня как место проведения знаменитых «Декабрьских вечеров» и крупных выставок) был сделан прозрачный потолок, который иногда называют «шуховским плафоном».
