Важно, что конструкция крыши позволила избежать скопления снега — именно на этот аспект обращал внимание Иван Цветаев еще до начала строительства музея. Как один из вариантов формы будущих световых фонарей рассматривался арочный свод (как на Верхних торговых рядах), но Шухов спроектировал крышу под острым углом, что оправдало себя. Крыша оказалась удобна в эксплуатации — стекла довольно легко протирать и сегодня. Во время работы над проектом крыши для музея Шухов вновь встретился с Иваном Рербергом и Артуром Лолейтом.
В 1941 году фонды музея были эвакуированы в Новосибирск, но Великая Отечественная война не прошла для него бесследно — во время немецкого авианалета один из фугасов пробил стеклянные перекрытия над Итальянским двориком, интерьер которого украшает копия статуи Давида работы Микеланджело. Крыша музея была разрушена, почти три года залы и скульптура находились буквально под открытым небом, пока ее не восстановили. Но губительная влага сделала свое дело, что выяснилось уже через два десятка лет. Коррозия настолько сильно повредила опоры перекрытия, что они практически сгнили. Существовала опасность обрушения крыши. В 1960-е годы был проведен ремонт, обеспечивший шуховским перекрытиям музея еще полвека жизни.
Более ста лет прошло со дня торжественного открытия музея на Волхонке. То ли посетители стали хуже видеть, то ли стекла потускнели, но теперь и днем в залах музея приходится включать свет. Давно не функционирует вентиляция Шухова: стоило заложить один-другой вентиляционный канал, как вся система перестала функционировать. Остается лишь уповать на грядущую реконструкцию музея, способную восстановить шуховские перекрытия в полном объеме.
Интересно, что автором проекта реконструкции музея, обсуждавшегося еще в 2006 году, был апологет Шухова и пэр Англии — модный зарубежный архитектор Норман Фостер. По его задумке, территория музея должна была превратиться в Музейный городок, а сам Пушкинский — в популярнейший музей мира, позволяющий посетителям ознакомиться с мировой художественной культурой во всем ее великолепии и разнообразии. Планы, как видим, намечались более чем амбициозные. Фостер — большой мастер освоения пространства, что было им продемонстрировано в 2000 году на примере реконструкции Британского музея, двор которого он накрыл уникальной сетчатой оболочкой (привет Шухову!). Однако все это осталось в мечтах. В Пушкинском музее по-прежнему очереди в кассы из-за низкой пропускной способности, а Фостер осуществляет свои суперноваторские проекты в других странах, но не в России.
Яркая страница в московском творчестве Шухова — проект гостиницы «Метрополь» в Охотном ряду, над которым он работал в 1898–1899 годах. Каких только титулов не удостаивался этот шедевр стиля модерн, возникший по прихоти Саввы Мамонтова (без которого не появились бы и здание МХТ, и сам театр). Мамонтов задумал в самом центре Первопрестольной создать некое подобие многофункционального торгового центра, коими сегодня переполнена Москва. Под одну крышу он захотел собрать и самый дорогой отель с рестораном, и огромный театр, и художественные галереи, библиотеку, стадион, конторы и т. д. «По предполагаемому плану, театр поместится внутри нового здания. Главный вестибюль театра будет отделан роскошно: это будет круглый зал (в диаметре 11 саженей), который прорежет все здание доверху на расстоянии 5 этажей и закончится красивой стеклянной крышей. Множество зал, фойе, кабинетов примкнет к вестибюлю и к коридорам театра. Отделанные с роскошью залы предназначены под танцевальные вечера, выставки, маскарады и пр. Самый театр предположено устроить размером, превосходящим немного театр «Венской оперы», — писала газета «Курьер» 12 июня 1898 года о строительстве «Метрополя».
Здание напоминало огромный корабль, но для Саввы Морозова он оказался «Титаником». В сентябре 1899 года купца препроводили в Таганскую тюрьму, однако до ареста он успел одобрить проект архитектора Вильяма Валькота и инженера Шухова. Владимир Григорьевич разработал инженерную конструкцию здания и несущие перекрытия, а еще — потолок над тем самым театром.
У новых хозяев стройки планы по использованию здания были иные, для чего в проект Валькота требовалось внести изменения. Помогли в этом деле архитекторы Лев Кекушев (ему принадлежал первоначальный проект гостиницы) и Николай Шевяков. Одной из основных поправок стала переделка главного зала, планировавшегося для театра, под ресторан. Огромный трехслойный стеклянный купол (или фонарь) над рестораном — дело рук Шухова, а проект самого ресторана создал архитектор Эрихсон. А еще в создании этой «драгоценной шкатулки» — лучше эпитета для «Метрополя» и не придумаешь — принимали участие Врубель, Головин, Андреев, Шехтель, Васнецов, Коровин, Жолтовский, олицетворявшие собой лучшие силы прогрессивного русского искусства и архитектуры. Подряд на изготовление шуховских конструкций выполнял Санкт-Петербургский металлический завод в 1904 году под присмотром автора.
Первые посетители гостиницы «Метрополь», поселившиеся в ее номерах в 1905 году, могли убедиться: мало того что по роскоши, шику и блеску гостиница не имела себе равных, но и среди более чем четырехсот номеров не было ни одного похожего. Такой же неповторимой особенностью «Метрополя» служит витраж на стеклянном потолке, доставляющий незабываемое эстетическое удовольствие гостям ресторана. Это хитрая находка Шухова, делающая ресторан центром всего здания. Сюда ходят если уж не поесть, то во всяком случае посмотреть на потолок. Рассмотреть потолок поближе можно с балконов ресторанного зала. Кстати, так же как и в случае с Пушкинским музеем, стеклянную крышу гостиницы легко чистить.
«Метрополь» — один из самых загадочных проектов Шухова, в смысле восприятия его как целостного произведения. И загадку эту таит стеклянный купол гостиницы, взгляд на который скрывает его трехслойную начинку из стекла и металла. Красиво и снаружи, и внутри. Вы думаете, что, войдя под своды ресторана, увидите небо сквозь прозрачный потолок, а на вас льется поток всех цветов радуги через волшебный фонарь. А все потому, что в каждом новом проекте Шухов превосходил себя прежнего. И причудливо выписанная фраза, украсившая фриз на фасаде, звучит будто про него. Эта сокращенная цитата из Ницше — обретшего тогда необычайную популярность философа — в своей полноте звучит так: «Скверно! Опять старая история! Окончив постройку дома, замечаешь, что при этом научился кое-чему, что следовало знать, приступая к постройке. Вечное, печальное «слишком поздно»». В 1990-е годы была проведена реконструкция гостиницы, итоги которой до сих пор вызывают немало вопросов.
Работа Шухова с архитекторами, придерживавшимися порой диаметрально противоположных направлений в зодчестве, — Клейном, Шехтелем, Померанцевым, Кекушевым, Щусевым, — характеризует не только его новаторский талант, но и большой художественный вкус, позволяющий вписать свой вклад в общее произведение, не нарушив единого замысла. Ни разу никто не упрекнул Шухова в несовпадении его инженерных решений с замыслом архитектора, будь то самые разные по предназначению здания — Высшие женские курсы на Малой Пироговской улице (1912, архитектор Сергей Соловьев), операционный зал Главного почтамта на Мясницкой (1907–1912, архитекторы Леонид Новиков, Оскар Мунц, при участии братьев Весниных), картинная галерея для Московского училища живописи, ваяния и зодчества (1913, архитектор Николай Курдюков), покрытия банка Полякова на Кузнецком Мосту (1898, архитектор Семен Эйбушитц — еще одна фирменная «штука» Шухова: снаружи тяжеловесный угловой дом-чемодан, а внутри вдруг… легкий остекленный операционный зал), перекрытия и конструкции депо Миусского (1908) и Замоскворецкого (1909) трамвайных парков, Центральная электрическая станция городского трамвая (1907), Московский газовый завод (1913) и многие другие. Длинен перечень и промышленных построек инженера Шухова в Москве — заводов, фабрик, котельных, мастерских, резервуаров. Всего и не перечислишь…
А из девяти московских вокзалов Шухов проектировал конструкции для трех: Брестского (ныне Белорусский), Брянского (ныне Киевский) и Казанского. И ведь что обращает на себя внимание: все вокзалы разные, по-своему отражают и стиль архитектора, и пожелания заказчика, и протяженность железной дороги, которую они обозначали. И везде шуховские конструкции оказались незаменимы. Внедряя свои новаторские идеи на железной дороге, Владимир Григорьевич выступал еще и как потенциальный потребитель, ибо ездил он в поездах часто и в самые отдаленные концы империи. И кому как не ему было знать о существовавших неудобствах в обслуживании пассажиров. Вот взять хотя бы Белорусский вокзал, на месте которого когда-то стоял небольшой Смоленский. С увеличением протяженности Московско-Брестской железной дороги (образованной при слиянии Московско-Смоленской и Смоленско-Брестской железных дорог) на запад Российской империи число городов, до которых можно было по ней доехать, непрерывно увеличивалось, как рос и пассажиропоток. Но порядки на железной дороге мало отвечали требованиям времени. Так, на вокзале кондуктор (то есть проводник) запускал пассажиров в свой вагон за 15 минут до отправления, и если пассажир опаздывал и приходил, например, минуты за три до отбытия, то кондуктор мог его не пустить. Так как платформ отправления было чрезвычайно мало, то пригородные поезда нередко брались штурмом. И как только состав подавался под посадку, то буквально за 5—10 минут он переполнялся (картина знакомая, не правда ли?). Значит, требовалось увеличение количества платформ до такого числа, чтобы отправление и посадка пассажиров проходили бесперебойно и максимально комфортно. Кроме того, ожидающим поезда пассажирам на платформах требовалась и крыша над головой, которой часто не было.
