А ведь все так хорошо начиналось…

— Как там девушки? — спросил его граф, уходя от темы их табачной несовместимости. — Сильно злобствуют? — И вдруг даже потеплел как-то: — Ты уж прости, что бросил тебя им на растерзание. Знаю, приятного мало!

Даррена тронула мягкость этого тона — он невольно смутился. Обычно граф говорил совсем по-другому…

— Да нет, сэр, — поспешил он уверить работодателя, — все прошло очень терпимо. Девушки были рады оказаться на Скае!

— Еще бы, — хмыкнул мужчина. — А прогулке под ливнем они тоже обрадовались иль как?

— Ну, — Даррен замялся, — мы полагали, что нас встретят на берегу…

— Да-да, ясное дело, они полагали, — оборвал его граф желчным тоном, — но я не звал их на остров и потакать всем капризам отнюдь не намерен. Алчные профурсетки! Пусть поймут это с первого дня… и едут обратно, если им вздумается. Скатертью, как говорится, дорожка!

Даррен теперь убедился, что граф сделал это намеренно, оставил их в одиночестве на берегу.

— Так вы нарочно не отправили слуг встретить нас? — очень тактично, как ему показалось, спросил он.

И граф вскинул взгляд, устремленный на пламя в камине, на нового секретаря.

— Конечно, нарочно. Разве я это скрываю? — И пояснил: — Чем быстрее они возненавидят меня, тем скорее сбегут. Мне ни к чему женщины в доме!

— Но, сэр, вы сами их пригласили, разве нет?

— Как ты мог даже подумать такое?! — возмутился мужчина. — Их отправил мой дед — ему, видите ли, приспичило женить меня поскорее — а я не мог отказать.

— Почему? Разве вы не сказали ему, что не намерены вступать в брак? К тому же, обнадеживать этих мисс, когда все равно не желаете…

Граф Дерби так пристально посмотрел на говорившего, что тот невольно осекся и стушевался. Граф вообще был мастак по части весьма говорящих, убийственных взглядов, и этот, насмешливо-грозный, как будто бы придавил Спенсера к полу.

— Много ли ты понимаешь, малец? — произнес он, схватившись за трубку, но, верно, припомнив, почему ее отложил, с раздражением выпустил. — Скажем так, мне пришлось принять этих гостий… Но, видит бог, я вовсе не обещал, что их пребывание здесь будет безоблачной сказкой! И ты, Спенсер, коли хочешь добиться этой работы, начнешь с того, что избавишь меня от посягательств этих маленьких фурий!

— Но, сэр, я полагал, что стану помогать вам в делах…

— Избавиться от этих девиц — мое первостепенное дело сейчас, — сказал, как отрезал, граф Дерби. — Справишься — должность твоя, нет… Пеняй на себя.

Даррен внутренне возмутился: «Он, что же, вынужден сделаться нянькой трех великовозрастных мисс?!» Он не на это рассчитывал.

— Вообще-то, сэр, — решил он поставить в известность работодателя, — одна из невест уплыла на той же лодке, с которой приплыла.

На слове «невест» лицо графа скривилось, как при мучительном флюсе.

— Спенсер, они не невесты, а охотницы за состоянием, — поправил его граф. — А коли одной стало меньше, тем лучше. — И он осведомился с легкой улыбкой: — Отчего эта мисс проявила вдруг такое похвальное благоразумие?

— Она испугалась, сэр.

— Чего же? Неужели меня? — граф явно наслаждался самой мыслью об этом.

— Не вас, сэр, скорее этого острова и того, что на нем происходит. — Граф вскинул брови, как бы недоумевая, о чем идет речь, и Даррен ему объяснил: — Исчезновения, сэр. Рыбак рассказал, что на острове пропадают… и пропали уже многие люди.

Граф, если что-то и знал, не выдал себя, лишь усмехнулся:

— Людям свойственно преувеличивать, Спенсер. Пропойца О'Майли сгинул упившимся в океан, другой сбежал, прихватив пару серебряных канделябров и закутил где-нибудь в Эдинбурге, а люди уже напридумывали себе целую сказочку о таинственном острове и его страшном хозяине. Впрочем, — граф улыбнулся, — эти слухи мне даже на руку: отпугивают «акул».

— Сэр?

— Я о той мисс, что сбежала. Разве, по-твоему, эти девушки не акулы? Их отправили заглотить сома пожирнее, и они с радостью согласились.

— У некоторых просто не было выбора, — заступился за девушек Спенсер. — Мисс Амелия Холланд, к примеру, сирота на попечении тетки, которой не терпится сбыть ее с рук. Она с радостью ухватилась за предложение графа Солсбери, тогда как мисс Холланд не горела желанием ехать…

— Это она вам сказала? — Даррен кивнул. — Не верьте. Вообще никогда не верьте женским словам! Вот вам мой добрый совет. Нет существа более лживого и коварного, чем девица на выданье… Она будет такой, какой вы хотите, — доброй, ласковой, скромной, очаровательной — но едва прозвучат церковные колокола, и вы наденете кольцо ей на палец, как она проявит себя, и, будьте уверены, эта новая женщина вам не понравится. Вы решите, что вас обманули, подсунув фальшивку, вместо девицы, в которую вы влюбились, но это по-прежнему будет оно, самое хитрое, изворотливое создание, окрутившее вас ради титула и состояния.

Выдав все это на едином дыхании, граф снова схватился за трубку, метнулся с ней к распахнутому окну и выдохнул в ночь едкие клубы дыма. Даррен остался сидеть, пораженный этой страстной тирадой, и не зная, как на нее реагировать. К счастью, граф и не ждал ничего: ушел в себя на какое-то время, продолжая дымить своей трубкой и подставляя лицо залетавшим в окно каплям дождя.

— Силы небесные, здесь темно, словно в склепе! — воскликнула Эмма Джонстон, едва войдя в первую комнату, обозначенную дворецким, как гостевую. — И этот запах… Что это? Сырость? Когда в последний раз здесь проветривали? До моего рождения, полагаю, — сама же и отозвалась она еще более ворчливым тоном.

— Мамочки, здесь паук на стене! И он преогромный, — донеслось из соседней с ней комнаты голосом Амелии Холланд.

— Бартон, у меня заело щеколду. Помогите поднять эту жуткую раму и впустить в комнату воздух! — присовокупила к общему девичьему хору свой голос Гортензия Хортон.

Старый дворецкий, степенный и в целом совершенно невозмутимый, прошаркал в комнату мисс Гортензии и произнес:

— Боюсь, мисс, вынужден вас огорчить, но окна в Линдфорд-холле не открываются, особенно в дождь и… особенно ночью.

Бойкая мисс даже замерла на секунду, осмысливая эти слова.

— То есть как не открываются? — переспросила она. — Совсем не открываются? Никогда? — И дойдя до единственного посетившего ее объяснения этому странному факту, с беспокойством осведомилась: — Граф болен? Смертельно? Ему противопоказаны свежий воздух и солнечный свет?

Дворецкий чопорно отозвался:

— Могу вас уверить, мисс Хортон, граф абсолютно здоров. Окна же заперты для вашего личного блага!

— Не понимаю, в чем это может быть благом: я задыхаюсь в этой сырой, темной комнате. Велите лакею помочь мне с задвижкой! Сами вы, как я вижу, не слишком-то расторопны, да и силенок не хватит. — Собеседница одарила дворецкого уничижающим взглядом.

Тот, впрочем, не дрогнул:

— Для надежности окна забиты гвоздями, и задвижка вам вряд ли поможет, — произнес Бартон в своей привычной, невозмутимой манере. — А лакеев у нас в доме нет.

И мисс Холланд, вошедшая в комнату и стоявшая, как оказалось, у него за спиной, в сердцах выдохнула:

— Но почему? Что за дикая блажь забивать окна гвоздями?

— Не блажь, мисс Амелия, — скорее необходимость. На острове обитают очень опасные виды летучих мышей, укус которых, крайне болезненный, вызывает впоследствии сильную лихорадку. Чтобы обезопасить себя и гостей от подобной безрадостной перспективы, граф и велел закрепить оконные рамы гвоздями…

— Но разве щеколды для этого мало?

— Бывало так, мисс Амелия, что забывчивые, а порой просто беспечные посетители Ская отпирали ночью окно, а потом… Понимаете сами.

Лица трех девушек, окружавших невозмутимого Бартона, чьи слова очень хотелось бы воспринять простой шуткой, выражали крайнюю степень задумчивости и страха.

В конце концов, мисс Эмма Джонстон дернула головой:

— Дичь какая-то, — провозгласила она. — Все в этом доме какая-то дичь! Начиная с этих окон и заканчивая… — «Хозяином», хотела добавить она, но вовремя прикусила язык, так как в коридоре прозвучали шаги, и мелькнула крохотная надежда, что это был сам граф Дерби.