Сохранила свою красоту ценой собственной бестелесности: морщины и увядание ей теперь не грозят, но есть ли смысл в подобном существовании, как у нее? Эмилия сомневалась. Да и графиня не фонтанировала восторгом, желая вернуться в бренное тело любой ценой… Вот только получится ли. О результатах исследований графа Дерби в данной области она тоже не успела спросить…

Сидела запертой, словно преступница, а между тем настоящий преступник, возможно, готовил новый удар. И как им предотвратить его, одному богу известно…

— Чем заняты, мистер Спенсер? — Голос над головой прервал размышления девушки.

Сердце дернулось, заухало громче… Она схватилась за грудь.

— Вы напугали меня, леди Дерби.

Призрак, проплыв над ее головой, повеял в лицо морозной прохладой. Вспышкой подумалось о сугробах белого снега, девственно-чистых, нетронутых, об усыпанных золотом елях, уснувших под своим пуховым одеялом… О тишине, царственной умиротворенности зимнего леса, от которого так и веет вечным покоем.

— Мне казалось, бесстрашного Даррена Спенсера невозможно ничем испугать, — прозвенел колокольчиком чуть насмешливый голосок. — Нынче в библиотеке вы были чрезвычайно поражены, но не испуганы, нет. Вы как будто и вовсе не знаете этого чувства!

Мисс Хартли смутили эти слова — она отнюдь не считала себя бесстрашной — но ответила просто:

— Вы переоцениваете меня. — И осведомилась: — Что происходит в доме? Инспектор ищет мисс Хортон?

— Ее отправился искать Эдвард. Они с Бартоном думают, что бедняжка могла заблудиться в долине или лесу, но я в это не верю.

«Конечно, если вы сами что-то сделали с ней».

— Тогда где же она?

Женщина-призрак одарила ее сизо-расплывчатым взглядом, похожим на полог тумана, повисшего над рекой.

И как будто пожала плечами:

— Понятия не имею. В этот раз, клянусь своим телом, я не причастна к исчезновению этой девицы. — Добавила: — Стоило вам рухнуть с лестницы, как я сразу скользнула сквозь стену и воротилась к себе. Знала, супруг будет зол, если вы сломаете шею… И подумала затаиться. — Графиня скользнула вниз, на ковер, прошлась вдоль кровати, касаясь невесомыми пальцами покрывала. — Знаете, он ведь очень вас ценит, — продолжала совсем другим тоном. — Нет-нет, не возражайте, из скромности вы, конечно, не согласитесь со мной, но мне-то виднее. Я знаю мужа: он мало с кем близко сходится, в душу почти никого не пускает. Даже меня не пустил, — то ли оскалилась, то ли улыбнулась она. — Но вы для него кто-то особенный, Спенсер. — Ледяная ладонь скользнула по щеке притихшей Эмилии, заставив поежиться. — Вы для него… почти друг. Если не больше…

Мисс Хартли сглотнула бы, не заморозь присутствие и слова леди Дерби не только дыхание внутри ее грудной клетки, но и все жидкости в теле. Касание призрачных пальцев превращало живую плоть в лед… Казалось, толкни ее хорошенько, и Эмили Хартли рассыплется на куски, разлетится осколками льда. Не собрать…

Боялась ли она призрачной леди?

Определенно.

— Вы знаете, Спенсер, над островом назревает гроза. — Леди Дерби подплыла к окну и так, словно видела сквозь закрытые ставни (возможно, она действительно видела через них), глядела в плотное дерево, продолжая свой монолог: — Я ощущаю, как пузатые тучи, наполненные водой, ползут с океана. Неповоротливые и злые, они жаждут пролиться над Скаем потоками ледяной, колючей воды… И я хотела бы ее ощутить. Эту воду на собственном теле, эти колючие капли, сбегающие за шиворот и бегущие по ногам, эти холод, промозглость и ломоту во всем теле. Но я давно ничего не ощущаю… — Женщина обернулась, глядя на Спенсера, но как бы мимо него. Казалось, там, в своих мыслях, она снова была юной девушкой, у которой вся жизнь впереди. Там она все еще ощущала…

— Совсем ничего? — очень тихо спросила мисс Хартли.

— Ничего, кроме страстной надежды снова стать человеком, — отозвалась графиня с грустной улыбкой. — И покалываний в кончиках пальцев, когда мое тело слегка уплотнившись, позволяет касаться определенных вещей. — И заметив недоумение Спенсера, пояснила: — Я почти абсолютно прозрачна на новорожденный месяц, но обретаю тем более четкие очертания, чем крупнее он нарастает, и в полнолуние я заметней всего. В полнолуние я почти осязаема! Как сейчас… Полнолуние уже скоро, — вздохнула она.

В этот момент в коридоре раздались шаги и в замочной скважине щелкнул ключ. Перед мисс Хартли предстал Оуэн Галлахер с подносом в руках.

— Я подумал, вы голодны, мистер Спенсер, — произнес он весьма дружелюбно. — И возможно, желаете снова поговорить.

Говорить Эмили не хотелось, а вот есть — даже очень.

— Благодарю вас, инспектор, — сказала она. — Я действительно очень голоден, а добавить мне, к сожалению, нечего.

Она подхватила с подноса сэндвич с тунцом и, впившись в него зубами, порадовалась внезапно яркости его вкуса, который могла ощущать.

Амелия волновалась, да так, что руки тряслись. Виданное ли дело, пойти поперек блюстителя власти! И самого графа Дерби. А она в кой-то веке пошла — и все ради Даррена Спенсера.

Ради ни в чем невиновного человека!

Ладони вспотели, ключ едва не вывалился из рук. Она с трудом переборола нервный тремор, и отпертая дверь спальни тихонько скрипнула отворяясь.

— Мистер Спенсер, — позвала она. — Это я, Амелия Холланд.

— Амелия? — Внутри догорал огарок свечи, и в ее бледном, призрачном свете молодой секретарь показался девушке сильно осунувшимся, больным. Так что сердцу ее сделалось тесно среди жестких пластин затянутого корсета. — Что вы здесь делаете? И как… откуда у вас ключ от комнаты?

Девушка покраснела, хлопнув ресницами-крыльями, что тенями залегли на ее покрасневших щеках.

— Я услышала как-то от поваренка, что ключи от всех комнат хранятся у мистера Бартона. В том числе дубликаты. И я, — взволнованный вдох, — раздобыла необходимый.

— Вы сделали это ради меня? — удивился молодой человек. — Но почему?

Ох, Амелии стало так жарко, словно вся ее кровь превратилась в потоки расплавленной магмы и побежала под кожей, испепеляя ее.

— Я… вы знаете, мистер Спенсер, — пролепетала она, подаваясь вперед. — Вы знаете почему, мистер Спенсер. — И вдруг ткнулась губами в его сжатые губы. Именно ткнулась, как сделал бы это еще незрячий щенок: закрыв глаза и действуя наугад.

Губы Спенсера были нежными, как ей и мечталось, но слишком сжатыми, чтобы действительно их оценить. Он оказался таким благородным, что не воспользовался моментом: только слегка отодвинул ее, взяв за плечи, и произнес:

— Мисс Холланд… хмм, я очень польщен вашим признанием… хмм. Но, право слово, я совсем его недостоин! Тем более в сложившихся обстоятельствах…

— Не надо, не продолжайте, — оборвала его осмелевшая девушка. — Не желаю слышать ни слова о том, что вы виновны… Я знаю… я абсолютно уверена, вы не трогали Робба Маккинни! — заявила она с такой явной горячностью, что воздух в комнате загустел от избытка эмоций. — К тому же я знаю, кто действительно стоит за всем этим.

Как Амелия и ожидала, Даррен Спенсер, пораженный ее заявлением, выдохнул глухо:

— И кто же?

Ну хорошо, она ожидала чуть больше радостной экзальтации, больше восторга, а секретарь как будто боялся услышать ответ. Странный какой, никак ее поцелуй сделал его чуточку глупым! От любви такое бывает.

— Любовница графа, — сказала она, покосившись на дверь, которую, к счастью, прикрыла. — Я подслушала их с Бартоном разговор. Он опасался, что исчезновение Гортензии Хортон ее рук дело… — Краткая паузу и не менее горячо: — Это значит, она очень ревнивая, понимаете, мистер Спенсер? Очень ревнивая и готова на все. Возможно, те платья в комнате графа — ее, а не умершей графини, как мы было подумали. Вот этой женщине и не понравилось, что один из ее любимых нарядов отдали, пусть и на время, Гортензии: время пришло, и она отомстила. А повар… не удивлюсь, если его тоже убила она. Мало ли что между ними случилось!