— Мистер Спенсер! — окликнули ее сзади, и она припустила быстрей. — Даррен, пожалуйста, просто поговорим.

Даррен?! Ну и слепец. Мисс Хартли запустила в рот палец и выскребла изменитель.

А после стремительно обернулась…

Она обернулась, глядя на графа, стоявшего в трех шагах позади. Глядела, онемев от… презрения? Ненависти? Глубочайшего разочарования? Ей хотелось бы ощутить это все, но больнее всего жалили собственная доверчивость и наивность.

— Послушайте, Даррен, у вас богатое воображение и вы крайне… чувствительный молодой человек, но то, что вы сказали сейчас… То, что… Давайте поговорим.

Взволнованный граф уже не казался мраморной статуей, выглядел человечнее, привлекательней. Даже прядь, упавшая на глаза, словно нарочно смягчала черты… А ослабленный узел платка, обычно идеально завязанный, отчего-то казался забралом, опущенным вниз. Словно граф снял доспехи. Открылся ей…

Как же. На эту уловку она не поймается… Больше нет.

И Эмилия, не сказав ни единого слова, припустила по лестнице вниз — прочь из дома — казалось, не касалась ногами ступеней, не дышала, вообще не была. Может быть, и сама стала призраком? И выскочит через стену в манящий красками сад, подальше от серого марева этого дома, и растворится в воздухе Ская белым облаком…

— Спенсер, да постойте вы, наконец! Прошу вас.

Эмилия прибавила шаг — приоткрытая дверь манила свободой. Вот ее призрачный шанс вырваться прочь! Призрачный? Почему она так подумала?! Испугавшись трех слогов обычного слова, через два быстрых удара клокотавшего в груди сердца, она оказалась внизу, в непосредственной близости от двери…

— Спенсер, давайте поговорим!

Голос графа подстегивал плеткой, и бежать хотелось только быстрее. Ему, как бы он ни старался, не удалось бы настичь человека, превратившегося в один устремленный прочь нерв, но тут случилось невероятное: входная дверь захлопнулась перед самым носом Эмилии, и она почти припечаталась в нее носом, лишь чудом успев остановиться.

В тот же момент руки графа схватили ее со спины, поворачивая к себе.

— Что за ребячество, Спенсер? Давайте поговорим, как взрослые люди, — произнес он бархатным тоном с нотками раздражения на изломе.

И встряхнул ее, как тряпичную куклу.

Несильно, но мозги встали на место. Почти. Все-таки думала она в тот момент не головой — раскаленным до красна сердцем, прожигающим ребра при каждом ударе.

Вот теперь ей бы точно не помешала бочка с водой…

Утопиться в ней — и дело с концом.

— Ну, чего вы молчите? — снова встряхнул ее граф. — Только что в комнате вы были поразговорчивей.

Эмилия сжала в ладони свой изменитель: раскрывать себя неожиданно расхотелось. Не это сейчас самое главное — дело в другом…

— Да отвечайте вы уже, Спенсер! — не выдержал граф. — Скажите хоть слово.

Мисс Хартли дернула головой и все так же, глядя под ноги, вздохнула.

— Ну хорошо, тогда скажу я, — процедил граф и потащил ее через холл к ближайшей двери.

Та, как показалось испугавшейся девушке, в этот раз открылась сама… Волшебство?! Совпадение? Примерещилось от испуга?

Конечно, третье, вряд ли первое… или второе.

А Эдвард Дерби, продолжая удерживать ее руки (наверное, просто забыл, что держит ее), заговорил другим тоном:

— Спенсер, я понимаю, вы молоды, вспыльчивы, склонны к резким суждениям и не менее скоропалительным выводам, но то… что вы сказали мне в комнате, там, наверху, то… что вы там сказали… — казалось, граф не решался те слова повторить. — Это все просто безудержная фантазия разыгравшихся нервов. Это…

Он мучительно подбирал правильные слова, когда оба услышали:

— Почему бы нам не сказать ему правду? Мистер Спенсер ее заслужил.

Голос женский. Тот самый, что и в лаборатории графа, когда Эмилия подслушивала за дверью. Нынче вкрадчивый, дружелюбный… Но какой-то потусторонний. Прошлой ночью на лестнице… призрак графини говорил с ней именно так. Вкрадчиво-дружелюбно…

Девушка обернулась.

Над креслом в самом углу зависла призрачная фигура. Сотканная из белого облака и тумана, она чуть серебрилась в свете погожего дня, проникавшего сквозь окно… И колыхалась словно от сквозняка.

— Какого черта, Розалин?! — выругался мужчина, едва опомнившись от случившегося. — Какого черта ты здесь творишь?

— Не ругайся, — одернула его женщина-призрак. — Что за вульгарщина. Прежде ты себя так не вел!

— Прежде многое было иначе… — процедил тот в ответ.

Призрак дрогнул сильнее, подплыл ближе.

— Может, отпустишь уже бедного… мальчика? — полупрозрачные губы растянулись в улыбке. — Вцепился в него, запугал почем зря… Посмотри, какой бледный он стал. Какой… миленький! — Тонкие пальцы с острыми ноготками потянулись к щеке остолбеневшей мисс Хартли и слегка корябнули ее. Она ощутила морозный укол. И поежилась.

Пальцы графа разжались, он выпустил плечи секретаря и отступил, казалось, совершенно раздавленный. Запустил пальцы в волосы и растрепал их в сильном волнении… На Эмилию не смотрел.

Значит, она оказалась права?!

Значит…

— Я — жена этого чурбана, — представилась, между тем, призрачная фигура, обращаясь к секретарю. — Графиня Дерби, если ты еще не догадался. Но ты догадался… — кивнула она, констатируя факт. — Я слышала в нашей комнате.

— В МОЕЙ комнате, — как-то по-детски, словно ведя один и тот же, надоевший до оскомины спор возразил женщине Дерби.

— В НАШЕЙ, — не отступилась она. — Какой бы… призрачной, бестелесной я ни была, я все-таки еще леди Дерби, а ты мой супруг. И в той комнате МОИ вещи!

— Которые не нужны тебе больше.

— Временно не нужны, — опять поправила его собеседница. — Я не останусь мертвой всегда! — И она обратилась к молча взиравшему на перепалку супругов секретарю: — Спенсер, скажите этому чурбану, что обращаться по-хамски с родною женой — верх неприличия. Он, кажется, полагает, что, лишившись бренного тела, я лишилась и своей личности… Только это не так. Я все еще здесь, и я не намерена позволять оскорблять себя!

Граф молча покачал головой. Молчала и девушка… Что ей следовало ответить? Озябшие мысли снежинками запорошили мозг, вьюгой прошлись по примерзшему к нёбу кончику языка — сковали льдинками сердце.

Ее зазнобило в ледяной комнате, клацнули зубы. Она толком не понимала: этот холод идет изнутри или льнёт к ней снаружи.

— Мистер Спенсер… — позвал ее граф. — Я понимаю, как это выглядит… Вы шокированы, испуганы…

— Он не испуган, — опять возразила графиня. — Мистер Спенсер слишком разумен для этого! Он просто замерз. — И приказала: — Дай ему плед. Позаботься уже о бедняжке! — Граф послушно взял плед и укутал девушке плечи. А привидение продолжало: — Сама я не чувствую холода по понятным причинам, но других замораживаю. Что факт. А еще с меня сыплется пыль, что, признаться, всегда меня веселило: донимать бедных горничных было приятно. Они бегали с тряпками, ошалевшие как болонки… Жаль, теперь ни одной не осталось. Эдвард почти всех прогнал…

— Прогнал? — холодно осведомился мужчина.

Призрак плавно описал вокруг него круг и плечами пожал.

— Не цепляйся к словам, дорогой. Суть все та же: слуг не осталось, и я изнываю от скуки. Хорошо хоть тебе прислали невест — с ними сделалось веселей.

Под прикрытием пледа, в который граф укутал ее, Эмилия незаметно вернула в рот изменитель и выстрелила вопросом:

— Так это вы донимали мисс Хортон стуком в оконную раму?

— Я, конечно, — не стала отнекиваться полупрозрачная леди. — Вы сами слышали меня прошлой ночью. — Она улыбнулась довольной улыбкой. — Вышло забавно, не так ли? Эта Хортон тряслась, как осиновый лист, но вы меня удивили: не думала, что решитесь выйти из дома. Эдвард, душка, вас так запугал! Он мастер придумывать всякие ужасы… — Мастер по ужасам свел брови на переносице, но промолчал. — Ему не нравится ситуация, в которой мы оказались, — прокомментировала графиня, — он полагает, мне в радость торчать в Линдфорд-холле вот этим. — Она шевельнулась, расплываясь по воздуху, словно дымок над чайным стаканом. — А мне до оскомины скучно. К тому же, как бы там ни было, я немного ревную Эдварда к этим девицам, — доверительно поведало привидение. — Особенно к Хортон… Подумайте сами, он отдал ЕЙ МОЁ платье!