– А это здесь причем? Типа он ненавидит весь женский род или что? – осторожно уточнил Мерч.

– Я не знаю. Я все детство задавался вопросом, почему я был обделен материнским вниманием? Почему он не мог найти женщину, жениться на ней и родить детей? Зачем он пошел таким сложным путем: нашел суррогатную женщину, воспользовался ЭКО? В тот день я получил все ответы на свои вопросы. Женщины его не привлекали, но детей он хотел. Он хотел однополых близнецов. Близнецов-мальчиков… Но врачи как обычно обосрались и родились мы: Я и Кристина.

– Но если он так не хотел девочку, почему не оборвал беременность? – осторожно спросил Мерч.

– Когда впервые сделали узи, на котором подтвердили пол, он уже всем торжественно заявил, что станет обладателем двух детишек. Мы развивались без патологий, так что было уже поздновато сдавать назад.

– И что было дальше? Кристина рассказала кому-то еще, кроме тебя?

– Конечно, нет. Она и не собиралась. Но в любом случае от меня бы не стала это скрывать. Между нами была та самая крепкая связь близнецов. Мы никогда и ничего не утаивали друг от друга. Отец бесился, но ничего не мог сделать с этой ситуацией. Он понимал, что виноват сам и винить тринадцатилетнюю девчонку просто нелепо. Он никогда не бил ее и не обижал, но и отцовской любви не выказывал. Он хотел скорее избавиться от нее, вырастив из нее благородную даму и сплавить какому-нибудь офицеру.

Я помолчал, набирая воздуха.

– Во всем этом я нашел определенную выгоду. Не то, чтобы я его собирался шантажировать. Я уважал отца, считал, что и люблю, но иногда он был слишком невыносим и требовал слишком многое. Но вся эта ситуация дала нам шанс воспользоваться поблажками из-за его незапланированного каминг-аута. Я поставил ему условие, что продолжу его поприще и пойду служить, как он и хотел, только в том случае, если он оставит Криси в покое. Позволит ей жить своей жизнью и быть с тем, с кем она захочет сама. Ну, и попросил приглядывать за ней. И у него не было выбора, так как в противовес я пригрозил ему разоблачением, а больше нас он всегда любил только свои погоны. Я выторговал у него свободу для нее и в восемнадцать меня призвали на срочную службу. Уже по возвращении пошел по контракту. Мы сошлись на мнении, что если втянусь, то пойду и дальше в этом направлении. И на самом деле мне нравилось. Я действительно думал о продлении контракта. А когда вернулся домой после последнего задания в отпуск, узнал, что ее убили, и он даже не посчитал нужным мне об этом сказать, потому что знал, что я сорвусь с любого места, даже без разрешения. Это было бы равносильно дезертирству, что в последствие, могло дойти до трибунала. Это же такое клеймо на его родословной, – хмыкнул невесело я. – Единственный сын и трибунал… А то, что жестоко убили его единственную дочь, так ему наоборот, сыграло на руку. Избавился, как и хотел.

– Дерьмово, – все, что смог выдать Карамеля.

Мы выкурили еще по одной сигарете, и, решив, что эту тему стоит оставить, направились в зал. Поднимаясь по лестнице, Тим шутливо спросил:

– Опиши ее?

– Кого?

– Влюбленность. Что чувствуешь?

Я закатил глаза, зная, что они опять начнут стебаться. Неужели у меня на лице видно, что Алина мне безумно нравилась?

– Как будто обосрался, – заметил их удивленные лица. – Все об этом знают, но только я чувствую это тепло, – они громко заржали.

В зале Карамеля сразу затерялся, и я, вырвав момент, спросил у Мерча:

– Если он гребаных хакер и все про всех знает, как так получилось, что он не в курсе о чувствах Туськи и истинной причине ваших шашней? – тихо спросил у друга.

– Много лет назад мы взяли с него обещание, что он никогда не будет за нами следить. Как видишь, он держит свое слово, – ответил тот.

Это многое объясняло.

Мы вновь сидели за столом всей толпой. Я крепко сжимал Алинино колено, а она так привычно положила мне ладонь на запястье. Ребята о чем-то весело шутили. Макс громко припирался с Никой:

– У меня были важные дела! – нахмурилась она.

– Это какие же?

– Маникюр!

– Ну, конечно. Вдруг конец света, а у тебя гель-лак отросший, не хорошо это… – спорил он с ней. – … для встречи с дьяволом.

– Ты маленький засранец, – цокнула она на него и швырнула салфеткой.

– Не такой уж и маленький, – засмеялся он. – Не припомню, что бы ты жаловалась!

Ого! Вот это заявочки!

Под их стычку к нам подошел фотограф с полароидом, предлагая сделать быстрое фото для парочек.

Я сразу потянул Алинку в сторону какой-то фото-зоны. Встал позади нее, обнимая за талию. Смотрел на нее, и в тот момент, когда она громко засмеялась над очередной шуткой близнецов, заметил вспышку. Парень отдал нам фото, и я еще несколько минут пялился на гладкую бумажку.

Я не соврал парням. Судя по моей блаженной морде на фото, я капитально так «обосрался». По самые уши.

Спрятал фото в пиджак, возвращаясь к столику.

Шутки вновь лились рекой, но вскоре наше веселье прервал до боли знакомый голос:

– Здравствуй, сын.

Я, конечно, надеялся, что отмаза Меркулова сработает, и отец больше не станет искать меня, но откровенно говоря, это было глупо с моей стороны.

– Привет, отец, – повернулся, окидывая взглядом его парадную форму. Даже на свадьбу он приперся в своих погонах.

– Я звонил тебе несколько раз, ты не брал трубку, – начал он давить с лету.

Ребята все притихли, так как этот мужик явно умел нагнать страху только своим видом и голосом. Со мной это уже не работало.

– Не было времени, – крепче сжал колено Алины. Это успокаивало. Взял стакан с соком, отпивая. Хотелось, чтобы он быстрее свалил.

– Для всякой ерунды ты его находишь, а поговорить минуту с отцом времени не нашлось?

Он так и не понял, почему я был зол на него. Но больше всего он не понимал, почему я так разозлился, что мне не сообщили о смерти сестры. Ведь по его мнению, все равно бы ее это уже не вернуло.

– Да, – не стал спорить с ним.

Напряжение за столиком повисло настолько плотное, что до него можно было дотронуться.

– Я смотрю, твоя тяга к бесполезным и бракованным игрушкам так и не прошла?

Алина дернулась, словно он ударил ее не словами, а рукой. Я почувствовал, как она затряслась, а ребята вокруг ошарашенно распахнули глаза. Никто не ожидал такого. Даже я.

– Пасть. Свою. Закрой, – повернулся вновь к нему вновь, отвечая медленно, но при этом вкладывая в слова всю злость и впервые ненависть к нему.

Хотелось в хлам разбить его лицо. Но я знал, не здесь и не сейчас. Портить ребятам праздник я не хотел. Да и привлекать лишнего внимания к себе не стоит. Думаю, мы еще успеем с ним пообщаться при других обстоятельствах.

– Не смей разговаривать так со мной, – начал закипать он. – Я твоя отец!

– Поверь, теперь я об этом жалею как никогда, – отодвинулся на стуле так резко, что ножки его заскрипели по полу. Подхватил Алину за талию, которая хлопала потерянно глазами, и потянул ее за собой со словами:

– Пойдем, потанцуем, а то здесь тухлятиной засмердело!

Играла медленная музыка. Я прижал дрожащее тело, сам закидывая ее ладони себе на плечи, обнимая крепко-крепко.

– Алина, не принимай его слова на свой счет. Он ненавидит всех женщин, и если у тебя нет члена, то ты автоматом можешь быть пригодна только для продолжения рода, – я не пытался танцевать, мы просто стояли среди пар, и я жадно смотрел на нее.

Она была так потрясена и расстроена его словами, что мне хотелось вернуться и разбить в мясо его морду. 

– Я ведь и правда, бракованная.

– Не смей так даже думать! – тряхнул ее, пытаясь привести в чувство. – Алина, посмотри на меня, – сказал, понимая, как это глупо звучит. – Посмотри на меня так, как ты это умеешь, – потребовал, спустя мгновение почувствовав, как она ладошкой прикоснулась к моей щеке. Я рефлексом потерся об нее, как большой кот. Я ведь им и был. Барс – мое прошлое.