Мне очень хотелось познакомиться в жизни с Анонимом. После стольких разговоров Леши о их компании, мне было интересно, смогу ли я в толпе безошибочно определить Анонима. Печалило то, что как только история с Леоном закончится, из моей жизни уйдут и ребята.

Все троя…

А я этого не хотела.

Если не касаться груди и не делать резких движений, рана почти не беспокоила, а вот ринимать душ было достаточно проблематично. Леша строго настрого запретил мочить рану, поэтому приходилось идти на хитрости. Все, что ниже груди, я спокойно мылила и смывала под душем, а вот с верхней частью тела приходилось быть аккуратнее, поэтому я обтиралась несколько раз влажным полотенцем, избегая попадания влаги на пластырь.

Волосы я завязала в хвост еще перед водными процедурами. Натянула спортивные штаны, и зависла, не зная, как поступить дальше.

За дверью ванной меня ждал Антон, чтобы выполнить указания Алексея, который достаточно жестко сказал, что если мы будем себя вести как дети, то он приедет и надерет нам задницы. Я очень хотела, чтобы он приехал, но… Он до этого столько раз говорил, что у него много важных дел, поэтому я молча согласилась с ним.

А вот справиться сама я бы не смогла.

И сейчас мне был жутко неловко. И совсем не так «неловко», как перед Лешей. Меркулов тоже несколько раз менял мне пластырь, но я не нервничала, как сейчас. Ведь Алексей воспринимался мной как… как врач.

Хватит! Нашла из-за чего переживать.

Леша сам сказал, что Антон уже все видел. Да и было бы, что видеть. В интернате меня называли плоской доской и, собственно, говорили правду. Уж как-нибудь справлюсь со своей неловкостью. И плоскостью.

Набрала побольше воздуха в легкие и вышла из ванны, встречаясь с таким знакомым запахом и чувствуя снова обжигающий взгляд на себе.

– Я готова, – произнесла и встала посередине комнаты.

– Нужно будет снять старый пластырь, нанести две мази и наклеить новый, – пояснил Антон, хотя я итак знала процедуру.

Голос его был размеренным, медленным и тягучим. Впрочем, как всегда. Парень не нервничал, в отличие от меня. Впрочем, он никогда не нервничал. Только в тот раз, когда извинялся передо мной, но там он скорее боялся, что я не прощу его. Он боялся этого и вчера, и сегодня, и будет бояться этого и завтра.

Мне нравилось в нем то, что он отвечал за свои поступки и признавал их неправильными, если они таковыми были. Но он точно никогда не нервничал.

– Мне задрать футболку? – уточнила у него, не зная, куда себя деть.

– Я думаю, что лучше будет, если ты ее снимешь.

Шрам был четко между грудей, и футболка определенно мешает.

– Хорошо, – ответила и отвернулась от него, медленно стягивая ткань, чувствуя, как невидимые волоски на спине встали дыбом от его взгляда.

Опустила обе ладони на свою грудь так, чтобы все было прикрыто, но в то же время был открыт доступ к ране.

Набралась смелости и повернулась к нему лицом. Мурашки от шеи побежали медленно вниз и застряли в районе живота.

– Садись в кресло, – попросил он, а я не стала спорить. Села в то самое кресло, в котором часто сидел Антон возле моей кровати, пока рядом со мной развалившись звездой, валялся Меркулов. Выпрямила спину, но руки так и не опустила.

Послышалась возня, а потом приближающие шаги ко мне.

Запах и звук его дыхания стали более четкими. Он был близко. Слишком.

Запах приятный. Как и всегда. Дыхание медленное. Ровное.

Он опустился на колени передо мной и аккуратно развел мои ноги в стороны.

Матерь Божья!

– Больно, когда снимаешь пластырь? – спросил, и его голос прозвучал совсем рядом.

Шею и лицо обдало горячим дыханием. Грудь тоже.

– Немного, – пыталась держать голос ровным.

Вся ситуация была очень странной. Я не понимала, отчего так сильно нервничала.

– У меня нет опыта в подобном, но я постараюсь сделать все аккуратно. Если будет больно, пожалуйста, скажи. Не нужно терпеть.

Я кивнула согласно, чувствуя, что он пялится на меня в упор. Услышала, как он сделал коленом шаг вперед и почти прижался торсом к моим разведенным ногам. Я могла потрогать напряжение, скопившееся вокруг нас, а в следующую секунду я почувствовала обжигающие пальцы возле груди. От неожиданности чуть не опустила руки вниз, но вовремя опомнилась.

Он аккуратно провел подушечкой пальца вдоль пластыря по моей коже и это было… это было необычно и горячо. А потом он подцепил кончик и чуть потянул его. Липкая часть пластыря не касалась открытой раны, но все равно не очень было приятно каждый раз его отдирать.

– Больно? – остановился он, так как заметил мое скривившееся лицо.

– Терпимо. Просто неприятно.

– Я очень виноват перед тобой, – произнес, и я почувствовала, что он наконец-то отлепил этот дурацкий кусок. И он говорил не о гребанном липком куске.

– Антон, никакое количество вины не сможет изменить прошлое. Ты слишком крепко держишься за него.

– Точно так же как ты за будущее. Ведь никакое количество тревоги не сможет изменить его.

И он попал в самую точку. Собственно, как и я. Эти две фразы описывали нас как никогда точно. Он мучился своим прошлым, а я боялась своего неизвестного будущего.

– «Не надумывай слишком много, так ты создаешь проблемы, которых изначально нет». Уверена, Леша бы сказал что-то в этом стиле, – решила я съехать тактично. Была почему-то уверена, что Меркулов с хакером будут комментировать все процедуру перевязки, но парни молчали, пропав с радара.

– Не думаю. Он бы скорее выдал что-то в стиле: «Че париться, если можно не париться?», – парировал мне Антон, и я непроизвольно улыбнулась.

– Пожалуй, ты прав, – согласилась с ним. – Останется большой шрам?

– На самом деле нет. Я думал, будет намного хуже. Ты бы хотела его убрать, когда все окончательно заживет?

Я задумалась.

– Нет.

– Но почему? – удивился он.

– Потому что я считаю, что такие вещи нельзя забывать, – ответила ему, и услышала тяжелый вздох обречения, который опалил мне жаром лицо, шею, плечи, грудь и даже часть живота. – Я не в том плане, что я буду припоминать тебе это до конца жизни, а в том, что не стоит больше ввязываться в неоднозначные авантюры. Да и к тому же, я все равно его никогда не увижу.

– Почему ты так думаешь? Вячеслав обещал успех на семьдесят процентов.

– Знаешь, я восемь лет надеюсь на эту операцию, – начала я, мельком задумавшись, что уже второй раз почему-то спокойно делюсь с ним сокровенным. – Почти сразу после несчастного случая, нашелся врач, готовый меня оперировать. Но в последний момент он передумал. Другой неожиданно уехал. Перед еще очередной попыткой вернуть зрение я серьезно заболела воспалением легким. И так было много раз. Постоянно мне что-то мешало. Последняя надежда чуть не стоила мне жизни, и я подумала о том, что может… Может мне не суждено видеть мир? Каждый раз судьба словно отводит меня от этого решения…

– А разве мы не сами строим свою жизнь? Не являемся вершителями своих судеб? – спросил Антон, и я почувствовала вновь его прикосновение. Он аккуратно стал втирать вокруг раны мазь.

Я долго молчала, и когда он аккуратно наклеил новую повязку, и протянул мне мою футболку, а после поднялся с колен и отошел в сторону, все же ответила:

– Я не знаю.

Я действительно не знала.

Антон

Опустил взгляд вниз.

Ну, блять, зашибись! Только этого мне сейчас не хватало.

Стоит, сука! Нашел время.

Я задумался о том, когда вообще в последний раз меня накрывало возбуждением? Последнее время мысли были совсем не об этом, а сейчас, увидев полуобнаженную Алину, кто-то резво подскочил.

И настолько мгновенно, что я даже сам прибалдел. Только как члену сказать, что нельзя?! Он же не собака, мирно не приляжет. Благо она просто не увидит мой стояк.

Убрал все медикаменты и мази и собрался уже на выход, так как над было скорее валить от греха подальше, как Алина неожиданно позвала меня.