Да мои лучшие друзья четыре года не знали, что в моей башке действительно творился настоящий ад. Поток сжирающих мыслей не прекращался ни на минуту. Они все это время думали, что я без эмоциональная зануда, но это было абсолютно не так.

– Это слишком очевидно, – беспечно пожала она плечами, словно говорила о понятных для всех вещах. Только вот нихера. – А определенные события, с которыми ты поделился, только подтверждают этот факт.

– Ты задумывалась о том, чего хотела бы дальше, когда все это закончится? – сменил я тему, потому что…

Да потому что я не хотел говорить о себе. А вот послушать о ней я бы не отказался.

– А настанет ли для меня это «завтра»? Знаешь, что не день, то меня кто-то норовит убить. Если бы я была кошкой, у меня бы осталось уже семь жизней, – невесело улыбнулась она, и я в очередной раз убедился, что она очень красивая. – Зачем строить планы на будущее, если не уверен в его существовании?

– Уверен, тебя ждет прекрасное будущее. Так что все же? – настоял я. – Чего бы ты хотела? У тебя же определенно есть мечты, желания?

Алина замолчала на некоторые время, а я почувствовал острое желание к ней прикоснуться. Рука автоматом потянулась к ней, но она словно услышала это движение, потому что перевела взгляд на мою руку.

Я отдернул ее обратно.

– Я бы хотела искупаться в море, – откинула Алина голову на спинку кресла, открывая обзор на длинную тонкую шею. Я отчетливо видел, как жилка под прозрачной кожей интенсивно билась, словно пыталась вырваться наружу. А еще осознавал, что она сейчас делится со мной чем-то сокровенным. И мне правда было интересно знать, о чем она мечтает. – Услышать звук бьющихся друг об друга волн. Спрыгнуть с парашютом. Прокатиться на мотоцикле. Подняться в горы. Завести собаку, а лучше две. Подоить корову, – улыбнулась она, видимо, наяву представляя все то, что перечисляла. – Научиться играть на пианино… Этот список можно продолжать бесконечно.

– Это чудесные желания, только… Ты словно в них одна. А как же мечты о друзьях, семье?

Я спросил об этом специально, потому что эти вещи лично для меня были важны. С друзьями мне повезло, а вот с семьей – нет. Отец никогда мне не был семьей – я уже давно это понял. Кристина ею была, только ее больше нет. Ни семьи, ни Кристины.

– Я слепая, – перевела она на меня стеклянный взгляд синюшних глаз, отчего меня мгновенно бросило в жар.

– И что?

– Таким как я не везет.

– «Таким» это каким? – выразительно выделил я слово.

– Ты понимаешь, о чем я.

Понимал, но не видел в этом проблем, так что в корне был с ней не согласен. Да будь человек слепой, косой, кривой, одноногий или еще какой, если он тебе нравится как личность, главное, что он жив и рядом. Остальное – полная херня.

– Это накладывает ряд сложностей и ответственности, не каждый согласится брать на себя такую ношу.

– Ты считаешь, что у слепых людей меньше шансов на счастливую жизнь?

– А разве это не так? – удивилась она, словно я глупость какую-то спросил. – Ты даже представить себе не можешь, сколько жалости и сочувствия я ощущала на себе за все эти годы. Люди считают, что слепой человек не способен ни на что в жизни. Что его смысл существования ограничен в четырех стенах, а познания заканчиваются на алфавите и умении считать до десяти, – заговорила она, кажется, о наболевшем. – Почти каждый жаждет помочь перейти дорогу, придержать дверь или подсказать цену в магазине, но это все разовые акции. После своего «доброго» поступка они торопятся убежать как можно дальше, словно я прокаженная или заразная. Никто не хочет копнуть глубже, тем самым усложнив себе жизнь. Поэтому я не тешу себя бессмысленными иллюзиями о счастливом браке и кучке детей.

При всем при том, что Алина, будучи слепой, легко перемещалась без чьей либо помощи, она очень сильно комплексовала из-за отсутствия зрения.

– Знаешь, если кто-то судит кого-то по его внешности, то он ничтожество. Внешность переменчива, между прочим, как и твоя слепота. А вот дерьмовая суть человека так и будет с ним по жизни. Каждый стоит ровно столько, сколько думает о себе сам, и единственный человек, чьей любви нужно добиться – это ты сама. Ты должна полюбить в первую очередь себя, потому что не важно, что думают другие. Может так случится, что в один херовый день ты станешь для себя единственной, кто у тебя есть.

– Увы, для меня этот день настал восемь лет назад и до сих пор не закончился, – перебила она меня.

– Тут я с тобой снова не согласен. Теперь я бы не был на твоем месте так категоричен. У тебя есть Мерч, Аноним, и, в конце концов, я, – решился все же это произнести вслух.

– И я вам очень за это благодарна. – Но меня уже бросали и предавали – сначала отец, который отказался от меня еще до моего рождения, потом мать, которая не захотела тянуть меня на себе, – я вспомнил о ее матери и теперь слова Алины о том, что она является для окружающих обузой, стали еще более ясны. Вот откуда в ней эти дерьмовые мысли. – Даже управляющая вытолкала меня среди ночи в руки незнакомцев, зная, что это опасно, не говоря уже о нарушении закона. Я не хочу больше ни к кому привязываться, потому что потом слишком больно с этим расставаться. Чем больше у человека привязанностей, тем обременительней становится для него жизнь. И тем больше он страдает, когда приходится с ней расставаться, потому что люди рано или поздно уходят. Лучше быть эмоциональным трупом, чем потом страдать.

– Алина, чувства – это все, что у нас есть. Это самое значимое доказательство того, какую красоту жизни мы в себе несём, – я продолжал гнуть свое.

– Даже если это такие чувства как безответная любовь, боль утраты или предательства? – с очевидным подвохом спросила она.

– А почему нет? Да, с ними тяжело жить и порой кажется, что это вовсе и не жизнь, но именно чувства, даже такие ужасные, доказывают тот факт, что ты все еще жив. Ты же заведомо пытаешься отгородиться даже от них, заранее предполагая неудачное развитие жизненного сценария. Но что если жизнь повернется в одно мгновение к тебе нужной стороной и, привязавшись к кому-то, ты наоборот обретешь все то, о чем когда-либо мечтала? Ты не можешь знать наверняка, выгорит или нет, но разве не стоит рискнуть, ведь шанс на успех равен пятидесяти процентам?! Нельзя жить с абсолютной пустотой. Всегда должно быть что-то внутри.

И помимо отчаяния, жажды мести и другого дерьма, даже у меня где-то там в углу моей души теплились надежды о счастье, любви, семье.

До сих пор…

– А что бы ты сказал человеку, который ощущает эмоциональную пустоту? – задала она неожиданный вопрос, и я задумался.

– Продолжать сполна её проживать, – выдержал я паузу, – но до тех пор, пока не почувствуешь силы встать и сделать первый шаг. Не заставлять себя быть счастливым, будучи несчастным. Не примерять на себе советы других вроде «соберись и не падай духом». И ни в коем случае не сравнивать себя с теми, кто лучше, сильнее, увереннее. У каждого своя скорость жизни, но даже на дне надо помнить, что наверху светит солнце. Просто необходимо верить, что когда-то настанет твоё утро, и ты поймёшь, что стало легче.

Она широко распахнула свои глаза, не отводя от меня стеклянного взгляда. Ее губы слегка приоткрылись, доказывая тот факт, что она внимательно меня слушает, и, возможно, примеряет мои слова на себе.

Алина была необыкновенной.

Эта девушка навсегда останется в моей памяти не только потому, что я убил ее, но и потому, что она была невероятным человеком. Таких людей не забывают. Их не хотят забывать.

И я не хотел.

Мерч каждые несколько часов звонил мне и Алине. Причем он периодически зависал с хакером, поэтому когда Леха читал нотации Алине по поводу ее пастельного режима, Аноним что-то подпездывал на заднем фоне очередным мультяшным голосом. Алинку это забавляло. Она так радовалась, когда они с ней связывались, что улыбка с ее лица совсем не сходила. В такие моменты я замечал сам за собой, что залипал на ней на несколько минут, и вокруг словно все испарялось.