Мне часто снится этот день. Солдаты врываются в еще сонный дом, отталкивают мать, испуганно бросившуюся к входной двери. Она кричит мое имя, а я точно каменею, не веря, что все это происходит на самом деле. Мне доводилось слышать о том, что случается с изгоями, но и в кошмарном сне я не могла подумать, что страшные байки так реальны. Что настанет день, когда они станут частью моей жизни. Меня хватают, точно преступницу, предплечье взрывается болью от железной хватки солдата.

– Нет, – кричу я, – Это какая-то ошибка! Вы не можете!

Меня не слушают.

Солдаты выволакивают меня на улицу. Их так много, что за их спинами мать не разглядеть, я только слышу ее плач и мольбы. Страх за себя на секунду отступает. Я боюсь, что она не сдержится, ударит кого-нибудь, пытаясь мне помочь. Я слишком хорошо понимаю, что это будет значить. Меня запихивают в кузов машины, хлопает дверь, и я оказываюсь в кромешной темноте.

– Все будет хорошо, детка, – говорит мне на ухо мать, пытаясь пересилить невообразимый шум, стоящий на вертолетной площадке. Я крепче жмусь к ней, точно маленький ребенок, впервые отлучающийся из дома. Чувствуя мою нервозность, мать крепче сжимает объятия. – Ты абсолютно готова.

Это правда. Из всего Джоршвилля я одна брала сверхурочные часы, работая в госпитале. У меня хорошие оценки, а моя интернет-статистика не может быть подвергнута никакой критике. Если уж мне бояться Аттестации, что уж говорить про других?

Динамики вновь наполняются треском. Объявляют букву «М», и я вместе с остальными направляюсь к распределяющему. Я боюсь посмотреть на маму, но буквально чувствую на себе ее взгляд.

– Мальберн, Мартинес, Мастерс, Мэттьюс, второй вертолет.

Выдержка на мгновение изменяет мне. Я оборачиваюсь, вновь встречаясь взглядом с матерью. Ее лицо расцветает мягкой улыбкой. Она ободряюще кивает, и я спокойно поднимаюсь в вертолет, зная, что за моей спиной остается мощная поддержка.

Мы прилетаем в Карст незадолго до рассвета. Вещи обещают принести в номер сразу после того, как все заселятся. Нас выводят на крышу, и за секунды, что мы следуем к лифту, я успеваю разглядеть темную громаду океана, нос наполняет незнакомый запах, разом напоминающий соль и йод. Я хочу увидеть его воочию, но нас подталкивают к двери лифта, и океан исчезает из вида.

Дом Аттестации огромен. Тысячи одноместных номеров, где каждому из нас предстоит провести две важнейшие недели своей жизни. Выходить в общий коридор нельзя, ровно как и общаться с другими тестирующимися. Коридорные готовы оказать любую помощь, но едва ли она кому-то понадобится. В номерах есть все самое необходимое для жизни, начиная от средств личной гигиены, мелкой канцелярии, и заканчивая холодильником с закусками и напитками. Трижды в день в номера приносят горячие обеды, чай и кофе можно заварить прямо в комнате. Дома у нас не было электрического чайника, я не могу отказать себе в удовольствии снова и снова включать его, наблюдая за тем, как спокойная голубая подсветка освещает закипающую воду. В Карсте все кажется вкуснее, чем дома. Из окна открывается роскошный вид на океан и пляжи, впервые в жизни я вижу пальмы и ярких крикливых птиц, название которых, увы, не знаю. Вблизи океан увидят лишь немногие, кто умеет плавать и захочет пройти Аттестацию.

В первый же день, расселив нас и накормив завтраком, экзаменаторы приносят огромную папку заданий и анкет. Сегодня нужно определиться с дисциплинами. Я честно пытаюсь рассчитать свои силы, отвечая на тысячи вопросов, оценивая свои способности по пятибалльной системе. Разделов множество – домоводство, медицина, спорт, география, история, инженерное дело, офисное производство и так далее и так далее. Только к вечеру я справляюсь со всеми вопросами и начинаю сортировать разделы от самых доступных мне до тех, в которых я полный ноль. В Джоршвилле я слышала, будто за каждым тестирующимся закреплен свой аттестующий, но не могла в это поверить. Только в Джоршвилле восемнадцать лет в этом году исполнилось трем сотням человек, что говорить обо всем Соединенном королевстве? Но, глядя на свою папку, я начинаю верить, что это так.

На следующий день папка ничуть не меньше. Это психологические тесты. Некоторые из них понять легко, и я пишу ответы так, чтобы наверняка получить медицинское распределение. Есть и другие, логические, и у меня уходит на них не меньше полутора часов. Я не уверена в результатах, и начинаю нервничать. Ко всему прочему я оставляю на листе кофейный след от чашки и долго не могу заснуть, переживая за реакцию экзаменаторов.

Но никто ничего не комментирует. Я уже изрядно начинаю скучать по людским голосам. Коридорные, приносящие еду, всегда вежливы, но не болтливы. Кроме приветствий и ответов на парочку ничего не значащих вопросов – Сколько за окном градусов? Думаете, дождь будет? – они ничего не говорят. В номерах нет ни телефонов, ни компьютеров, желание с кем-то поговорить становится нестерпимым.

Мне удается удовлетворить его утром, когда нас группами выводят на аттестацию в спортивный зал. Мне легко даются испытания на тренажерах и матах, но силовые упражнения я заваливаю, как, впрочем, и командные игры. Дома на такую ерунду у меня попросту не было времени.

До конца недели мы пишем тесты по школьным дисциплинам, и я пытаюсь вспомнить то, что проходила два года назад. Разумеется, я с треском проваливаюсь в точных науках и в иностранных языках.

Вторая неделя – отражение наших тестов. Нас просят приготовить еду, провести несколько часов, заботясь о стариках и детях, дают кипу файлов, которые нужно оцифровать, некоторым счастливчикам позволяют сесть за руль и продемонстрировать свои навыки. Из соседней комнаты доносится чье-то пение, как-то ночью я просыпаюсь от звуков скрипки, долетающих из соседнего дома Аттестации.

Времени до конца испытаний становится все меньше, а переживания все возрастают. Каждый из нас мечтает набрать заветные семьдесят процентов и вырваться в лидеры. Нас не случайно привозят в Карст – такая жизнь ожидает лучших. Пальмы, вкусная еда, океан. Элите доступно все.

Остается два дня до возвращения домой, когда, наконец-то, приходит время для главного испытания. На этот раз никаких бумаг – я сижу в комнате один на один с пожилым экзаменатором, который буквально засыпает меня вопросами по медицине. Он начинает с простого – спрашивает о лекарствах, зачем их назначают, какие можно принимать детям, а какие нет. Можно ли их принимать одновременно, и какие побочные эффекты могут возникнуть. Я чувствую себя уверенно – два года с окончания школы я буквально не вылазила из госпиталя, приставая всем и каждому с просьбой научить и объяснить. Волнение утихает, я охотно отзываюсь на каждый вопрос, и лицо экзаменатора приобретает благожелательное выражение. Он кивает в ответ на мои слова, и мне кажется, что мы просто общаемся.

После обеда меня впервые за две недели отпускают из комнаты. Коридорный сопровождает меня на первый этаж, где меня встречает мой экзаменатор. Он провожает меня в огромное помещение, имитирующее приемный покой. Сперва я принимаю собравшихся людей за волонтеров, но затем понимаю, что они и в самом деле нуждаются в помощи. Я первая осматриваю их и ставлю диагнозы. За моей спиной стоят настоящие врачи. Они поправляют мои слова или уточняют их, мне позволяют самой взять венозную кровь на анализ и сделать перевязку. Один из пациентов, симпатичный мужчина лет сорока, предлагает мне зашить ему руку. Должно быть он из рабочих, решаю я, глядя на его запылившуюся униформу. Мой экзаменатор на мгновение теряется, а затем кивает. Однажды я уже накладывала швы, но тогда за моей спиной не стояло столько людей, и рука у меня едва заметно дрожит. Я заканчиваю работу. Швы выглядят не так аккуратно, как в первый раз, но, кажется, мой экзаменатор доволен и этим. Меня провожают обратно в номер, и я буквально проваливаюсь в сон. Самое страшное позади. Я ничуть не волнуюсь, когда на следующий день пишу небольшие эссе на заданные темы. Я знаю, что все сделала идеально.