Я полностью выпал из боя. Последние силы ушли на лечение, я не мог даже встать. Так и застыл на коленях, бессильно провожая взглядом пробегающих мимо латников и стрелков. Вдруг сердце в груди застучало в ускоренном ритме, чувство опасности взвыло, наполняя мысли тревогой. Я скосил взгляд на недобитую башню и замер, позабыв обо всём на свете.

На искорёженный мост выбрался лучник. Наши арбалетчики увязли в бою и прозевали его появление. Ордынский убийца уже натягивал тетиву, а блестящий наконечник стрелы уловил взгляд будущей жертвы. Дикарь выбрал цель идеально. Застывший на коленях колдун представлял из себя лёгкую добычу.

Я запаниковал, хотел пригнуться, упасть за пилястры, но не сдвинулся с места. Картины битвы застыли. Звуки смолкли. Время прекратило свой бег. Дикарь отпустил тетиву. Плечи его лука медленно расправлялись. Стрела оторвалась от хозяина, её тонкое гибкое тельце изогнуло дугой, потом снова, но уже в другую сторону. Неспешно, но неотвратимо стальной наконечник приближался к моему лицу, а я не мог шевелиться. Сил на сопротивление не осталось.

Я уже видел смерть, слышал её торопливую поступь, чуял мерзкий смрад её грязных прислужников. Закрыть покрепче глаза и дождаться прихода старухи — вот и всё, что мне тогда оставалось. Но боль не пришла. Стрела меня не достала. Вместо острой товарки на зажмуренное лицо упала чёрная тень. Тяжкий груз опустился на плечи, вдавливая тело в пилястру. Я ударился головой, в ушах зазвенело, а глаза невольно раскрылись.

Передо мной застыл капитан. Его лицо искривила кровавая улыбка. Морщины избороздили виски и красные щёки. Глаза поблёскивали под лучами светила, а уставшие руки, в поисках опоры, впились мне в плечи. Его грудь вся измазалась алыми пятнами, щедро подпитываемыми бесконечным ручейком из открывшейся раны. Предназначенная мне стрела минула пластину бронежилета, прошила навылет плечо Игоря Викторовича и вылезла под ключицей.

Его лицо быстро бледнело, голова безвольно повисла на груди. Спустя миг капитан зашёлся хриплым кашлем, разбрасывая под ноги кровавые сгустки. Тело содрогалось, а хватка впившихся в меня пальцев становилась слабее с каждым мгновеньем.

В тот миг мне хотелось провалиться под землю, выколоть себе глаза, чтобы не видеть его последних страданий, закрыть уши, чтобы не слышать его хрипов и кровавого кашля, рвать волосы с головы, повернуть время вспять.

«Нет… нет… нет!» — беспомощно крутилось в голове бесполезное слово: «Эта стрела была моей. Что же делать?.. что делать?».

Сделать я не мог ничего. Так и стояли мы на коленях друг против друга, пока капитан не обмяк, безвольной куклой повиснув на моих руках. Рядом замелькали силуэты курсантов. Они суетились, что-то кричали, оттащили от меня Игоря Викторовича, пытались его растолкать… дрожащими руками Рыжий распаковывал последнюю аптечку, Циркуль обломил наконечник и вырвал стрелу. Бернис помог ему аккуратно снять бронежилет и разорвать рубаху на раненном капитане. Кровь хлестала фонтаном. Циркуль что-то выкрикивал, его лицо исказилось болью и страхом. Рыжий нервно перебинтовывал рану, пытаясь остановить кровотечение. Прошла целая вечность пока на стене появились лекари и унесли раненного на носилках. Разбитые ребята сгрудились рядом со мной.

— Он ведь выкарабкается, правда?.. — Задыхался Рыжий. — Выкарабкается… ведь ему не впервой.

Остальные молчали, грустно провожая взглядом спешащих вниз лекарей. Я обернулся на башню. Изрубленное тело халирского лучника лежало на мосту. Тяжёлая алебарда приголубила его в открытую спину. Окровавленная рука свисала с покорёженных досок, треснувший лук зацепился за рукав, безвольно болтаясь над рвом, а стеклянные глаза уставились прямо на меня. Спустя миг мост обрушили латники. Тело мертвеца скрылось в гроте, растворяясь среди тысяч его соплеменников.

— Сир, битва окончена — мы выстояли, — устало прошептал Бернис, и столько горя, столько досады мне послышалось в его голосе, что вместо радости и ликований захотелось тоскливо завыть.

— Что-то можешь сказать о потерях? — так же тихо прошептал я, оглядывая стену, укрытую мертвецами.

— Могу, — отвернулся граф. — Потери ужасающие. Битва далась нам слишком дорого. Сир… примите мои соболезнования, сир Игорь славный муж и крепкий воин. Я верю всем сердцем, что он вырвется из Бостовых лап.

— Воистину, — прошептал я, отворачиваясь к стене. Других слов я найти тогда не сумел.

Светало. Стальное небо начинало поблёскивать на востоке, отражая глянцевой кромкой первые лучи пробуждающейся Сулаф. Розово-желтые блики всё быстрей оживали, вовлекая в свои игры и белую гору. Снежные шапки царственно засияли, ледяная корка, сковавшая камни, будто тихая водная гладь принимала лучи, отзеркаливая их в стороны и делая ясное утро ещё светлее и чище.

Костёр затухал. Двое часовых клевали носами, но третий был собран, во все глаза следил за долиной. Скоро воина сменят, тогда отоспится.

Сзади послышались шаркающие шаги. Грони обернулся на звук:

— Чего не спишь? — удивился часовой приходу сотника. Старг явно не выспался, глубоко зевал на ходу, кутаясь в серый плащ.

— Да как-то неспокойно мне. Плохое предчувствие, что ли? — пожал плечами Старг, усаживаясь у стены рядом с другом.

— Как по мне, то бояться здесь нечего, — хмыкнул Грони, кивая головой на долину. — Видать, там собрались не воины, а простые возничие. Сколько седмиц мы их здесь караулим, а они на штурм так до сих пор и не сподобились.

Ордынский лагерь казался пустым. Стройные ряды войлочных палаток, будто древние каменные валуны, неподвижно застряли в долине. Мокрый снег припорошил землю, скрывая следы степняков и лишь несколько десятков дымных столбов, тянущихся к серому небу, напоминали о незваных гостях и опасностях для стражей туннеля.

— Вечно они ждать не станут, — тяжело вздохнул Старг. — Однажды им надоест, и обозники двинут на гору.

— Как там со связью? Угрюмая держится?

— Новостей пока нет. Сир Роман ещё не вернулся.

Чтобы связаться с торреком, господам приходилось каждым утром и вечером возвращаться в туннель на пятнадцать тысяч шагов. Ближе волшебные артефакты пришельцев работать отказывались. Выходит, что кроме больших расстояний связной магии мешает ещё толщина горной гряды и плотность скальных пород.

— Паршиво, — нахмурился Грони. — Он ещё ни разу так не задерживался на переговорах. Чую, дела в крепости плохи…

— Да брось ты, — выпалил Старг. — Раз уж переговоры затянулись, значит есть о чём говорить… а главное — есть с кем, смекаешь?

Грони нахмурился пуще прежнего, но спорить не стал:

— Как скажешь, — тяжело протянул он. — Как скажешь…

— Эй, вон сир Дмитрий вышел на козырёк, а за ним… вот сейчас все новости и узнаем, — оживился Старг, глядя на пару пришельцев. Сир Роман выглядел довольно хмуро. Пока воины строились у забора, господа нервно о чём-то шептались. Их глаза то и дело скользили на частокол и связки стрел и дротиков под стеной. Когда последние шевеления стихли, сир Роман вышел к строю на шаг в перёд:

— У меня скверные новости, — начал он, под пристальным взглядом сотни глаз. — Несколько дней назад умер Гарах-сит-Нарвай, халир Великой Степи.

Воины вздрогнули, едва не зашлись радостными воплями, но быстро стушевались под строгими взглядами могучих пришельцев. Сир Роман продолжил говорить в гробовой тишине:

— Но ликовать пока рано. Золотое Седло великого халира занял его старший сын, халар Хагмас — и он, в отличие от отца, по достоинству оценил воинскую сноровку керрийцев. В эти самые мгновения на стенах Угрюмой разгорается самое яростное сражение за всё время осады. А это значит, что и нам скоро выпадет шанс скрестить клинки с дикарями…

Не успел сир Роман договорить, как утробный рог степняков пророкотал из долины.

— Тревога!.. тревога!.. — Закричали взбудораженные часовые. — Кочевники готовятся к штурму.

— Что ж, всё-таки они скоординировались с ордой, — оскалился сир Роман. — Мы готовы их встретить. Торрек не велел нам сражаться, но обстоятельства изменились. Арифметика простая: чем больше дикарей сложат головы, штурмуя гору, тем меньше их воинов вернутся под стены Угрюмой. Старг…