– Но у меня будет обеспеченная жизнь. Я не буду ни от кого зависеть.

– Это опять не твои слова, – сверкают злостью его глаза. – Ксю… Ты хоть пробовала?

– Что?

– Переубедить отца? Объяснить ему, что твоё сердце желает другое будущее?

– Откуда тебе знать, чего желает моё сердце? – тоже начинаю я злиться. – И потом, не все обладают твоим пофигизмом, чтобы наплевать на всех окружающих.

– Верно, – усмехается он. – Потому что большинство людей трусливы. Они готовы идти на поводу у кого угодно и чего угодно, лишь бы не отстаивать свою точку зрения. А знаешь почему? Потому что боятся сложностей, бояться бороться. Ведь куда приятнее жить как все, не выделяться своими возможными неудачами, плыть по течению своей скучной жизни, и ни одного резкого поворота, никаких переживаний – красота. За видимость хорошей жизни они готовы пахать на отвратной работе, вместо того чтобы обрести себя в любимом деле. И ладно, когда оно не у каждого есть. Пусть гонятся за призрачным благополучием. Но у тебя, Ксю… У тебя оно есть.

– Папа ни за что меня не поймёт, – вновь опускаю я глаза. Слова Ромы жгут грудь, возвращают меня к собственным мыслям, желаниям, мечтам, которые я с таким упорством отгоняла от себя. – Они с мамой заботились обо мне, оберегали, обеспечивали… Я не имею права их подвести. Профессия танцора ненадёжна.

– Но это твоя жизнь, Ксю, – касается он ладонью моей щеки, вынуждая поднять к нему лицо. – Они выбрали свою и не должны выбирать и за тебя. Они могут советовать, осуждать, не соглашаться, но выбирать… выбирать должна ты.

– Это не просто, Ром…

– Понимаю, – сочувственно улыбается он. Кажется, злиться мы перестали уже давно. – Но ты должна попробовать объяснить им. Должна не мне или ещё кому-то. Себе. Просто подумай об этом, ладно?

– Ладно, – выдыхаю я, соглашаясь.

– И прости, – опускает он обреченно лицо и вновь поднимает, мгновенно став самим собой: лукавая усмешка на губах, весёлый взгляд. – Меня иногда заносит. Видимо, наплевать мне не на всех…

Сердце сладко замирает на целую секунду, а затем несётся вскачь. Он невозможный… Единственный в своём роде. И как же круто чувствовать всё то, что я чувствую рядом с ним.

– Пошли, – сплетает он наши пальцы. – Нас, наверное, уже потеряли.

Да…

Чёрт.

До противоположного берега мы вновь добираемся наперегонки. На этот раз побеждаю я, но, сдаётся, мне подыграли. Что очень мило с его стороны. Его лукавая улыбка, озаряющая его лицо, пока мы движемся к берегу сквозь густую воду, лишь подтверждает мою догадку о своей нечестной победе.

Жду, когда Рома поравняется со мной, успокаивая тяжёлое дыхание. Интересно, он возьмёт меня за руку? Пожалуйста-пожалуйста…

Не берёт.

Смотрю на берег и с удивлением понимаю, что наша компания увеличилась. Виктор и его друзья теперь располагались ближе к нашему месту. И Маша играет с ним в бадминтон. При этом каждая компания болеет за своего представителя. Похоже, мы с Ромой пропустили начало турнира.

Рома прослеживает за моим взглядом и хмыкает.

– Эй! – видит нас Зар. – Вы прям вовремя! Машка и Рыжий играют из рук вон плохо. Мы проигрываем!

– Нормально я играю! – возмущается Мария и… не отбивает воланчик.

Все ребята взрываются от смеха. Маша сердито смотрит на Зара, а затем сосредоточенно возобновляет игру. За это время Витя успевает посмотреть на меня и, улыбнувшись, подмигнуть. На что я опускаю глаза.

Я не привыкла к такому пристальному вниманию от парней. Я в принципе до вчерашнего дня никогда не считала себя привлекательной. Ну или не думала об этом, потому что всегда была сосредоточена на учёбе. Ну и последние пару лет на Роме.

Может, я нравилась кому-то в школе, но просто не желала этого замечать?

Как вариант.

В следующую секунду я чувствую тепло пальцев Ромы на своём запястье, и все-все мысли мгновенно испаряются. Скольжу взглядом по нашим сплетённым пальцам, вверх по его руке до плеча, шеи, мягкого подбородка, дрогнувших в короткой улыбке губ и, наконец, встречаюсь с задумчивым взглядом шоколадных глаз, которые отражают золотой блеск солнца.

– Хотел спросить, – замираем мы у берега, всё ещё находясь в воде по колени. – Вчера ты выбрала «Птицу», потому что знала, что она нравится мне, и хотела угодить таким образом?

– И это тоже, – робко улыбаюсь я.

– То есть тебе реально нравится эта песня?

– Исключительно в твоём исполнении, – киваю я. – У Никольского, на мой вкус, больно взрослый голос.

– Так! Уже девять, шесть, – громко комментирует Зар. – Не в Машкину пользу. Зайка, ты как, хорошо играешь?

Несколько пар глаз обращаются ко мне, но мне плевать, потому что в этот момент ладонь Ромы касается моей поясницы и притягивает меня к его груди, ещё не успевшей нагреться на горячем, обжигающем солнце. Дыхание замирает, сердце тоже. Весь мир словно растворяется… Или это растворяюсь я в пронзительном блеске его глаз?

Ещё одна бесконечно долгая секунда, повышающая пульс до сверхсветовой частоты биения из-за близости наших лиц, и его губы касаются моих. Осторожно, медленно. И обжигающе. Каждый нерв буквально визжит от ощущения будоражащей теплоты чужих губ, взявших в плен мою нижнюю…

Одно ужасно короткое мгновение, и Рома отстраняется, криво улыбаясь своим мыслям. Бросает взгляд на ребят и вновь смотрит на меня, делая шаг назад, выпуская меня из своих рук.

Только теперь понимаю, что чей-то свист в отголосках моего сознания посвящался нашему поцелую. Нашему первому поцелую.

– Хотел, чтобы ни у кого не осталось сомнений, – улыбнувшись, негромко поясняет Рома свой порыв.

Я коротко киваю, разворачиваясь к берегу. Грудь царапает неприятное чувство. Досада? Разочарование? Грусть?

Оттого, что мой первый в жизни поцелуй с парнем оказался показным? Мы столько времени провели наедине, но целовать он меня предпочёл лишь для того, чтобы Витя перестал на что-то надеяться? Выходит, что так.

И мне… Мне отчего-то… обидно.

Мария проигрывает. Зло бросает ракетку на плед и так же зло садится рядом, скрещивая руки на груди. Рыжий пытается её ободрить, но она от него лишь отмахивается, бросая сердитые взгляды на Зара. Похоже, решила винить его в своём проигрыше.

Нам с Ромой объясняют правила: по участнику от каждой команды, счёт до десяти, соответственно победа за теми, чьи игроки принесут больше побед в индивидуальных сражениях. Радиус поля для игры обозначается словесно. И никакого жульничества. Сейчас общий счёт: два-два.

Первым играть идёт Рома, а я сажусь между Машей и Мишей, сочувственно улыбнувшись первой. Она улыбается мне в ответ и укладывает свою голову на моё плечо:

– Какая я жалкая.

– Это не так, – заверяю её я. – Жалкой буду я, когда проиграю всухую.

– Нет-нет. Не смей. Нам нужна победа. Ты же постараешься?

– Обязательно.

Первая подача принадлежит той команде, которая выигрывает предыдущий раунд, соответственно, воланчик летит в сторону Ромы, и он с лёгкостью отправляет его обратно молниеносной дугой. Один-ноль.

– Так же, как недавно старалась для нашего Ромео? – хмыкает в это время Миша.

Я заливаюсь краской стыда наверняка по самые корни волос. И я не знаю, что меня больше расстраивает: то, что все подумали, что мы с Ромой уединились для интимных потех, или то, что, когда все так подумали, на самом деле ничего не было.

Рома тоже слышит слова Миши, его плечи напрягаются, он поворачивает голову, чтобы ответить, но я его опережаю:

– По себе людей не судят, Миша.

Он начитает тихо смеяться, Маша через меня бьёт его ладонью по плечу, а я ловлю задумчивый взгляд Ромы и его короткую кривую улыбку.

– Вот-вот, – поддерживает меня Мария. – Это ты тут озабоченный придурок.

Мы все смеёмся, пока игра продолжается.

Роме хватает пяти минут, чтобы разбить в пух и прах соперника. Десять-ноль. Наша компания буквально взрывается от восторга, парни, подскочив с мест, одобрительно хлопают Рому по спине и плечам, а Маша в это время сообщает мне дополнительную информацию по игре: