— Это было прекрасно, — повторил Молтраст.

Лада увидела, как начал оборачиваться Мормагон. Казалось, он хочет взглянуть на Ладу. Но вдруг его колени подогнулись. Вздрогнув, музыкант повалился на холодный каменный пол. Охотница успела увидеть, как последние струйки серебристого тумана затекают в распахнутую пасть нежити. Голова Мормагона запрокинулась, и его глаза уставились на Ладу. В них не было жизни. Одна пустота.

Лада еле удержалась на внезапно подкосившихся ногах. Она подняла взгляд на Молтраста. Тот смотрел прямо на неё своими белёсыми глазами. Ещё более холодными, чем у мёртвого музыканта.

— В своей жизни я видела много чудовищ. Самые страшные из них — те, что раньше были людьми.

— Но ты ведь даже не попыталась меня остановить.

Лада нахмурилась.

— Что я могла сделать?

— Хоть что-нибудь, вместо того, чтобы скулить. У тебя есть величайший дар. Почему ты не использовала его?

Лада презрительно скривилась.

— Дар? Ты о том проклятии, с помощью которого сейчас отнял жизнь?

Молтраст пожал плечами.

— Все вещи в мире имеют, по крайней мере, две стороны. Светлую и тёмную. А часто — множество оттенков между ними. Разве тем оружием, которым ты защищаешь невинных и караешь злодеев, вроде меня, нельзя отбирать жизни?

— Вот только кинжалы не используют энергию человеческих душ! Не уничтожают их окончательно, не давая шанса на искупление!

Молтраст растянул губы в зловещем подобии усмешки.

— Монахини сказали тебе это?

— Не пытайся уверить меня в том, что это — неправда!

Падший епископ внимательно смотрел в глаза охотнице несколько долгих мгновений.

— Глупое дитя. Церковники обманули тебя самой худшею ложью. Они сказали лишь половину правды. Верно то, что заклинания используют энергию душ, мучимых в Нави, и те перестают существовать. Но верно также, что сила, полученная от этих грешников, не пропадает. Она очищается, и из неё образуются новые души, у которых есть шанс стать более совершенными, праведными. Творя магию, мы освобождаем заключённых в Нави, и даём им ещё один шанс. Твоя мать могла бы многое рассказать об этом, ведь она сама была ведьмой.

— Ты лжёшь мне!

— К чему лгать приговорённому? Подумай, и сама уверишься, что мои слова истинны.

Лада задумалась. Затем тихо произнесла:

— Но кто мы такие, чтобы перечить Создателю, отнимая души, которые он обрёк на мучения?

— Разве Создатель не есть любовь и прощение? Дав нам магию, он дал возможность искупления для наших братьев. Это — и есть его милосердие. Шанс на искупление для всех. Все души в конечном итоге должны прийти к благости и оказаться в его владениях. В нави же не должно остаться ни одной. Ибо никому не позволено соревноваться с Богом в праве на души его созданий.

Лада чувствовала, как рушится мир. Всё, в чём её убеждали всю жизнь, оказалось ложью. Она отвергала дар, являвшийся неотъемлемой частью бытия, считая его злом. Однако реальность оказалось совсем иной.

Не зная, хочет ли она теперь получить ответы на остальные вопросы, Лада всё же произнесла:

— Почему я здесь? Почему на мне твой знак? Кто ты такой?

Молтраст приблизился, глядя на Ладу сверху вниз. Вместо знака Создателя на его груди висела длинная костяная игла, потемневшая от времени. Лада смотрела на неё, как зачарованная, не в силах оторвать глаз.

«Слушай всё, что он скажет».

Голос в голове раздался так ясно, будто говоривший стоял за плечом. Хотя прошло много дней, Лада узнала его.

«Равуна?»

«Не отвлекайся. Слушай».

— Это было столетия назад, — проскрипел Молтраст. — Тогда мир был совсем другим. Я был молод, полон амбиций. Вместе с другими такими же мы исследовали само мироздание. Пытались понять замысел Создателя. Заглянуть в его владения. То, что из этого получилось, ты можешь увидеть, если отправишься на границы наших нынешних земель.

— Чёрный лес?

Молтраст кивнул.

— Что это такое?

— Тебе не нужно этого знать. Мы совершили ужасный поступок, из-за которого я начал бояться смерти и того, что будет со мной после. Насколько мне известно, кроме меня больше не осталось никого. Столетиями я цеплялся за свою жизнь. Но что поделать — не могу иначе. И всё же рок настигнет меня. Как только я убью своего последнего потомка. Видишь ли, в чём ирония ситуации. В мире есть несколько жалких недоучек, которым достались крупицы моих знаний. Они поддерживают свою никчёмную жизнь, поглощая души тех, кто попадается им на пути. А я, тот, кто сделал это величайшее открытие, позволяющее жить вечно, не могу полноценно воспользоваться плодами собственных же трудов. Я вынужден питаться лишь теми, кто состоит со мной в кровном родстве. И вот передо мной стоит последняя из моего рода. Ты сможешь дать мне ещё несколько десятилетий, но после пустота всё же настигнет меня, и моё наследие канет в небытие. Можешь представить, что я чувствую, глядя на тебя?

Лада не могла.

— Поэтому мать сбежала отсюда?

Молтраст кивнул.

— Она узнала обо всём. Я ждал, когда ты появишься, чтобы в будущем продолжить мою кровную линию. Хотел поглотить её душу, как только ты появишься на свет. Но один из моих никчёмных слуг полюбил её и раскрыл мой план. Они бежали. С тех пор я ждал, пока ты подрастёшь. Созреешь. Присматривал за тобой через своих верных. Надеялся, что ты родишь ребёнка, что мой род продолжится. Увы, моё время почти на исходе. Нельзя больше ждать. Поэтому ты здесь.

— К чему столько сложностей? Разве не легче было просто похитить меня?

— Сначала я не мог тебя найти. А потом стало поздно. Выкрасть служительницу Церкви? Нет, это привлекло бы слишком много внимания. Мне было нужно, чтобы от тебя отвернулись. Считали преступницей. Чтобы ты сама пришла ко мне, желая получить ответы. И вот мы здесь. Последний порог пройден.

Лада смотрела в белёсые глаза Молтраста.

— Зачем ты говоришь мне всё это, если просто собираешься убить?

— Это не будет грубым убийством. Ты сольёшься со мной, станешь моей частью. Продлишь мою жизнь. Передашь мне накопленный тобой опыт. Ты ведь всего лишь никому не нужная сирота. Твоя жизнь не имеет смысла. Она пуста и бесцельна. В то время как моё величие ещё только грядёт. Но нужно время. А его так мало…

«Он говорит это всё, чтобы оправдать себя. Всего лишь пыльный старый паук, застрявший в своей собственной паутине, вот он кто. Глядя на тебя, он видит, что потерял и уже никогда не вернёт. Он боится. Но теперь ты знаешь его историю и сделаешь то, что нужно».

«О чём ты?»

«Видишь иглу на его груди? В ней сосредоточена вся его жизненная сила. Тебе нужно вонзить эту иглу в его прогнившее сердце, а после произнести нужные слова».

«Я не смогу!»

«Конечно, сможешь. Всё, что нужно, уже заложено в тебе. Должно быть лишь желание этим воспользоваться и воля, чтобы воплотить задуманное. Либо ты найдёшь в себе силы, либо отправишься в небытие. А теперь слушай и запоминай».

Лада слушала шёпот Равуны. Перед ней мертвец, никак не желавший умирать, говорил о судьбе, о величии. О вещах, которые имели для него значение. Не зная, что всё это — лишь прах. В который он и обратится лишь несколько мгновений спустя. Охотница перевела взгляд на безжизненное лицо Мормагона. Впервые оно было таким пустым и невыразительным.

Молниеносным движением Лада сорвала костяную иглу с груди нежити и воткнула её в грудь Молтрасту. Слова заклинания словно горели перед её взором.

Истинная магия — не очень зрелищная вещь. Не издав ни единого звука, некогда один из величайших умов Семи Княжеств рухнул на пол кучкой пыли.

Дроган сидел в грязном закоулке внутреннего города, не зная, что делать дальше. Он остался совсем один. Без денег, без помощи. Его друзья, возможно, были уже мертвы, и он никак не мог им помочь.

Воитель сплюнул и поднялся на ноги. Он был не из тех, кто будет просто сидеть на заднице и ждать чуда. Как бы то ни было, нужно действовать.