Трактир был полон.

Наступила долгожданная весна, перевалы открылись, и путешественники всех мастей хлынули на тракт. Паломники, коробейники, наёмники и посыльные — все они были здесь. Душный, пропахший потом и выпивкой воздух, гудел от их голосов. Кружки со стуком сталкивались, слышалось чьё-то громкое чавканье, кто-то горланил старую песню охрипшим голосом.

«Лучше доброго мёда — только баба и дорога…»

Креслав тяжело вздохнул. Он сидел в затенённом алькове за отдельным столом. Это укрывало его от посторонних взглядов, но не от гула общего зала. Креслав был уже немолод, хотя всё ещё крепок и силён. Но весной и осенью ныло левое колено, когда-то разбитое ударом дубинки, живот, некогда крепкий и плоский, заметно округлился, кожа начала обвисать. И самое главное — чем старше он становился, тем больше его начинало раздражать общество людей. Креслав бросил хмурый взгляд на дверь, отхлебнул из стоящей перед ним кружки, вытер рот тыльной стороной ладони, и пробормотал сквозь зубы:

«Ну и куда этот хрен запропастился?»

Словно в ответ на его слова, дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий человек, скрытый длинным плащом, доходившим почти до пола, широкополой шляпой и высоким кожаным воротником. Оглядевшись, он направился прямиком к Креславу. Хотя плащ скрадывал очертания фигуры, было видно, что вошедший не отличался крупным телосложением. Креслав нахмурился. Похоже, теперь в охотники берут всех подряд — даже щуплых юнцов, едва вывалившихся из родительского гнезда.

Между тем незнакомец прошёл через весь зал, легко лавируя между людьми, и опустился на стул перед Креславом. Появившаяся из-под плаща левая рука в перчатке положила на стол медальон, на котором была изображена рука, объятая пламенем.

— Не больно-то ты похож на охотника, — сказал Креслав, вновь приложившись к кружке. — Скорее на церковного служку.

Из-под полей шляпы на него смотрели большие голубые глаза.

— Не больно-то ты похож на наёмника, — донеслось в ответ. — Скорее на обычного пьянчужку.

Креслав едва не поперхнулся от удивления.

— Баба на службе Церкви?

— Моё имя — Лада, — холодно ответила женщина.

Наёмник, смутившись, пожал плечами и пробормотал:

— Прощения просим, госпожа, за неуважение. Да только это что-то новое.

— Мне сказали, что у тебя есть информация.

Шляпа легла на стол. Под ней оказались длинные, медно-рыжие волосы, заплетённые в косу.

— Есть, как не быть. — Креслав чуть понизил голос и наклонился вперёд. — Неподалёку, в дне пути отсюда, есть деревенька под названием Чёрный ручей. Слыхал я, там в последнее время молоко киснет, да телята мёртвыми рождаются. Поговаривают, туда посланник княжий отправлялся, да только сгинул без следа. В общем, по всему видать — завелась там ведьма.

Лада кивнула. Действительно, все признаки указывали на это, но никогда нельзя быть уверенной заранее.

— Как найти эту деревню?

— По тракту — до Каменной переправы. Там — через речку, да в горы. Дорога там одна. Не промахнёшься.

— Хорошо, — Лада надела шляпу и кинула наёмнику кошель.

Тот ловко поймал его на лету, затем оценивающе посмотрел на женщину.

— На ночь глядя не стоит ехать. Подожди до утра. Может мы могли бы, — Креслав заглянул в её глаза, задумался на миг, затем помотал головой. — Нет, ничего.

Лада молча вышла за порог, оставив наёмника допивать свою медовуху.

Смеркалось. Над лесом поднимался серебряный серп молодой луны. Возможно, ехать ночью действительно было глупой затеей, но женщина не любила общество людей. Особенно такое, что обычно собиралось в придорожных трактирах.

Как и ожидала, своего спутника Лада нашла на конюшне. Тот о чём-то болтал с мальчишкой-конюхом и расчёсывал гриву своего коня, выбирая из неё прилипший репей. Заметив её, он усмехнулся.

— Пора седлать, сестрёнка? На ночь здесь не остаёмся?

Его звали Дроган. Это был высокий, широкоплечий молодой человек с растрепанными волосами цвета соломы. Тело его закрывала кольчуга, конический шлем и большая двуручная секира были приторочены к седлу.

Ничего не ответив, Лада подошла к своему коню и подтянула подпругу.

— Говорил же, что на ночь мы здесь не останемся, — весело бросил мужчина конюху.

Тот лишь покачал головой.

На привал остановились час спустя. Спутники съехали с тракта на поляну за небольшой стеной сосен. Дроган сразу же развёл костёр, и вот уже скоро над ним дымился котелок с ароматной похлёбкой. Лада расчёсывала лошадей, привязанных к стволу одинокого дерева, росшего посреди поляны. Его ветви нависали над лагерем, давая ненадёжное укрытие от возможного дождя. В ночной тишине раздавался треск поленьев, пожираемых огнём, да далёкое уханье совы.

Дроган протянул плошку своей спутнице, усевшейся поближе к костру, и та благодарно кивнула. За всё время с тех пор, как они покинули трактир, они не сказали друг другу ни слова.

Когда с едой было покончено, Лада собрала посуду и вымыла её в ближайшем ручье. От воды стыли руки, но женщина была привычна к тяготам походной жизни. Когда она вернулась, то обнаружила, что Дроган уже раскатал походные постели поверх еловых лап и достал из своей седельной сумки гусли. Вскоре тихий грустный мотив зазвучал в ночном лесу.

Лада забралась под одеяло, положила под голову скатанный плащ и взглянула на звёзды. Этот вид никогда ей не надоедал. Треск костра, тихий наигрыш Дрогана и звуки ночного леса клонили в сон, и вскоре её веки сомкнулись.

Утро было зябким. Тяжёлая холодная роса покрывала мёртвые угли костра. Лада выбралась, повела носом, ловя смолянистый запах деревьев, и закуталась в плащ. Дроган уже суетился на поляне, седлая лошадей. Как обычно, он был отвратительно бодр с утра.

Наскоро перекусив, охотники забрались в сёдла. Солнце поднималось всё выше над горизонтом, прогревая землю и превращая росу в пар. Промёрзший за ночь грунтовый тракт становился всё мягче, постепенно покрываясь грязью. Ехали молча, Дроган лишь тихо насвистывал какую-то мелодию.

Уже начинало смеркаться, поднялся ледяной ветер с гор, когда Лада заметила в стороне каменный мост через речку. Махнув рукой своему спутнику, она свернула с тракта. Копыта гулко застучали по заросшему мхом камню. Вода широкого ручья, медленно нёсшего свои воды меж камышовых зарослей, действительно казалась чёрной. Невдалеке, на вершине пологого холма, куда вела дорога, начинали загораться огни.

Когда охотники въехали в деревню, большинство жителей уже разошлись по домам. Редкие прохожие, попадавшиеся им на пути, кидали взгляды, полные неясных подозрений, и старались быстрее скрыться за дверьми.

— Как всегда, радостные лица и гостеприимно открытые двери, — усмехнулась Лада.

— Да и бесы с ними, — пожал плечами Дроган. — Мы здесь не для того, чтобы нас любили. Да и с чего бы им встречать нас с хлебом и солью?

— Неплохо было бы, для разнообразия.

— Если нас любят, значит, мы плохо делаем свою работу, сестрёнка. Хватит унывать, пойдём, поищем корчму. Уж там-то нам будут если и не рады, то, по крайней мере, накормят.

Корчма нашлась неподалёку. Это было приземистое одноэтажное здание без вывески. Входя внутрь, Дроган пригнулся, чтобы не задеть головой притолоку. Внутри было темно, свет шёл лишь от лучин да очага в центре. Сначала Ладе показалось, что в зале пусто, но затем их окликнули.

— Здравы будьте, путники.

Дроган снял шлем и с опаской выпрямился, бросив косой взгляд на низкий потолок. От его макушки до потемневших от времени досок оставалось не больше ладони.

— И тебе не хворать, хозяин. Соорудишь нам какую-нибудь похлёбку и место для ночлега?

Хромая, корчмарь появился из тёмного угла и внимательно оглядел пришедших. Затем кивнул и указал на единственный длинный стол у стены, со скамьями по бокам. Он был довольно молод, лет двадцати, хотя годы уже оставили свой отпечаток. Лицо пересекал уродливый шрам, лоб покрывали морщины, руки загрубели от тяжёлой работы. Уверенными привычными движениями корчмарь раздул огонь и подвесил над ним котёл, после чего поставил перед гостями крынку кваса и пару кружек.