— Трудно сказать, — молвила Равенна, несколько смущенная таким напором, — думаю, дело все в этих словах. «Брали в плен».

Отдохнув еще с часик, мастер Бренн и его спутники возобновили путь.

Какое-то время вокруг продолжал висеть туман, в котором маячили холодные огоньки, силуэты деревьев и тени, похожие на человеческие. Но путников тени более не тревожили. И вообще сделались как-то ощутимо тише, спокойнее. Будто поняли, что ловить больше нечего.

Бренна же и Сиградда тени вообще не побеспокоили за весь путь ни разу. Хотя, казалось бы, северянину после всех набегов, в которых он участвовал, полагалось быть в крови с ног до головы, а не только руки испачкать. Да и совесть старого колдуна тоже трудно было назвать чистой — как и у любого много пожившего человека.

Вот только ни мастер Бренн, ни Сиградд не придавали, похоже, значения даже самым неблаговидным из своих поступков. Было и было. Грязные и кровавые страницы своей жизни, что мудрый волшебник, что невежественный варвар переворачивали легко, не изводя себя лишними чувствами. А потому воспоминания этих двоих, даже постыдные, не имели над Бренном и Сиграддом власти. А значит, не имели ее и духи призрачного леса.

Наконец туман начал редеть. Лес расступился. А тропа теперь шла через долину, поросшую яркой сочной зеленью. Какую разве что на картине маслом встретишь, а в действительности — вряд ли.

Небо над долиной тоже было непривычным для мира, из которого пришли мастер Бренн и его спутники. Разве что для Вожака оно могло показаться знакомым. Глубокая синь, лишь чуть разбавленная тончайшей паутинкой перистых облаков.

Вот только солнцу и в этом небе почему-то не нашлось места.

Один раз тропу пересек ручеек — небольшой, но вода в нем была чиста до прозрачности. Равенна едва удержалась от искушения наклониться, и, набрав в пригоршню немного этой воды, утолить внезапно вспыхнувшую жажду.

Только укоризненный взгляд учителя остановил ее. Вкупе со словами:

— Не стоит. Кто знает, что на самом деле течет в этом ручье.

С таким доводом Равенна и не подумала спорить. Вспомнила, что даже умело сделанный самогон с виду неотличим от воды. Не говоря уж о том, что некоторые яды, в том числе смертельные, растворяются в воде до полной незаметности. Однако ядами оттого быть не перестают.

Освальд, тоже проходя мимо ручья, только покосился в его сторону. В глубине души он был не прочь, если бы вместо воды в ручейке действительно тек тот же самогон. Однако воровская стезя приучила к разумной осторожности. Пониманию, что удачу свою без крайней нужды лучше не испытывать.

— А где мы? — подал голос сэр Андерс, оглядываясь. — Неужели в Раю?

— А благородный сэр видит здесь души праведников, наслаждающиеся вечным блаженством? — вопросом на вопрос ответил Бренн. — Даже если это так, мне остается только завидовать столь острому зрению.

Немного погодя, когда они прошли еще несколько шагов, колдун все же решил внести ясность:

— То есть, конечно, где-то здесь может находиться и Рай… в точности такой, каким его описывают в священных книгах. И Преисподняя, увы, тоже. И даже Небесный Чертог, о котором мечтает наш могучий Сиградд… как и любой другой, уважающий себя, его соплеменник. Возможно, именно в этом и заключается соль потустороннего мира, открытая автором «Закона мертвых». В возможности… всего.

А пройдя еще немного, добавил:

— Что до этого места, то оно, скорее всего, создано для наслаждений одного человека. И человек этот не мертв. Но главное: он сам, похоже, его и создал.

— То есть… — не понял сэр Андерс.

— Мы приближаемся к цели.

Путники поднялись на холм, откуда открывался еще более живописный вид. Среди зелени расположилось что-то вроде… города. Скопление каких-то сооружений. Башни, обвитые лестницами. Купола, похожие на гигантские луковицы. Подвесные мостики, казавшиеся издали тончайшими, словно из паутины.

— «На юге — там, где степь во всю длину ныряла вниз — темнел зигзаг стены», — процитировал мастер Бренн.

— «Как будто некий змей из глубины там в камень превратился в старину», — присоединился к нему Вожак. — Вот только на змея, даже окаменевшего, это чудо не очень похоже.

— Не всегда поэты могут похвастаться удачным сравнением, — с важным видом заметил Освальд, — особенно если иной поэт не в своем уме.

— Ты! — воскликнул сэр Андерс едва ли не с возмущением. — Ты-то давно ль заделался знатоком поэзии?! Пьяный рифмоплет в третьесортном трактире для тебя, небось…

— Не будем ссориться, — окликнула их Равенна, — мы ведь почти у цели.

И сама ускорила шаг, желая быстрей добраться до диковинных сооружений.

Как оказалось, на город скопление построек посреди долины не тянуло. Всего несколько их было, и стояли слишком кучно.

— Дворец, — заключил Вожак, глядя на это творение потустороннего зодчего, — роскошней, чем у дийлатского эмира, кстати. Да что там — у самого падишаха такого не было. А мы и до дворца падишаха тогда доходили.

Вблизи дворец впрямь производил еще более благоприятное впечатление. Стены утопали в зелени. Постройки окружали сады из пышных деревьев, увешанных крупными и явно спелыми плодами. Между деревьев были проложены дорожки из сверкающего мрамора. И ни щербинки, ни трещинки малейшей было не видать ни на плитах дорожек, ни на стенах.

Главное сооружение представляло собой огромный светло-зеленый куб, увенчанный куполом чуть ли не больше него самого. По углам выстроились башни, соединенные подвесными мостиками с террасами куба.

Парадный вход во дворец обрамляли колонны, обвитые лозами винограда. К нему вела широкая лестница, сужавшаяся кверху.

И на ступеньки этой лестницы, навстречу незваным гостям, вышел человек. Первый и, похоже, единственный человек во дворце.

Был он небольшого роста стариком — смуглым, сгорбленным, с крючковатым, как клюв ястреба, носом. Седая до белизны шевелюра, особенно выделявшаяся на фоне темной кожи, спускалась ниже плеч. А длинная, но узкая борода, формой похожая на клинок меча — и вовсе до пояса.

Одет старик был в синий халат, широкие пузырящиеся белые штаны, распространенные в южных землях, и красные остроносые туфли.

— Мир вам, — поприветствовал он пришельцев, поклонившись и одновременно складывая руки в молитвенном жесте.

— Приветствуем и мы тебя, премудрый Абдул аль-Хазир, — ответил мастер Бренн, — мир тебе и твоему дому!

— Если он чужеземец… с юга, — шепотом проговорил Освальд, — то почему мы его понимаем? Разве у них там тоже по-нашему говорят?

Потом осекся и добавил:

— Ах, простите, забыл. Это ж потусторонний мир! Здесь ничему не стоит удивляться.

Между тем аль-Хазир заговорил — просто-таки распираемый от воодушевления.

— Я знал! — были его слова. — Всегда верил, что невежество, в котором, как червь в навозе, копошится род людской — это не навсегда. Что рано или поздно жажда знаний… мудрость восторжествуют. Что люди смогут сами пройти моим путем… найти сюда дорогу. Скажите, много ль времени прошло?

— Больше полувека, — осторожно ответил Бренн.

— Не так уж и много, — его южный собрат по колдовскому ремеслу расплылся в улыбке, — для такого-то рывка. После веков темноты и невежества…

— Увы, — Бренн был вынужден перебить аль-Хазира, — не все так просто. С темнотой и невежеством — в том числе.

— Скорее, миру сделалось только хуже, — без обиняков вставила слово Равенна, — волшебников по-прежнему преследуют. Да и мало нас осталось. А тем временем мир постепенно порабощает всякая нечисть. И даже солнце больше не показывается на небе. Его скрыла серая пелена.

— Вот как? — хозяин дворца всплеснул руками и на мгновение будто призадумался. — Что ж, возможно, мир заслужил свою участь. Когда мудрецам в нем не остается места, добра не жди. И, что скрывать, я рад, что успел заблаговременно перебраться сюда. Где никакой грязный невежда с мечом не сможет меня достать.