Но почти сразу добавил — с большей теплотой в голосе:

— Однако еще больше я рад, что даже в том ужасном мире нашлись мудрые люди. Благодаря вам я уже не одинок. Потому приглашаю вас… посетить мою скромную обитель.

И сам первый зашагал вверх по ступенькам. Мастер Бренн и его спутники двинулись следом.

Миновав вслед за хозяином парадный вход, гости Абдула аль-Хазира оказались в огромном зале с высоким потолком, подпираемым изящными колоннами. Пол был настолько гладким, что блестел, словно лед посреди зимы. Или как зеркало. В нем даже, кажется, отражалось что-то.

Посреди зала журчал фонтан. Вдоль стен стояли кадки, в которых росли пальмы или пышные цветущие кусты. Цветы были незнакомы мастеру Бренну и его спутникам — в их родных землях такие просто не выжили бы. Но все равно гости не могли не оценить аромат этих цветов, насыщавший воздух в зале.

— Цветут круглый год, — с гордостью сообщил аль-Хазир, склоняясь над одним из кустов и с жадностью вдыхая аромат. — А главное, ухаживать за ними не надо.

— Как дитя, — прошептал Освальд стоявшей рядом Равенне, — игрушками хвастающееся.

Волшебница в ответ лишь поморщилась. Внутренне она была с бывшим вором совершенно согласна. Но хотя бы толика вежливости по отношению к хозяину не позволила ей поддержать разговор.

— И… что мне нравится больше всего, — продолжал хозяин дворца, — так то, что не нужно готовить еду. В том другом… вашем мире, сколько помню, меня всегда это угнетало. Легче было десять зелий сварить, чем один обед, представляете! Конечно, не всегда я занимался этим сам. Иногда приходил слуга. Но он тоже не очень-то справлялся. То еда подгорит, то специй он переложит. А сейчас… никаких хлопот!

С этими словами аль-Хазир щелкнул пальцами, и прямо в воздухе, из ничего, возникла изящная посеребренная ваза, полная фруктов. Схватив один из плодов — желтый и продолговатый — хозяин дворца осторожно снял пальцами его кожуру и откусил от белой мучнистой мякоти.

— Но вот почему, если он такой могущественный, — вполголоса вопрошал, словно ни к кому не обращаясь, Вожак, — то все равно так жалко выглядит? Хилый сутулый старик. Неужели нельзя снова молодым себя сделать? Да чтоб косая сажень. И наложниц юных целый выводок. Из-за этого я колдунов не понимаю.

Но осекся, поймав сердитый взгляд Равенны.

— Ох, прошу прощения, — сказал предводитель Братства Ночи, только едва ли искренне, — все время забываю, что для вашего брата это не главное. А важней всего знания. Зна-ни-я. Верно я понял? Значит, не совсем пропащий…

— А ты… вы сами все это сделали? — осведомился у аль-Хазира непосредственный Освальд. — Ну, дворец этот? И все такое…

— Ох, к добру или к худу, но нет! — хозяин дворца всплеснул руками. — Даже если забыть, что благодаря магии… и особенностей этого мира мне не пришлось таскать камни, как какому-то рабу. Даже здесь моего могущества не хватило бы. Но я предусмотрительно захватил с собой… ее!

С этими словами он подскочил к одной из колонн в зале — оказавшейся сильно укороченной. Высотой чуть меньше роста человека. На вершине колонны, как на постаменте, стояла глубокая чаша с резными краями и с выгравированными на ней узорами в виде веток и листьев. Стояла, отливая серебристым блеском.

— Священная чаша Всевышнего, — провозгласил Абдул аль-Хазир, бережно дотрагиваясь до сосуда, — я с самого начала знал, что дыма без огня не бывает. Что предание не лжет, и даже в чаше должна быть хотя бы толика высшего могущества. Я взял ее в качестве… ну, вроде талисмана. Чтобы отпугивать демонов и прочих злых духов, обитающих в этом мире. Но она превзошла все мои ожидания. Очень скоро до меня дошло, что с помощью чаши я сам могу создать собственный мир. По образу… моему! Да, именно моему! Все, я как я захочу!

Смуглое лицо аль-Хазира озарилось самодовольной улыбкой. А уж с какой гордостью он произносил «я» и «моему»…

— Знаете, на что это похоже? — вещал маг, будто не замечая ничего вокруг и желая лишь одного: выговориться. — Как если правитель передает часть своей власти кому-то другому. Наместнику… или, скажем, родственнику, если сам болен. Так со мной подобным образом поделился сам Всевышний!

На несколько мгновений в зале воцарилось напряженное молчание. Затем слово взял мастер Бренн.

— Вот, собственно, из-за чаши мы здесь, — в повисшей тишине его голос прозвучал отчетливо и до неприличия громко, — о ней с тобой и хотелось поговорить, мудрейший Абдул аль-Хазир.

Было любопытно видеть, как тает улыбка на лице мага, как оно становится растерянным… на миг. По прошествии которого растерянность сменилась недовольством.

Но не только аль-Хазира задели эти слова.

— То есть, как это — из-за чаши? — вопрошал Вожак, и голос его зазвучал угрожающе, почти как звериный рык. — Мудрый мастер вроде говорил мне о «Законе мертвых».

— «Закон мертвых», священная чаша, — небрежно молвил хозяин дворца, — не все ли равно? Потому что…

В голосе аль-Хазира, прежде самодовольном, но радушном, теперь слышались зловещие нотки.

— …ни то, ни другое вы от меня не получите!

— Мы полагаем, несчастья в мире как раз из-за чаши, — призналась Равенна, не терявшая надежды договориться миром, — пелена, закрывшая солнце, и все такое прочее. Из-за того, что чаша попала в потусторонний мир. И в нем… ну, равновесие нарушает.

— Это место, — добавил к сказанному ей мастер Бренн, — из-за того, что ты очистил его от зла, мудрейший Абдул аль-Хазир, зло вынуждено куда-то переходить. Просто потому, что, как заметил один схоласт, ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Адские силы в том числе. Изгнанные отсюда, они лезут в наш мир.

— Полагают они, — с презрением произнес, будто сплюнул, аль-Хазир. — Как уже говорил, мир… ваш заслужил все то, что бы с ним ни случилось. Заслужил хотя бы потому, что грозил мне, одному из мудрейших представителей рода людского — смертью! Так что я не должен ничего вашему миру. И уж тем более не обязан идти ради него на жертвы. Здесь я полновластный хозяин. А что ждет меня в вашем мире? Плаха? Виселица? Костер?

С каждым новым словом маг восклицал все громче. Все больше распаляясь.

Немногим лучше воспринял признание мастера Бренна Вожак.

— Просто замечательно! — воскликнул он с горькой иронией. — Мастер… и вы все выманили у меня мое имущество. Для каких-то целей, посвящать в которые меня почему-то сочли излишним. Разве так поступают союзники? Почему я только сейчас узнаю, что вам нужна священная чаша? И не просто как сокровище… а вы, ни много ни мало, надеетесь пелену с ее помощью уничтожить. Мне, кстати, нет никакого дела до пелены; она мешает лишь вам. Тем, кто живет при свете дня, тогда как мое любимое время — ночь. Неужели непонятно? Так зачем было про «Закон мертвых» мне врать?..

— Затем, — Бренн повернулся к предводителю Братства, ни голосом, ни лицом не выражая угрозы. Последнюю таил в себе разве что жест… движение руки с посохом. Но Вожак не успел верно истолковать его.

Мгновение — и тело главы Братства насквозь прошила порожденная волшбой молния.

— Затем, — повторил мастер Бренн прежде, чем сраженный Вожак рухнул на сверкающие плиты пола, — что я не мог упустить шанс прихлопнуть всю вашу шайку. Или хотя бы обезглавить. Ты, кстати, «мудро» поступил, не оставив преемника. Теперь Первенцы будут грызться между собой из-за власти, о мести не помышляя. Тем более ты сам их уверил, что ответственность за свою судьбу в этом походе берешь на себя.

Если аль-Хазира смутило, с какой легкостью его собрат по колдовскому искусству расправился с одним из своих спутников, то оправился хозяин дворца почти сразу.

— Впечатляет, — изрек он хладнокровно, — но меня вам так просто не взять. Забыли?

Маг хлопнул в ладоши.

— Это место создал я. И действует здесь лишь один закон. Мое желание. Чувствуете? Ваша жалкая языческая магия больше не работает!

Действительно, мастер Бренн продолжал держать рукой посох, но больше не ощущал в нем колдовской силы. Исчез и огненный шар на ладони успевшей сотворить его Равенны.