В отличие от них, Сиградд не нуждался в колдовстве. Решительно шагнул в сторону аль-Хазира с секирой наготове.

Маг встретил его единственным движением руки, раскрывая ладонь. И… секира вырвалась из рук варвара, обратившись в большую птицу. Да воспарила под потолок.

А хозяин дворца уже повернулся к сэру Андерсу. Щелкнул пальцами — и рука рыцаря, сжимавшая меч, разжалась. Оружие упало на пол, превратившись в змею. Извиваясь, гадина злобно шипела, поглядывая на бывшего хозяина.

— Да я тебя голыми руками удавлю, — рявкнул Сиградд и двинулся на аль-Хазира, — старикашка…

— Если только я не окажусь больше тебя, сопляк, — не дрогнув, и с равнодушной улыбкой парировал маг.

А уже в следующее мгновение увеличился в два… затем в три раза от своего естественного роста. Теперь здоровяк-северянин смотрелся рядом с ним уже не слишком внушительно. Попятился даже. Хотя прежде трусости не выказывал.

Аль-Хазир расхохотался. Так развеселило его зрелище обескураженного (а мгновение назад такого грозного) противника.

Расхохотался… чтобы уже в следующее мгновение коротко вскрикнуть. И последним отчаянным движением ухватиться за рукоять кинжала, вонзившегося ему в глаз.

Метнул кинжал Освальд.

— Что и требовалось доказать, — проговорил он со скромным видом, — не стоило выдавать ему своих намерений, ребята.

Как бы ни вымахал аль-Хазир и какую бы власть ни получил благодаря священной чаше, сколь бы вообще мудрым и могущественным волшебником ни был, а острый предмет в глазу оставался острым предметом в глазу. Пережить его маг не имел ни шанса.

Он повалился на пол, одновременно истлевая на глазах. Так что на сверкающем мраморе лежала уже горсть праха, да кучка костей, включая скалящуюся черепушку.

Дворец содрогнулся, как при землетрясении. Были и другие перемены, привнесенные гибелью его хозяина и создателя. По полу и колоннам поползли трещины. Перестал журчать фонтан посреди зала, а вода в нем помутнела, как в сточной канаве. Стремительно засыхали, облетая, цветы. А небо за окном из ярко-синего сделалось грязно-серым, словно дорожная грязь.

Зато секира снова была секирой — свалилась на пол и чудом никого не зашибла. Меч тоже стал мечом. А мастер Бренн и Равенна вновь чувствовали в себе силы творить волшбу.

— Пора ноги делать, — сказал Освальд, поднимая свой кинжал и осматривая — цел ли?

— Не все так просто, — возразил мастер Бренн, подходя к колонне с чашей.

Прикоснулся к чаше рукой… и содрогания земли утихли.

— Я стараюсь не упускать возможности, которые мне выпадают, — затем произнес старый колдун, — а сейчас у меня… у всех нас появился шанс из тех, что выпадают раз в тысячу лет. Не понимаете? Аль-Хазир не зря так держался за это место… свое творение. Он действительно достиг многого. А мы могли бы еще большего добиться.

Спутники, соратники смотрели на него молча и растерянно. Только Равенна решилась обратиться.

— Поясни, учитель, — попросила она, стараясь сохранять почтение в голосе. А делать это становилось все труднее. С таким-то поведением наставника.

— С удовольствием, — Бренн улыбнулся своей прежней улыбкой терпеливой и добродушной мудрости, вот только ни добродушия, ни терпения в нем больше не ощущалось. — Изучив «Закон мертвых»… все наработки аль-Хазира, я… нет, мы с тобой, дитя, могли бы их развить. Достичь новых вершин. Не ограничиваться этой долиной и дворцом, нет. Создать собственный мир, не отличимый от нашего родного. С людьми… государствами. Только более справедливый. Где будет меньше зла и страданий. А злобному невежеству вообще не останется места!

— Но как же наша миссия? — не мог не возмутиться сэр Андерс. — Все, ради чего мы сражались.

— И учились, — вторила Равенна.

— К демонам, — как отрезал, сказал мастер Бренн. — В сущности, аль-Хазир был прав. Наш родной мир… обитатели его неразумные сами себя наказали. Своей ненавистью к нам, колдунам. Да-да, дитя. Добро бы они начали охотиться на колдунов, когда пелена повисла. Это хоть как-то могли бы обосновать. Но они и до пелены охотились. Взять хотя бы тот поход, из-за которого аль-Хазир сюда сбежал. А значит, будут преследовать нас и дальше… после пелены. И если мы избавим род людской от нее, если снова вернем солнечный свет — нет, людишки не поблагодарят нас. Не надейтесь!

Колдун горько рассмеялся.

— Думаете, так просто, благодушные мои? Нет, люди сочтут, что солнце к ним вернулось в награду за их праведность… в которой даже самый законченный лжец и трус не сомневается. А что до колдунов, то чтоб преследовать их, просто найдут новый повод. Чуму… или иную болезнь, в которой нас обвинят. Неурожай. Войну. Да много предлогов найдется. Потому что у этих двуногих крыс всегда и во всем виноваты кол-ду-ны.

Равенна замолчала оторопело, проглотив собственные возражения. Так на нее подействовала отповедь наставника. Зато Освальд не смутился. И молчать не стал.

— Я вот не колдун, — были его слова, — но и охотиться на колдунов, обвинять их во всех бедах мне сроду в голову не приходило. Даже когда я пешком под лавку хаживал. Потому что люди разные бывают. А ты… Дедуля… да-да, я теперь без лишних расшаркиваний осмелюсь назвать тебя Дедулей. И замечу, что чем больше тебя узнаю, тем больше рад за твоих внуков… оттого, что их не существует. Скользкий ты. Вертишься… туда-сюда перескакиваешь. Скрытничаешь слишком. Сегодня одно говоришь, завтра прямо противоположное. И я, например, уже не знаю, чему верить. Ну нельзя одной задницей сразу много лавок занимать! Даже для меня, вора, это чересчур. Точнее, долго такие не живут… даже среди нас, воров.

— Все сказал? — молвил Бренн сухо и с презрением.

— А ведь он прав, — коротко сказал Сиградд.

— А я ведь приютил тебя, здоровяк, — изрек колдун, — я всех вас приютил.

Взглядом печальным, но жестким он обвел соратников… теперь уже бывших соратников.

— Вам всем грозила гибель, не забыли? Скитания в роли изгоя, костер инквизиции… виселица. Пьяное и нищее прозябание. Я дал вам цель. И я привел вас к цели… настоящей цели, пусть даже она совсем другая, чем думалось изначально. Но такова жизнь, что вы хотите. Приходится иногда менять решения, делая выбор. А нам… и вам тоже выпало редкое счастье — выбирать между лучшим и худшим, а не из множества зол. Но это оценить вы оказались неспособны!

Бренн возвысил голос, а глаза его теперь метали молнии. Пусть и в переносном смысле… пока.

— Такова ваша благодарность! — выкрикнул он. — Вы не со мной, я правильно понял? В этом ваш выбор?!

Молчание было ему ответом. Молчание, воспринятое как «да».

— В таком случае и я в вас не нуждаюсь, — заявил колдун, — убирайтесь. Пошли вон. После всего, что мы пережили… в память об этом я окажу вам эту последнюю милость. Отпущу с миром. Убирайтесь и не смейте возвращаться!

Его последние слова прозвучали как гром. Громыхнуло и по-настоящему — снаружи. А серое небо озарила молния.

Даже сэр Андерс фон Веллесхайм вздрогнул, даром, что привык считать себя храбрецом. Освальд так и вовсе благоразумно отступил на шаг. Изо всех сил сохранял спокойствие Сиградд. Но и он сильнее вцепился в секиру.

Но вот Равенна…

Равенна даже малейшим движением не выказала страха.

— Прости, учитель, — сказала она твердо, — но мы пришли за чашей. Мы проделали нелегкий путь и пролили немало крови. Так что теперь… мы не уйдем без нее.

От этих слов волшебницы и остальные воспрянули духом. В глазах их больше не было ни страха, ни смущения. Одна только готовность к битве.

— Что ж, — заключил Бренн тихим… зловеще-тихим, как шуршание змеи в кустах, голосом, — это ваше решение… какое ни на есть.

Он вскинул руку с посохом — и Освальда, уже потянувшегося к кинжалу, отбросило, будто порывом сильнейшего ветра. Бывший вор врезался в одну из колонн. А уже в следующее мгновение его оплели вместе с этой колонной лианы.

— Да, к твоим выходкам я готов, — похвалился Бренн, — готов в первую очередь.