— Мало я вашего брата… — проговорил старший из крестьян. Не иначе, узнал в Сиградде одного из северных варваров и подумал, будто те пришли с набегом. И пожары на окраине — их рук дело.
Но как бы то ни было, а договорить Сиградд ему не дал. Тоже привык иметь дело с подобными самозваными защитниками.
Взмах — и остро наточенное лезвие секиры на лету перерубило заостренный кол, оставив в руке крестьянина бесполезный обрубок.
Поворот — варвар стремительным движением ушел от удара вилами.
Удар ноги в тяжелом сапоге — и оказавшийся за спиною Сиградда обезоруженный крестьянин отлетел шага на два. И врезавшись в чей-то забор, со стоном рухнул наземь.
А уже в следующее мгновение варвар, обернувшись кругом, снова стоял лицом к лицу с молодым крестьянином. С секирой наперевес. И хищно ухмыляясь. Словно зверь оскалился.
Такое зрелище заодно с легкостью, с которой Сиградд расправился со старшим из крестьян, мигом выбила из молодого даже зачатки боевого духа.
— Отец! — воскликнул он, роняя вилы и кидаясь к поверженному напарнику, который и впрямь оказался его родителем. С сыновней помощью тот медленно, держась за живот, куда пришелся удар Сиградда, начал подниматься.
Сам варвар в тот миг еле удержался от искушения раскроить обоим черепа. Кабы дело происходило в прежние времена, в очередном набеге, он так бы и поступил. Ибо что может быть глупее, чем оставлять в живых врагов, способных сражаться и имеющих на тебя зуб. Но Сиградд понимал: не в набеге он, а на задании. Тогда как мастер Бренн не одобрял лишних жертв.
Да и поспешить стоило. Кто знает, вдруг ведьму уже подожгли, как Равенну в свое время.
Не удалось без хлопот добраться до деревенской площади и сэру Андерсу. Нет, большинство попавшихся на пути крестьян избегали с ним встречи — почти неосознанно. Чувствовали, видимо, в рыцаре благородного. Так какой-нибудь заяц в лесу чувствует волка или медведя и старается держаться от него подальше. Без лишних раздумий, повинуясь одному лишь чутью.
Но иногда и чутье это, необходимое для спасения жизни, притупляется. В случае с человеком, например, если этот человек пьян. А тем более, если в хмельном состоянии своем — не одинок.
Так получилось и в этот раз. Когда рыцарь быстрым шагом проходил мимо дома, бывшего, по всей видимости, местным кабаком, оттуда вывалилась целая орава — пять подвыпивших крестьян. Двое из них еще обнялись и горланили песню. Остальные пытались подпевать, но выходило даже хуже, чем у их обнявшихся приятелей.
Зато увидев оказавшегося у них на пути сэра Андерса, вся эта ватага почти сразу смолкла, как по команде. Пять пар хмельных очей уставились на рыцаря. Вино и пиво притупили этим мужикам рассудок, но не сделали их слепыми. И теперь они с ходу подмечали и шлем, и кольчугу, надетые на одинокого прохожего явно не из местных. И, конечно, ножны с мечом.
— А это кто это к нам пожаловал? — затем подал голос один из пьяных деревенщин.
Коренастый и с пузом, он считал себя, видно, этаким богатырем местного разлива.
Да сам же себе и ответил:
— Уж… не шавку ли баронскую принесло?
— Помню, сеструху мою такой… с железками… того, — вторил один из его приятелей, — надругался над нею, вот! В крови домой прибежала. И в платье изорванном!
— И мою дочку, — отозвался третий. Не иначе, тема эта была местным обитателям близка. По крайней мере, под хмелем.
— Эй! — воскликнул четвертый, одновременно обходя рыцаря со спины. — Ты как? Опять кого-то из наших девок портить приперся?..
Его примеру (правда, без лишних слов) последовал и пятый из крестьян.
Что до сэра Андерса, то, по его мнению, если сестры и дочери этих мужиков похожи на них самих, то вряд ли кому-то из благородных захочется посягнуть на их добродетель. Да и может не быть ее вообще, добродетели этой. Скорее пришлось бы от таких баб самим благородным убегать, а не гоняться и домогаться.
Однако соображенья свои рыцарь оставил при себе. Не ответив ни на одну из реплик пьяной шайки. Потому как понимал: те ни слушать, ни беседу вести не настроены. А желают по большому счету лишь одного. Развлечься. И в качестве развлечения… ну, коль выпивка успела надоесть, не лишним им казалось поквитаться с чужаком-прохожим из благородного сословья. Мстя ему за понятные только им обиды.
Понимал все это сэр Андерс. И потому рука его уже лежала на эфесе меча.
Первый удар нанес тот из крестьян, который хранил молчание. Просто молча зашел за спину рыцарю и так же, не говоря ни слова, поднял с земли какой-то камень и обрушил на голову сэру Андерсу.
Вернее, попытался обрушить. Не уклонись тот в последнюю долю мгновения. Еще рыцарь успел сообразить, что замешкайся он — и даже шлем едва ли бы защитил. Во всяком случае, больно могло быть точно.
Но к счастью… не для него самого пьянчуга промахнулся. А уже миг спустя коротко вскрикнул, вытаращив глаза и захлебываясь собственной кровью — когда меч рыцаря пронзил его тощий живот.
Однако оставшиеся четверо тоже не теряли времени даром. Кто-то пнул сэра Андерса под колени. Босой ногой пнул — удар вышел не слишком болезненный. Зато сильный. Как видно, ударил тот, пузатый, но плечистый, выступивший заводилой.
Не устояв на ногах, рыцарь плюхнулся на колени. Под радостный гогот деревенщин.
— Как оно, а? — издевательски похохатывая, окликнул сэра Андерса один из них. — Привык, что перед тобой, благородным, всяк на колени бухается, да сапоги целует? А ты теперь сам на коленях постой… у-у-у, подстилка баронская…
Следующий пинок пришелся в живот рыцарю. Кольчуга несколько смягчила удар, но нанесли его в этот раз деревянным башмаком.
Согнувшись и изо всех сил хватая ртом воздух, сэр Андерс повалился на бок, стараясь не выпускать меча из руки.
— Ха! Не очень-то ты сильный, — изрек один из крестьян со злорадством.
— И железка твоя не шибко… это… помогла.
И вот этот-то, по поводу «железки» колкость отпустивший, очень скоро успел пожалеть. Когда ловким выпадом рыцарь достал означенной «железкой» его ноги, защищенные лишь домоткаными штанами. И смог подсечь сухожилья.
Крестьянин завизжал точь-в-точь как порося, которого он сам несколько седмиц назад зарезал к очередному празднику. И бесформенным кулем рухнул наземь.
Его приятель (тот, что давеча пнул сэра Андерса ногой в деревянном башмаке), попробовал было повторить свою атаку. Но рыцарь, привставая, опередил его на какой-то волос, на ничтожную долю мгновения. Целя в пах горе-забияке.
Удар достиг цели — на меткость сэр Андерс не жаловался. И подумал, бросив взгляд на повалившегося наземь и истошно орущего бедолагу, что даже если случится чудо (ну, найдется в деревне умелый знахарь помимо обреченной на сожжение ведьмы), если выживет он, то никто больше не сможет назвать этого крестьянина «правильным мужиком». Как, впрочем, и «неправильным». И вообще каким бы то ни было существом мужеского пола.
Задумавшись о судьбе крестьянина, сэр Андерс замешкался, пусть и на мгновение. И, как оказалось, зря. Потому что пузатый заводила для пьяного простолюдина оказался весьма сообразительным. И шансом, ему представившимся, с успехом воспользовался.
Рыцарь едва успел обернуться в его сторону, постепенно выпрямляясь и поднимая меч, когда пузан ударил. По-простому, по-кабацки, но привычно для себя. Лишь кулаком, оказавшимся весьма увесистым.
Простой шлем сэра Андерса оставлял открытым большую часть лица. В лицо-то это… точнее, в нос и целил пузатый здоровяк. Рыцарь едва успел немного уклониться, и удар пришелся лишь в челюсть. Однако и этого хватило, чтобы в голове зашумело не хуже, чем от пива или браги, которыми его противники не так давно с удовольствием наполняли свои тела.
Сэр Андерс пошатнулся… но на ногах устоял. А от последующего пинка заводилы-пузана уже успел прикрыться, выставив ногу. После чего размашистым движением руки, сжимавшей меч, снес крестьянину голову.
Словно кочан или головка сыра, та покатилась под ноги последнему из оставшихся на ногах деревенских забияк. Тот лишь бросил взгляд на эту башку, рот которой еще сохранял свирепую ухмылку. И… поспешил скрыться за дверью кабака, из которого давеча вышел.
