Но известно также, что с каждым днём Бескова всё больше и больше раздражали и Лобановский, и Ахалкаци. Из себя он, правда, не выходил, дверьми не хлопал и разговаривать с обоими на темы, касавшиеся прежде всего тренировок и предстоявших игр, не переставал. Михаилу Ошемкову показалось тогда в Испании, что равносторонний треугольник с вершинами Б, Л и А постепенно превращался в равнобедренный с острой вершиной Л. Происходило это, по словам Ошемкова, «довольно деликатно», и статус всех тренеров оставался прежним. Установки проводил Бесков, тренировки — тоже, а как принимались решения и кто был главнокомандующим, оставалось только догадываться, — даже тем, кто находился рядом с командой. «Взрослые, мудрые люди, — говорит Ошемков, — смогли найти общий язык. Но в стиле игры команды я, не знаю почему, ощущал почерк Лобановского. Может, потому, что мне этого хотелось?..»
Раздражение Бескова не только на Лобановского и Ахалкаци, но вообще на всех окружавших его в Испании людей вполне объяснимо. Он был выбит из привычной колеи единовластного управления игроками, помощниками, врачами, массажистами, администраторами.
После первого матча в Испании с бразильцами произошло то, чего Бесков явно не ожидал. «Игра, — вспоминает Савелий Мышалов, — началась в 21.00 и, соответственно, закончилась поздно. Пока вернулись в отель, поужинали, время к часу ночи подкатывало. Тем не менее, как обычно, я отправился в обход по номерам, чтобы оказать необходимую помощь тем игрокам, кому она требовалась. Освободился через час. Но, наверняка зная, что Константин Иванович не спит, заглянул и к нему. Он сидел один, и, увидев меня, хоть и по-доброму, но прямо-таки обрушился:
— Ну, где ты бродишь? Как вернулись после матча, никто, представляешь, Савелий, никто — ни Сыч, ни Лобановский, ни Ахалкаци — даже не заглянул! Они что — уже решили, что со мной покончено?»
Это действительно выглядело невероятным событием: тренеры после каждого матча — традиция! — всегда собирались, обсуждали под рюмочку-другую коньяку игру, снимали напряжение. Мышалов, позвав массажиста и администратора, всячески пытался успокоить Константина Ивановича, нёс, по его словам, «какую-то околесицу: не надо, дескать, принимать это близко к сердцу, все, включая тренеров, устали». — «О чём ты говоришь! — воскликнул в ответ Бесков. — Это же традиция — собраться вечером у главного. Нет, так не “устают”. Так дают понять, что тебя “похоронили”».
Бесков напрасно обижался. В ту ночь все действительно устали. Потом — после матчей с Новой Зеландией и Шотландией — традиция возобновилась. Садились все вместе, разговаривали, выпивали по рюмочке — никаких эксцессов с недопониманием. Считается тем не менее, что в Испании «Бесков выглядел отрешённым, существующим как бы от всех отдельно, ушедшим в себя. Он, чувствовалось, потерял контакт с командой, замороченной многоголосицей, разноголосицей тренерских и начальственных указаний».
Согласно воспоминаниям Мышалова, перепады в настроении Бескова в Испании были разительные. То он был удручён отсутствием Лобановского и Ахалкаци в его номере после встречи с Бразилией. То вдруг в день матча с Шотландией весь светился, потому что ему позвонил тогдашний заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС Евгений Тяжельников, курировавший, в числе прочего, спорт, и сказал (цитирую в изложении Мышалова): «Константин Иванович, мы вам полностью доверяем. Вы на правильном пути. Не упускайте бразды правления, продолжайте идти своим курсом». Бесков попросил доктора рассказать об этом напутствии Сычу. Звонок Тяжельникова настолько приободрил Бескова, что после Шотландии он неожиданно разрешил, чтобы к женатым футболистам подселились их супруги, прилетевшие в Испанию в туристической группе. Разумеется, ненадолго: предстояло решать главную поставленную перед чемпионатом задачу — попасть в четвёрку сильнейших.
Игравший в той сборной Юрий Гаврилов между тем считает, что на момент встречи с Шотландией Бесков «в сборной уже мало что решал». «После поражения в первом матче от Бразилии, — сказал Гаврилов в интервью газете «Спорт-экспресс» 24 августа 2007 года, — Бескова отодвинули от тренировочного процесса. Отвечал за всё отныне Лобановский».
После переезда в Барселону на второй этап чемпионата настроение у Бескова вновь испортилось: перед Польшей в тренерской группе возникла серьёзная дискуссия, в том числе и по составу. Бесков возражал против включения в стартовый состав Шенгелии и ряда других игроков. Но, по утверждению Мышалова, Лобановский и Ахалкаци настояли на своём.
Сложно сказать, кого ещё, кроме Шенгелии, сыгравшего, к слову, в одиннадцати из тринадцати контрольных матчах и во всех встречах в Испании выходившего в стартовом составе, не хотел видеть в игре с поляками Бесков. На чемпионате мира сборная СССР использовала 16 футболистов, но только 12 из них, включая вратаря Дасаева (он, а также Чивадзе, Демьяненко, Балтача, Бессонов и Блохин провели все игры от «звонка до звонка»), сыграли больше 50 процентов игрового времени (к вышеупомянутой шестёрке следует добавить Баля, Шенгелию, Боровского, Оганесяна, Гаврилова и Сулаквелидзе). Они и вынесли на своих плечах основную тяжесть нагрузки. Остальные — Родионов (всего 11 минут), Суслопаров (16), Андреев (37) и Дараселия (150) были, что называется, «на подхвате». Никто из них не в состоянии был в полной мере с первых же минут сыграть на месте тех, кто составил в Испании костяк сборной.
«В раздевалке после Польши, — вспоминает Михаил Ошемков, — одни сидели молча, другие обсуждали игру по горячим следам. Тенгиз Сулаквелидзе, имевший единственный реальный момент для взятия ворот, клял себя на чём свет стоит. Ахалкаци тихо говорил на грузинском с двумя другими тбилисцами. В раздевалку вошёл пресс-атташе: “Константин Иванович, вас приглашают, пресс-конференция уже началась”. В ответ прозвучало: “Где Лобановский? Пусть пойдёт, расскажет...” “Где Лобановский?” — переспрашивает меня Валера Балясников, офицер безопасности. Я, конечно, знаю, но пожимаю плечами. “Константин Иванович, пойдёмте, вас ведь ждут”. И Бесков нехотя, насупив брови, идёт на пресс-конференцию, как на эшафот».
На той пресс-конференции Бесков вольно или невольно дал старт последующей травле Олега Блохина. Сказал: «Он больше руководил, чем играл».
«Стрелки» после Польши умело были переведены на Лобановского, на игроков киевского клуба, выступавших за сборную, и вообще на «Динамо» (Киев). Моментально родилась версия, всячески затем подогреваемая: с какого-то момента испанской кампании Бескова аккуратно отстранили от тренерского руководства сборной (или же он самоустранился), и всем в команде стал заправлять Лобановский под диктовку Валентина Сыча.
Сыч действительно постоянно влезал в дела команды, зачастую с присущей ему бесцеремонностью. Вячеслав Колосков говорит, что то же самое Сыч делал и в хоккее: «он часто бывал в раздевалке и подогревал ситуацию».
В действительности же Лобановский и Ахалкаци и в мыслях не держали претендовать на первенство в руководстве сборной. Они постоянно были готовы ответить на любой вопрос Бескова о своих игроках, высказать своё мнение по любым моментам, имевшим отношение к тренировочному процессу и выбору тактических вариантов на конкретный матч. Такого, чтобы Лобановский и Ахалкаци работали в лагере сборной каждый со своими футболистами, не считаясь с коллегами, не было.
Если Бесков потерял управление командой или же решил для себя — в силу каких-либо причин эмоционального толка — отстраниться от руководства сборной, то это его вина и ничья больше, потому что это его решение, никем ему не навязанное. Как никем не навязано было и его решение о привлечении в сборную Лобановского и Ахалкаци. Эмоции Бескова, по свидетельству Ошемкова, на каком-то отрезке времени в Испании «поплывшего», были, возможно, вызваны тем, что он наконец понял, насколько ошибочным было это решение: как же так, он допустил в святая святых своей тренерской кухни двух совершенно посторонних для него коллег, ставших нежелательными, в общем-то, свидетелями его рабочих частностей, приёмов, задумок, оплошностей!.. Бесков вдруг представил, что он — под мощным микроскопом, и микроскоп этот он собственноручно вручил Лобановскому и Ахалкаци.
