Далёкий от футбола Федоренко не помнит, что это был за матч и почему Щербицкий бурно радовался победе. Ведь не отмечал же он так все выигранные киевлянами в ту пору и позже встречи — чаще всего реагировал сдержанно. Скорее всего, подсказывают справочники, украинский руководитель устроил запомнившееся торжество после игры «Торпедо» — «Динамо» осенью 1961 года. Победа над «Торпедо» открывала киевской команде путь к первому в истории советского футбола чемпионскому титулу, завоёванному немосковским клубом.
В ранге председателя Совета министров Щербицкий на старенькую динамовскую базу на Нивках приезжал почти перед каждой игрой. Никаких накачек — лишь спрашивал, в чём команда нуждается. Когда «Динамо» возглавило таблицу, Щербицкий пригласил команду на «своё поле» — в Совет министров. «В кабинете, который своими размерами напоминал поле для мини-футбола, — вспоминал Владимир Щегольков, — “накрыли поляну” — лёгкая закуска и минеральная вода. Щербицкий потряс нас своими знаниями футбольной статистики: в его записной книжке были зафиксированы результаты всех матчей украинских команд всех лиг, знал он и фамилии наиболее значительных игроков и тренеров».
Работавший с Щербицким секретарь ЦК КПУ Яков Погребняк рассказывал украинскому еженедельнику «Футбол», как однажды, когда Погребняк был первым секретарём обкома в Ивано-Франковске, Владимир Васильевич приезжал вручать области орден и вдруг попросил Погребняка сделать перерыв в торжественной части. «Я, — говорит Погребняк, — не понял зачем, но сделал. Владимир Васильевич вышел и отправился, уже не помню, то ли по телевизору смотреть, то ли по радиоприёмнику слушать репортаж о матче “Динамо”. Послушал и довольный (“Динамо” тогда, кажется, выиграло) вернулся на своё место».
Леонид Кравчук, возглавлявший в ЦК КПУ партийную организацию, пришёл однажды в кабинет Щербицкого (тот вызвал его, чтобы сдать партийные взносы и проставить в партбилете штамп и подпись). «Захожу в кабинет, — вспоминает Кравчук, — вижу: стоит первый секретарь у телевизора, по которому идёт трансляция какого-то матча. Глаза горят, нога отведена для удара, мелко подрагивает... Он фактически играл в футбол! Я встал скромно в угол, Щербицкий на меня ноль внимания. Постояли мы минут десять, закончился первый тайм, и вдруг он меня замечает: “А ты что тут делаешь?” — “Так вы же пригласили!” — “Извини...”».
Борис Воскресенский утверждает, что «никто футболом из ЦК так, как описывают, не занимался». И напрасно, по его мнению, говорят «если бы не Щербицкий...». Базилевич с этим утверждением не согласен: «Хотя о роли компартии сейчас речь ведут только в негативном плане, должен заметить, что без помощи ЦК, снявшего массу проблем, мы самостоятельно вряд ли справились бы».
На первой после возвращения из Кувейта большой пресс-конференции Лобановский привёл пример одной из публикаций о команде в довольно солидной газете, где, с его точки зрения, было «всё искажено». Речь шла о том периоде, когда первым человеком на Украине был Щербицкий, который так любил команду, что для неё якобы «всё делалось». «Да ничего не делали вообще! — воскликнул Лобановский. — Кроме квартир и машин. Больше не было ничего. Да, старались делать всё, что можно было. А что было можно? Можно было, повторяю, дать квартиру и машину. Больше ничего нельзя было». И обратил внимание репортёров на то, что говорит так, сравнивая те времена с нынешними: «Вы же понимаете, что изменилась система. Уже живём в совершенно другом государстве, где никто ничего не запрещает. Если есть возможности. И я считаю, что клуб “Динамо” (Киев) и его руководители делают всё, чтобы игроки не думали о каких-то житейских проблемах, а только о футболе. Им созданы абсолютно все условия! Для того чтобы они были не ремесленниками, а творческими людьми, которые бы пытались расти вместе с командой и каждый в отдельности».
В советские времена премия футболисту в 400 рублей считалась очень большой, на неё требовалось найти деньги, в бюджете не заложенные. А в новейшие времена игроки объявленные за победу в важном матче призовые в размере 10 тысяч долларов (это — в дополнение к высокой зарплате!) считают небольшими.
Между тем и при Щербицком с игроков, по мере тогдашних возможностей, снимали все бытовые вопросы. Они получали хорошие квартиры в хороших домах, их детей определяли в детские сады, жён, если требовалось, устраивали на работу; на базу в Конча-Заспу поставлялись самые дефицитные товары и продукты. Власти закрывали глаза на то, что футболисты «Динамо», покупая — за свои деньги — автомобили «Волга», перепродавали их по спекулятивным ценам на Кавказ, неплохо на этом зарабатывали (Анатолий Демьяненко, например, называет автомобильные заработки футболистов «самыми большими»), а для себя приобретали манёвренные «Жигули».
Подробнее других, пожалуй, помнит об организации торговли на базе и об автомобилях Стефан Решко. «Перед праздниками — Новым годом, майскими, октябрьскими — нам завозили икру, которой тогда в магазинах не было, — вспоминал он в интервью киевскому изданию «Сегодня». — Она недорого стоила — 5,50 за баночку. Можно было взять пару баночек красной, чёрной, другой дефицит — прибалтийские шпроты, паштеты. Для жён — французские духи. Плюс где-то раз в год привозили на базу ковры. Каждый мог купить один большой и один маленький. Или приезжал из Совмина человек: “Зима идёт, дублёнки нужны?” — “Да, было бы неплохо”. И нам привозили турецкие дублёнки по 270-300 рублей. Всё это было благодаря тому, что первое лицо страны — болельщик. При Шелесте такого не было. Его “пробить” было тяжелее. Но самое главное благо, которое мы имели, это возможность раз в пару лет покупать машину. В “Динамо” — такого нигде больше в Союзе не было — весь состав ездил на ГАЗ-24. В “Спартаке”, ЦСКА, тбилисском “Динамо” новые “Волги” были у единиц. Они нам завидовали. Но мы ведь и выигрывали почти у всех. За победу в Кубке кубков-75 нам больших денег не дали. Но мы попросили Семичастного, зампредсовмина, чтобы нам дали возможность купить машины. Очередь разбили до весны 76-го. Но когда мы обыграли “Баварию”, Семичастный зашёл в раздевалку, всех расцеловал, передал привет от Щербицкого и заявил: “Все свои вопросы вы решили сегодня на поле”. Как сейчас помню, в 75-м “двадцать четвёрка” стоила 9162 рубля. Но её можно было перепродать в несколько раз дороже и купить новую по номиналу. К слову, мы могли брать совминовские номера, начинавшиеся на “80”, чтобы гаишники не останавливали. А в отношении квартир Щербицкий говорил: “Эти люди заслужили выбрать жильё в любых домах”».
На обсуждении в ЦК вопроса о необходимости предоставления квартиры Евгению Рудакову Щербицкий распорядился выделить ему жильё в совминовском доме на улице Суворова, причём непременно квартиру под номером один: «Рудаков у нас вратарь номер один, пусть и квартира у него будет под первым номером».
Жена Евгения Рудакова Валентина рассказывала, что их дочка поначалу огорчилась: «Квартиры под номером один во всех домах предназначены для дворников, живущих в самом низу, на первом этаже», но потом выяснилось, что дом — тот самый, в котором потом стала жить семья Лобановских, — стоит на сваях и в «первую» квартиру можно добираться на лифте.
Владимир Щегольков из чемпионского состава 1961 года после неудачных попыток заняться тренерским делом приступил к работе в «питании», стал работать в Политехническом институте. Однажды туда по случаю юбилея этого учебного заведения приехал Щербицкий. «Встретились мы, — рассказывал Щегольков, — как старые знакомые, сфотографировались на память. И начальство, видя это, тут же поспешило выдвинуть меня на место директора треста на Печерске».
Валерий Поркуян считает, что равных Щербицкому по любви к футболу среди советских политических деятелей не было. «Однажды Щербицкий, возглавлявший тогда Совет министров Украины, — вспоминает Поркуян время, когда играл в одесском «Черноморце», — находился в Москве и позвонил в Киев сыну. А я как раз заехал к Валерию, с которым дружил, за какими-то остававшимися у него моими вещами. Владимир Васильевич, узнав, что я на следующий день прилетаю в Москву, попросил заскочить к нему в гостиницу “Москва” — в 316-й, как сейчас помню, номер. Может быть, ему нужно было выговориться, но в тот день я много чего интересного услышал — к примеру, как Хрущев его отправил из Киева в Днепропетровск, обвинив в том, что он занимается спортом, а не сельским хозяйством. И многое другое. А в конце разговора Щербицкий спросил: “Может, обратно в ‘Динамо’ вернёшься?” Я вежливо отказался, и Владимир Васильевич меня понял».
