Вслепую Темной ночью отрадно у нас удальцу садануть кулаком по чьему-то лицу. В злобном умысле глупо винить удальца, потому что он лупит, не видя лица. Лишь под утро мы кровь замечаем в тоске у кого – на губах, у кого – на руке. Темной ночью не трудно у нас подлецу жирной грязью мазнуть по чьему-то лицу. А при солнечном свете, при пении птиц ужасают нас маски изгаженных лиц. Но, размыслив, мы всё ж подлеца не виним: в темноте он не ведает, кто перед ним. И когда нескончаемой кажется ночь, кто-то, крики услышав, выходит помочь, и, ступая на зыбкую почву болот, он несчастному руку в беде подает. Но спасает, увы, удальца-подлеца, потому что опять же не видит лица. Инструкция Чтоб не вздумал роптать, грубить и чтоб глаз не смел поднимать, человека проще убить, но куда похвальней – сломать. С виду, вроде, боле́зный жив и даёт зелёный побег, но, по сути, трухляв и лжив ловко сломанный человек. Если ж он, истощённый злом вновь хребет свой начнёт крепить — чтобы глубже стал перелом, человека можно купить. «Крик души» будет вмиг забыт, голос станет слезлив и слаб. И, покуда калека сыт, он от пят до макушки раб. Ну а если в груди раба возмущенье начнёт свербить — значит, это уже судьба: человека надо убить. На Родине Мы не ставим друг друга ни в грош и для бодрости пьем беспробудно. Мир отчасти безумно хорош, но отчасти – устроен паскудно. Мы умеем душевно зевать и лупить для знакомства по роже. Нам отчасти на Бога плевать и отчасти – на дьявола тоже. Не касаясь болезненных тем, пробуждающих буйные страсти, я пишу эти строки затем, чтоб использовать слово «отчасти». По традиции все мы грешны и отраву хлебаем из чаши. Наши беды отчасти смешны, потому что отчасти не наши. Главный вопрос Наши братья, гоблины, — сумрачный народ: лбы у них покатые, перекошен рот. Признаки их мужества: клочковатый мех, глазки оловянные и утробный смех. Братья наши, гоблины, — адаптивный вид: подсуропить ближнему каждый норовит. И когда проявится вид во всей красе, мигом обнаружится: «каждый» – это «все». От забот у гоблинов пухнет голова, защищают гоблины гоблинов права. Осудив бестрепетно дряхлый гуманизм, гоблины придумали НЕОГОБЛИНИЗМ. С гоблинами гоблины всюду заодно, гоблины для гоблинов делают кино. От нехватки знания не впадая в стресс, гоблины рачительно «юзают» прогресс. Наловчились гоблины размножаться всласть. Гоблины для гоблинов утверждают власть. Напрягают гоблины скудные умы в интересах гоблинов. А при чём здесь мы? Причины
Лень покидать кровать — вот почему я пью. Хочется мне блевать, глядя на жизнь свою. Люди вокруг – дерьмо: лгут да воруют впрок, сальным перстом клеймо ставит на всех порок. А почему я пью — в общем, ответ простой: в нашем земном раю пьяный – почти святой. Сроки придут – и мразь, прущая к дележу, втоптана будет в грязь, в ту, где я сам лежу, где, что ни день жена печень клюёт мою. Жизнь чересчур длинна — вот почему я пью. Увы Равнодушен к жестам и к словам, не натру я чашечки коленной, чтобы рабски жаловаться Вам на порядки в замкнутой Вселенной. Неприглядна Ваша цитадель: здесь каприз не ведает мотивов. Вы не миф, не образ, не модель — просто склейка старых негативов. И меня Вам нечем поразить. Жаль чертовски. Впрочем, я утешен: кто посмеет Вас вообразить, должен быть безумен и безгрешен. Может, Вы готовите финал, поместив под сумрачным закатом этот мир как скромный филиал, учреждённый адским синдикатом? Но душе нашёптывает плоть, что, увы, в пределах филиала правит бал не Дьявол, не Господь, а продюсер телесериала. Или Вам опять нужны века, чтоб блеснуть в Рождественскую ночку? Поживём – увидим. А пока я впотьмах гуляю в одиночку. Модель Плохо ль оказаться в царстве муравьином, не уметь терзаться и за глотку брать, быть на всех похожим, чистым и невинным, и деньком погожим шишки собирать? Тащите иголку — правила известны: можно втихомолку думать о своём. Хищникам различным вы не интересны, будучи обычным бравым муравьём. Даль пред вашим взглядом заслонит репейник, но не будет рядом недовольных лиц. Тех, кто прямо с детства строит муравейник, не собьёт соседство бабочек и птиц. Трудятся без лени с волей неизменной сотни поколений ныне, как всегда. Муравейник числить прочною Вселенной — есть, о чём размыслить, право, господа. |
