Ренессанс 2002 Нет ни капли дарования в певце, но едва ли сожалеет он о том: несмываемая радость на лице — показательный для медиков симптом. Исступлённо аплодируют глупцы петуху, что подражает соловью. И актриса с обаянием овцы с придыханиями блеет интервью. Политолог, чтоб набить себе карман, устрашает голой задницей ежей. И писательница женский свой роман сочиняет, не осилив падежей. Чтобы выйти по солидности в финал, со скандалом, по звонку и под шумок прорываются все в глянцевый журнал, словно звери в безразмерный теремок. И кумиры устремляются вперёд, как сплочённая обученная рать. Что б ни выскочило – публика сожрёт, да к тому ж ей не придётся выбирать. Бдение За́ ночь наплачешь, пока себя гложешь, хилый сонет. Так или этак слова расположишь — магии нет. Все же чернила, как с неба осадки, каплют с пера, и растворяются в сердце остатки зла и добра. Собственных мыслей ты напрочь не слышишь средь тишины. И от отчаянья сдуру напишешь гимн для страны. И на конфуз твой накинет покровы водки бадья. Скажешь ты зеркалу: «Будем здоровы. Бог нам судья.» Из прописей Щедрость предназначена для кормленья ворога. То, что не утрачено, ценится недорого. Рассужденья строгие с безрассудством связаны, а молебны многие дьяволом подсказаны. Вздох Амброй тёк бы лунный свет, был бы мир чудесен, если б только мой сосед водку пил без песен. Пословица Не бойся волков в стране дураков. Из глубины взываю С амвона поп толкует про Высший самосуд — андроиды ликуют и крючьями трясут; стремятся патриоты всех прочих прополоть… От приступа икоты храни меня Господь. Пивко с утра вкушает ручная голытьба: веселью не мешает ни порка, ни стрельба; Тарзан дочуркам снится, вздымающий коня… От зуда в пояснице храни Господь меня. Ревнители Культуры сюсюкают с вождём, стога макулатуры сыреют под дождём; куратора неврозы трясут в кругу родни… От авангардной прозы Господь меня храни. Время и мы
Культура смердит нестерпимо, встают за прогресс пошляки, хрустят под пятой черепки, и время проносится мимо. Коль карты ложатся удачно, на жизнь обижаться грешно: посмотришь – не так уж всё мрачно, скорее, до боли смешно. Но в кольцах табачного дыма мы в ужасе чувствуем вдруг, что время проносится мимо… и падают карты из рук. Смерть лечит болезни и раны, из тьмы совершая бросок. Дворцы и великие планы съедает ползучий песок. И мы ощущаем незримо, с порога ступив на крыльцо, как время проносится мимо и сыпет песчинки в лицо. И умники в жажде открытий платком вытирают слезу, не видя зловещих событий, застрявших соринкой в глазу. Еще из Эллады и Рима спешит по большим городам помойка по нашим следам. А время проносится мимо. Лыко в стро́ку В журналах, где стряпают что-то, уместное в форме золы, улыбки актёров на фото порой безоглядно подлы. У клоуна, прущего к цели, прочтёшь на челе без труда: «Я парень, сговорчивый в деле. Назначьте: кого и куда.» Усмешка раскрученной крали сигналит: «Барьер проходим. Хоть я безупречной морали — звоните, а там поглядим.» И, как леденцы в общепите, пестреют улыбки, дразня: «Купите, купите, купите! Скорее купите меня!» Ребята! Возможно, в финале сослужит вам службу гормон, но прежде, чем сняться в журнале, пожуйте хотя бы лимон. На запад С мрачной страстью игроков обобрав себя до нитки, на кораблик дураков погрузили мы пожитки. Во хмелю ещё сильна наша нищая держава. И швыряет нас волна то налево, то направо. Капитан наш, супермен, не учил, видать, уроков, но в Эпоху Перемен лохи ставят на пророков. С часовыми по бокам и с чекушкою в кармане — безразлично дуракам то, что прячется в тумане. Все по палубе снуют, чтоб поддерживать с азартом увядающий уют по совдеповским стандартам. В трюме хлюпает вода и чадит свечи огарок. Курс на запад, господа. Привезём себя в подарок. |
