— Але, Глеб Михалыч, здравствуй! Ну да, у тебя в больничке. К Пашке заехал. Да не… — он что-то выслушал. — Да всё нормально, по плану. Врач твой, Тимофеич операцию проведёт. Будет Пашка бегать… Глебка… а? — он опять что-то выслушал. — Да, Глебка, там к тебе сейчас Пашкины придут. Ну Лена с его матерью… Она, она… — он виновато покачал большой, почти лысой головой, погладив себя по макушке. — Ты там встреть. Уж не сердись. Попробуй объяснить… Да я сам уже сто раз сказал, что на пустом месте… Лады, давай… Михал Сергеичу привет… Да буду я… Какие мне тренировки? — Вячеслав густо рассмеялся. — Я уже одним взглядом убить могу! Бывай, Глебка, заезжай…

Он убрал телефон, смотря на меня, довольный.

— Глеб Михалыч — это главврач в этой больнице. Тоже друг наш хороший. Михал Сергеича сын. А Сергеич — это…

— Ваш тренер по борьбе, — закончила за него я.

— Смотри ка ты, она уже знает! — Вячеслав опять посмеялся. — С Пашкой повидалась? Пошли на выход.

Пока выходили из больницы, Константин с Вячеславом разговаривали о чём-то своём. Я особо не вслушивалась, пока речь опять не зашла о Пашке.

— Вообще неплохо его помяло…

— Да хорошо, что живой.

Они сообразили, что я иду следом, оглянулись. Константин виновато продолжил:

— Там не только нога, внутренние кровотечения были, ушибы, но довезли Пашку быстро. А ногу эту он второй раз ломает, да, Марк?

— Неудачная нога, — усмехнулся Вячеслав “Марк”, подталкивая меня к светло-серебристому ленд крузеру, — Костян, пока. Алю я довезу.

— Спасибо, я обратно на работу, — Константин махнул нам, побежал к своей машине. А Вячеслав Марков подвёл меня с пассажирской стороны к своему авто, открыл дверь, помог мне забраться внутрь, придерживая под локоть.

— Села? — спросил меня. Я кивнула. Он захлопнул дверь.

— Ты не думай, что мать у Пашки ненормальная, — внезапно начал Вячеслав, усевшись за руль. — У неё муж, отец Пашкин, разбился на мотоцикле ещё в молодости, Пашка мелким был. Ну и… скончался на операционном столе, — Марков быстро взглянул на меня. — Там ситуация такая, что довезти-то успели, но не выжил бы он. Без вариантов… — Пашин друг помолчал, сжав большими руками руль. Я тоже молчала, ждала продолжения. Конечно, я могу понять мать. Когда так муж разбился, умер в больнице — и вцепишься в сына, и врачам доверять не будешь.

— Маргарита Евгеньевна уверена, что виноваты врачи. Надо человеку кого-то винить… А на Пашке отразилось. Он лет в пятнадцать или младше… — Марков задумался, — с крыши гаража упал, — взглянул на меня, — даже подробностей не спрашивай. Ну и ногу сломал Пашка. А мать запретила оперировать. Так в больнице хотели судиться с ней. Там всех, кто мог на неё повлиять, подключили. Сергеич ходил, орал на неё. Кое-как уговорили.

— Ясно… — быстро кивнула я, смотря вниз, на свои руки.

— Ну и сейчас… Пашка уже не маленький, понятно, что никто её спрашивать не будет. А эту бумажку мы состряпали, только ему восемнадцать исполнилось, чтоб сам имел право подписать. Ну так… на всякий. Ты меня не узнала, Аля? — внезапно спросил Марков. — Я вас с Пашкой на два года старше. Слава Марков — не помнишь?

Я виновато покачала головой. Вроде был у Пашки какой-то друг постарше. Да у него половина школы ходила в друзьях.

— А я тебя помню, — улыбнулся Слава. — И даже кое-что про тебя и Пашку знаю, но тебе не скажу.

Что он может про нас знать? Мы в школе не общались даже. Наверное, толком ни разу и не разговаривали.

— Я тебе вот что хотел сказать, — вдруг начал Пашкин друг, — про Лену.

— Вячеслав, вы меня совсем не знаете, а разговоры мы такие ведём, — попробовала остановить его я.

— Какие такие? Обычные разговоры. Дослушай сначала. Ты, Алевина, в отношения Пашки с женой не лезь. Подожди немного.

— Я и не лезу. Мы расстались с ним, — устало пояснила я.

— Это вряд ли, я про такое не слышал, — отмахнулся от меня Вячеслав. Это что же?! У него и друзья как он сам? Мнение женщины ни во что не ставят? Марков продолжил дальше:

— Они сами своей семьей решат, как им дальше быть. Пусть Лена не думает, что из-за другой женщины… — он уставился на меня. — Понимаешь?

Я качнула головой, отвернулась, посмотрела в окно.

— Это не из-за тебя. Может, из-за тебя тоже… Но у них давно так… Чёрти как. И из дома Пашка не в первый раз уходит. Не может с ними жить.

Слава помолчал. Потом добавил:

— И пока Лена с Маргаритой Евгеньевной вместе в одной квартире, толку не будет. Они ж там друг другу только и поддакивают. Про мать Пашкину, повторюсь, плохо не думай. Это она меня не любит, взъелась. Как увидела Пашку подростком на моей Яве, так чуть Маргариту Евгеньевну удар не хватил. Не пускала меня к ним на порог. А мы с Пашкой дружим с детсаду. Тебя, Аля, куда везти?

Я выдохнула порывисто, чувствуя, что подступают к глазам слёзы. Со всех сторон он меня обложил. И друзей своих подключил. Или они сами такие у него участливые… Вот тебе и рассталась, и отпустила от себя. Вячеслав так говорит, как будто Пашкин разрыв с женой — дело решённое. И сам Птолемеев странные слова мне сказал. Запрещает себя бросать… Не вмешиваться Марков советует — это плыть мне по течению, ждать, как оно вывернется.

— Алевина? Домой или куда?

— Домой. Ты выезжай пока на проспект, и в сторону нашей школы. А дальше я подскажу.

Масленица — красивый русский народный праздник. В этом году масленичная неделя началась с двадцать восьмого февраля, а самый веселый, праздничный день выпал на шестое марта. Прощаются люди с долгой зимой и надеются на тепло. Вот и я надеюсь.

Вроде и праздник изначально языческий, но по перенятым христианским традициям нужно приблизиться к прощению всех обид, покаянию, примирению с родными и близкими.

Сегодня мы вместе с Пашкой и детьми гуляем в городском парке. Вечером здесь будут сжигать чучело, но сейчас, днём, вовсю идёт веселье. Если так уж разобраться, то всё, что здесь сейчас происходит, это должно идти в четверг.

Понедельник — встреча, вторник — заигрыш, среда — лакомка, четверг — разгул. Вот когда с размахом начинается Широкая Масленица.

Хороводы, катания с горки, прыжки через костер, кулачные бои, все это в сопровождении песен и плясок. Тут городские коллективы стараются, кто во что горазд. Ещё традиция — взятие снежного городка. Дети и взрослые строят снежную крепость, делятся на две команды и начинают игру. Ну а у нас по факту уже всё построено, да и снега мало, но заранее заготовленными снежками кидаются весело.

Лёшке, Сашке и Коле нравится — носятся втроём, с другими детьми. Излазили всю крепость, начали вместе её разрушать. Я уж прикрикнула не ломать, а кто-то сказал — а пусть ломают! Это как раз в дань традиции.

Я присела на лавочку, наблюдая за детьми. Прищурилась, пригрелась на ярком солнышке. Сбоку ко мне подошёл Пашка. Мы утром все встретились уже здесь, в парке. Он вместе с Колей подъехал, и мы пошли гулять.

— Я могу угостить тебя кофе? — спросил Пашка, подсаживаясь. Я быстро кивнула.

— Держи, — Паша протянул мне картонный стаканчик.

— Что это? — спросила я, улыбаясь.

— Раф. Но уже не мандариновый.

— Откуда взяться мандариновому весной? Всё — сезон мандаринов закончился. Так а этот какой? — спросила, сама уже отхлебнула и сама же ответила. — Халвичный. Тоже сладкий.

— Слушай, ну блинный раф достать не получилось, — посмеялся Пашка. — Но я купил всем блинов, — он кивнул на стоящий рядом пакет со стопкой блинчиков на картонных подложках. И в ячеистом подносе три чая. Ещё один стакан кофе Птолемеев держал в руке.

— Блинный раф готовить ешё не научились, — рассмеялась я в ответ. Хотя я бы не удивилась. Чего только не выдумывают…

— Мы с Леной подписали бумаги. Теперь официально в разводе, — продолжил Паша, крутя в руках свой стакан.