— Значит, ты теперь завидный жених? — спросила я, пожалуй, слишком невесело, хотя яркое солнце, праздник, играющие дети — всё располагало, чтоб порадоваться.

— Ну да, с прицепом, — улыбнулся Паша.

— Так вроде только про женщин говорят, — покачала головой я. — А ты…

— А я хочу на правах свободного мужчины тебя куда-нибудь пригласить, — перебил меня Птолемеев.

— Пригласи, пожалуй, — ответила я в тон ему, пока солнце слепило в уголок глаза.

— Жди приглашения, — кивнул Птолемеев, потом сделал глоток своего кофе. Так я вот уже… только что и ждала.

— Завтра после работы заеду, что-нибудь придумаем.

Неисправимый. А Паша продолжил:

— Аля, просто не будет, я не хочу быть воскресным папой, хочу с сыном видеться часто. С Леной мы вроде договорились, что сыну нужен отец, и меня в общении не будут ограничивать. Но она тоже не согласна каждые выходные Коляна мне отдавать и через раз в будни. А я всё равно пока буду приезжать и забирать. Развелись мы без суда, мирно. И… она мне не чужой человек.

— Жена — это навсегда, — я пожала Пашкино плечо. Про себя ещё подумала — что «навсегда» вот у таких ответственных.

— Я поняла, что просто не будет, — попробовала улыбнуться. В конце-то концов, зима уходит! Весна на дворе, а потом и лето, и на душе как-то полегче становится.

— Ты знаешь, что ты мне ещё в школе нравилась? — вдруг выдал Пашка. Я чуть своим халвичным рафом не поперхнулась.

— Этого быть не может, — сразу ему ответила. — У тебя вроде и девушка уже была. И за все старшие классы — не одна.

— Что ты от меня хочешь в шестнадцать-семнадцать лет? Общался с теми, с кем проще, а не с той, с которой хотел.

Я помолчала, а Паша ещё добавил, что я в школе была нелюдимая, от него вообще шарахалась, хотя он несколько раз пробовал сблизиться. Если такое и было, в тот момент я находилась в полуобморочном состоянии и соображала, куда бы бежать без оглядки. Вот моя судьба. Да не могло у нас всё сразу сложиться, каждому суждено свой путь пройти. Иначе зачем всё?

— Иди ко мне, — Паша забрал мой кофе и поставил в сторону на лавочку.

— Зачем? — не поняла я.

— В каком ещё смысле зачем? — Птолемеев меня обнял, прижав к себе, а потом поцеловал. — Халвичный — тоже неплохо, — сказал, ненадолго отпуская. Поцеловал ещё раз. Я его сама кое-как оттолкнула.

— Паша, ты что делаешь? А если дети увидят?

— И что такого? Рано или поздно всё равно увидят.

Такой проблемы, как стыдливость, у Паши Птолемеева нет. Попробовала на него строго посмотреть, а всё равно не получилось.

— Подожди… — вдруг сообразила, — так а в твоём стакане не халвичный?

— Нет, я такое сладкое не пью, — он на меня внимательно взглянул. — У меня есть кое-что получше на сладкое.

— Что у тебя есть получше? — спросила я, ожидая, конечно, от Пашки подвох. Но что его ответ прозвучит так откровенно — я к этому готова не была.

— Моя любимая хорошая девочка.

Я его любимая хорошая девочка. Я в это поверила. Вот так нас соединила судьба — не сразу, провела каждого своими тропами. Но мы ведь оба живые, сидим рядом, значит, всё ещё возможно. Сегодня вечером сгорит масленичное чучело, забёрёт с собой всё старое. И у меня с приходом весны расцветает в душе и теплеет на сердце. Начнётся скоро, мне верится, моя новая жизнь.

Конец