К большому счастью, обошлось благополучно. Паша отзвонился вечером, сказал, что всё прошло хорошо. Водителя нагнал ещё на трассе. Почувствовал себя как в фильме — с погонями и экшеном. Звонить не дозвонился, ехал и сигналил, видимо. Довольный ещё такой… Ой, балбес.

Поговорив, положила рядом телефон, вздохнула. Погода такая — то холод, то тепло. На дорогах то снег, то грязь, то лёд… Волнуюсь, конечно. Есть у Пашки в характере лихачество.

Опять подумала, что хоть сын Лёшка у меня вроде спокойным мальчиком растёт, но кто знает, что в нём в период подросткового бунта проснётся… Занималась потихоньку своими делами, завтра же мне на работу, и с начальством придётся переговорить.

А я себя знаю, я мягкая. Вот как убедят меня выйти на полную неделю… Всё ж таки подставляю… Ухожу… Как будто права не имею… Покачала головой, убавила огонь под кастрюлей с супом…

А ближе к ночи он всё же пришёл. Пашка. Позвонил сначала, я уже лежала в постели, но ответила. Была половина одиннадцатого на часах. Птолемеев спросил, не разбудил ли? Не разбудил. Я была рада просто поговорить с ним по телефону, услышать перед сном его голос. А оказалось, Пашка стоит под дверью.

Я прокралась по коридору, чуть не наступила на кота. Мармелад чего-то путался в ногах. Открыла дверь, впустила Пашу.

Вели мы себя как заговорщики. Перешептываясь, стояли у вешалки. Паша разделся, разулся и пошёл за мной.

— Аля, я в ванную и спать.

— Ты что, мыться? — испугалась я. Там у меня бельё и замочено, и сверху висит — сушится. Всё надо убрать.

— Нет, ты чего переполошилась? — Птолемеев клюнул меня в щёку, — сейчас вернусь.

— Тебе, может, чай? Или ты голодный? — опять начала хлопотать я.

— Ничего не надо. Топай в спальню, жди меня, — Паша меня легонько подтолкнул, погладив по плечам.

Я послушалась. Вернулась в спальню, залезла под одеяло и стала ждать. И, наверное, задремала. Потому что когда проснулась, Птолемеев спал рядом. Я попробовала устроиться удобнее и пошевелилась. Он, не просыпаясь, подтянул меня к себе поближе, устроив подбородок у меня на макушке. А я долго не могла заснуть — смотрела в темноту, слушала, как колотится моё сердце. Хотела бы я ощущать только теплоту и спокойствие, чтобы не лезла ко мне в душу эта тревога.

Паша не должен здесь быть, а я такая трусливая. Принимаю всё как данность и радуюсь. Да радуюсь ли?

Сейчас одна лежит в их постели его жена. Может быть, тоже всматривается в темноту. Его Лена его ещё ждёт? Паша сказал, что думал вернуться… Думал, но не хотел… Никогда я и не мыслила, что разлучницей быть уготовит мне судьба… Не могу…

Не могу себе представить, как Пашу можно не любить? Разве любая, кто узнает его поближе, его не полюбит? Почему я решила, что моя любовь — особенная? Что остальные любят его за то, какой он внешне. А я — за то, какой он человек. Кто тянется к Пашке, понимает, почему тянется, пусть неосознанно. Так что — ничего в моей любви особенного нет. Ничем я больше других этой любви не заслуживаю.

— Аль, ты чего? — проснулся. Потому что я плачу. Не вышло беззвучно. Трясет что-то всю.

— Ты что, дрожишь? — Паша меня обнял. — Продрогла сегодня? Надо было тебя довезти…

— Ничего я не дрожу. Я так… Спи… — и сама заснула. Потому что с ним тепло.

Утром я проснулась одна. Вот это неожиданно! Поднялась, нашла халат, вышла из спальни и потопала на кухню. Там уже шумели.

— Ты чего делаешь? — спросила, только увидев Пашу. Он что-то соскребал со сковородки.

— Я предполагал, что завтрак, но не уверен… — Птолемеев перевернул сковороду и потряс ей над поставленной на стол тарелкой. — Мне кажется, тебе нужна новая сковорода.

— На ней нет антипригарного покрытия. И иногда всё-таки можно добавить чуть-чуть масла, — я подошла. — Паша, ты ведь не умеешь готовить?

— У тебя сковорода неправильная, — решил не сдаваться Птолемеев.

— Ну хорошо… Ты мне разрешишь приготовить завтрак? У меня дома, в своей собственной квартире?

Он смотрел молча, едва заметно улыбаясь.

— И пообещаешь это съесть? — добавила я.

— Нет.

— Что нет?

— Если будет невкусно, я есть не буду.

Я обошла его кругом, доставая другую сковородку.

— Сядь, пожалуйста.

— Халат мне не нравится.

— А мне нравится, — я запахнулась поглубже. — Он мягкий и теплый.

— Ты мягкая и тёплая, — Паша подошёл и встал вплотную. — Знаешь, что в этом халатике хорошо? Можно сделать так, — он запустил под халат свои руки. Мы так немного постояли. А потом я услышала топот детских ног. Пашку от меня как ветром сдуло. Он встал рядом, разглядывая первую попавшуюся под руки ерунду. Этой ерундой оказался венчик, который был мне нужен.

— Дядя Паша! — удивился сонный Лёшка.

— Привет Лёх, — Птолемеев отдал мне венчик.

— Дядя Паша! А что ты тут делаешь? — сразу же спросила залетевшая следом за братом на кухню моя дочь.

— Жду завтрак, — Паша отстранился от столешницы и сел за стол. — Доброе утро, Санька.

— Доброе! — Саша вприпрыжку подбежала к Паше и сразу залезла на колени. Я испугалась, хотела прикрикнуть, чтоб она так не делала. Нехорошо это девочке. Хоть это и Паша, но как-то нехорошо. Птолемеев отреагировал быстрее, чем я что-то сказала. Чуть-чуть приобнял мою дочь за плечики и пересадил на стул рядом, по левую руку от себя.

— Привет-привет, садись здесь!

Лёшка молча залез на стул, поставленный напротив.

— Мам, сегодня опять каша?

— Нет. Сегодня омлет.

— Потому что дядя Паша в гостях?

— Потому что я решила приготовить омлет, а дядя Паша… — я хотела сказать, что Паша тут ни при чём, но… — Дядя Паша потратил все яйца, так что будем есть кашу.

— Я не буду, — быстро отказался Птолемеев.

— Тогда и я не буду, — так же быстро подхватил мой Лёшка. Я посмотрела на кое-кого гневным взглядом.

— Ты будешь, — неожиданно весело продолжил Пашка. — Пока живёшь с мамой, будешь вынужден есть то, что она готовит. А вот вырастешь, избавишься от женской тирании…

— Паша! — я бросила на стол венчик. Но потом не выдержала и рассмеялась. — Ты что ребенку говоришь?

— Правду, — Паша сонно вздохнул, потом взглянул на мои настенные часы. — Алевина, мы не опаздываем?

— Опаздываем! — всплеснула руками я. — Вот повезло вам сегодня! Некогда уже варить кашу, будем есть бутерброды.

Недовольный Птолемеев долго смотрел на поставленную перед ним кружку с растворимым кофе. Понюхал. Всё-таки выпил. Моя Сашка начала также нюхать свой чай. Хотя этот чай ничем от вчерашнего её чая и позавчерашнего не отличался. Дети собрались. Мы все толпой выгрузились из квартиры. Паша нас всех довёз. Сначала детей, потом меня. Поцеловал меня на прощанье, пожелал удачно поговорить с начальством. Высадил меня и уехал. Так непривычно… Обычное раннее будничное утро — и с Пашей Птолемеевым. То он не ест, это он не пьёт… Чувствую, намучаюсь я ещё с ним…

Сегодня позвонил Пётр. Нельзя сказать, что меня этим фактом как громом поразило. Мы не ругались, общаться не бросали. Да только с ноября прошлого года о нём вестей никаких не было. Даже вот родная мать и приезжавшая Надя не в курсе, где Пётр и чем занимается?

А теперь вот позвонил, хочет встретиться. Говорит, детям привёз подарков. У меня как раз выходной. С начальством поговорила не то чтобы хорошо, но и не плохо. Три дня подряд отработала, потом нашлась сменщица. И у меня как-раз сегодня выходной. Потом по графику два через два доработаю и получу расчёт.

Дома сидеть мне не хочется. День отличный. Да и так вышло, что суббота. Мне-то что суббота, что нет — когда как выпадает. А всё-таки народу полно, веселее. Хоть и очередей в парках на аттракционы да горки больше. И в торговых центрах и кафе многолюднее.

Договорились погулять пойти. А потом где-нибудь перекусить, где есть для детей игровая комната. Лёшке уже скучновато, но может полазить по всем этим сеткам натянутым, канатам, покататься может, последить за Сашкой. А моей егозе вообще в самый раз — играй да играй.