Мама уехала, я осталась с детьми. На поздний завтрак их не затащила — сказали, что поели с бабушкой. Села между ними в гостиной на диван. Уставилась в мультик по телеку.
И мультики-то такие пошли, не знаю ни одного. То есть — кто такая свинка Пеппе — уже все родители выучили. А сейчас дети постарше, и что они там смотрят, я не услежу. После Малышариков вроде Смешарики, или наоборот… Обняла деток. Прижала к себе. Перецеловала в макушки.
— Ты чего, мам? — Лёшка спрашивает. А Сашка не спрашивает, сразу просто ластится.
— Самые вы у меня любимые на свете. Самые-самые. Никого и ничего дороже нет.
Чувствую так сердцем. Хотела бы сюда же и про Пашу сказать, а не могу. Мужчина — отдельная любовь.
Вот если бы сразу у нас с Пашей всё сложилось: семья, брак, и Лёшка с Сашкой мои были б от него — наверное я бы про всех троих так могла сказать. Мои дети и любимый муж — самое дорогое, что у меня есть.
А так — дети мои мне важнее. Позвонит Паша или нет? Какая мне разница, если у меня мои кровинки есть? А есть разница. Болит сердце. Имею я право или нет на эту любовь? Хоть не рассказывай никому.
Обняла детей снова. А на сердце всё равно больно. Хочется, чтоб Паша позвонил.
— Мама, ну что? — Лёшка меня отталкивает. Смеюсь. Теперь уже на руки не возьмёшь его. Всё, вырос. Спасибо, хоть обнять ещё можно. Сашка ещё может прибежать и на колени залезть.
Прилегла на диване, смотрю на две детские макушки. Телевизор надоел, теперь хотят рисовать. Но не в комнате, а в гостиной.
— Только потом прибраться и пол вытереть, — командую, сама лежу. Что-то нехорошо. А погода вроде сегодня радует. Надо бы погулять, пока выходной. Сходить куда… Саша достала новые краски, отдаёт Лёше, сама пошла в баночки воды набирать. Лёша серьёзный, разбирает кисточки. Сашка сказала, что будет учить Лёшку рисовать еловые ветки. Как им в садике показывали.
Что там сейчас Паша? Заедет он домой к себе или нет? Сына же из дома забирать будет.
Ведь не живёт Пашка в той квартире, это понятно. И вещей мало совсем, и одежды. Вернётся, и что своей Лене скажет? Спросит же она, где он ночевал? Не может быть, что всё равно ей.
Знать бы, в каких они отношениях, но как выяснишь? Я никто, чтоб спрашивать. Может, не стоит и заикаться…
А сын его, Коля, он же хоть и пятилетка, всё видит и слышит. Это мы, родители, думаем, что дети маленькие, спят, пока мы ругаемся, не вникают, не понимают. Играют тихонько в детской в свои игрушки, пока мы на кухне друг на друга… Как там говорят, когда семья крепка, не рубят с плеча?
Смотрю на своих солнышек. Что они понимают и что думают?
— Давайте я с вами посижу, — спускаюсь на ковёр.
— Мам, ты чего сегодня? — Лёшка смотрит на меня, потом протягивает кисточку. — Будешь рисовать?
— Нет, — говорю, сама возвращаюсь на диван. Что-то мутит меня, что ли? И сил нет. Что слабость — понятно. Переволновалась. Должно наоборот быть, крылья должны за спиной вырасти. Но что-то мешает им.
Буду дома с детьми. Не хочу сегодня больше никуда. Хоть телефон выключай и прячь.
И только так подумала, он и зазвонил. Посмотрела на экран — свекровь моя бывшая.
Что надо ей? С наступившим поздравить? Ответила:
— Валентина Сергеевна, здравствуйте!
— Здравствуй, Алечка! Что ты меня по отчеству, в самом деле? С наступившим тебя новым годом! Желаю тебе…
Я телефон с уха спустила немного, слушаю. Как Валентина Сергеевна закончила, ответила ей, что спасибо, мол. И её с тем же самым. Что по имени отчеству? Ну не смогла я её мамой называть, хоть ты тресни. Одна у меня мама.
— Аля, я что звоню? Давай я сегодня внуков заберу?
А давайте не надо!
— Валентина Сергеевна, да мы сегодня дома так хорошо сидим…
— Ну а что сидеть? У меня дочь приехала, соскучилась по племянникам страшно!
Вот оно что! Приехала Надя. Она, конечно, ураганная девка. Почему-то Пётр не такой. Вроде брат с сестрой, а разные.
— Надя приехала, Валентин Сергевна?
— Ну да, и мы бы забрали Лёшку с Сашкой и погуляли!
— Сейчас спрошу, — и я, прижав трубку к груди, позвала детей:
— Лёша, Саша! К бабушке Вале поедем?
— Не!
— Нет, не поедем! — ответили в один голос и замотали головами. Хоть бы в телефон не слышно было.
— Мультики у них сегодня. И ёлочки, Валентина Сергевна!
— Какие ёлочки? Утренники все в декабре должны пройти!
— Да рисуют они ёлочки.
— А что их рисовать, если вживую лучше посмотреть? Можно на площадь сходить, в ледовый городок. Там ёлка огромная, фигурок наделали. Надя загорелась съездить!
Наде нужны фото с детьми и фигурками… У сестры Петра пока нет детей, хотя она очень хочет. И детей и мужа. Вот не выходит. Любит девушка хотя бы сфотографироваться с маленькими.
Только родился Лёшка, она уже примчалась. Я не суеверная, но фотографию сделать ей не дала. Но чуть времени прошло, она уже и с коляской моей нащёлкала себя, и с ребёнком на руках, и всяко-разно. Всю ленту забила в инстаграме своём.
Я комментарии посмотрела. “А кто это у тебя?” “Поздравляю!” “Ты что, уже мама?” вплоть до “Кто отец ребенка?”. И только через полдня Надя ответит, что она — счастливая тётя.
А мне не жалко. Пусть водится. Приезжает пару-тройку раз в год. Это разве много?
Девка она неплохая, и я ей желаю счастья. Главное, что она сама знает, что ей для себя, в своей жизни надо.
Кто-то хочет детей, но не может, кто-то может, но не хочет. Кто-то рожает, потому что все рожают. Кто-то, потому что женщина, и есть такая опция. Хочется понять, что такое материнство. Кто-то, чтобы выйти замуж или наоборот — спасти семью. Так, что ли…
А потом живут всю жизнь и для детей не разводятся. Вот для кого я развелась? Для детей лучше сделала или для себя? Вроде вздохнула свободнее. А правильно сделала или нет, не знаю… Считаемся мы хоть немного семьей с Петром или нет? Он же глаз не кажет.
Теперь я живу для детей. Только для детей. Вот тут вроде немножечко только с Пашкой начала для себя. И то страшно.
А если у него, У Паши, жена злая, не любит его, а он не разводится только из-за сына Кольки? Сижу, чего только не напридумывала уже, нет бы просто поговорить и спросить. А спрашивать страшно. Глупая я женщина. Всё идёт, как идёт. Что я, нацелилась на чужого мужа? Пусть в своей семье сами разбираются. Я же Пашу с детьми своими знакомить не собираюсь. Как я им этого чужого дядю объясню?
Свекровь у меня напористая. Пообещала через час явиться и детей моих забрать. Я уже и спорить не стала. С тётей Надей, да в ледовый городок, они, так и быть, сходят. А я хоть подремлю чуток.
Заранее собирать не стала, прикинула мысленно, что из одежды есть, что взять с собой и провалилась в дрему.
Разбудил меня Лешка — в дверь звонили. Кое-как я поднялась, открыла. В квартиру ворвалась шумная, припорошенная снежком Надя.
Сняла шапку, осмотрела, дверь открыла обратно и давай на площадку снег с неё стряхивать. Сама смеётся. Шарф объёмный, улыбка широкая. Зубы у Нади крупные, так кажется, что и рот большой. Разговорчивая она до жути. Сразу начала трещать. А то что я сонная да вялая — кого этим удивишь первого января?
— Ну что, забираем детей и пошли мы? — спешит Надя.
— Сядьте, поешьте. На автобусе добирались? Тут минут сорок, если не час ехать!
Я зову за стол. Мы с мамой прибирались уже. Посуду вымыли.
Разогрела первое, второе и гарнир, пригласила гостей за стол.
— Ты представляешь, Аля. Сейчас с мамой идём, а кто-то ёлку тащит!
Первого-то января! Зачем она уже нужна!
— Так они сейчас бесплатные! — перебивает Валентина Сергевна дочь. — Бери, не хочу.
— Их же увозят сразу! — не соглашается Надя.
— Кто-то увозит, а кто-то и бросает! — важно рассуждает моя свекровь.
— А кто-то подбирает! — поддерживает её дочь.
А мне вот, честное слово, вообще не до ёлок. Сижу, улыбаюсь, кулак под щёку подсунула.
— А что Петька, звонил на Новый год? — спрашивает Надя.
