– Информация о резне в шестидесятых годах общедоступна. Моих родителей, как и большинство представителей клана Хон, убили фанатики, боявшиеся нашего родового проклятия, – она указала на глаза, – под линзами прячутся багряные осколки безумия. А почему я тебе рассказываю это? Ибо знаю, твоя история не менее поразительная.
Я было уже хотела отрицать, но оборотница приложила палец к губам, призывая к молчанию.
– Не рассказывай, твои песни мне расскажут, – шептала она, загоняя меня в угол уборной. – Раз за разом ты будешь открываться в музыке, а я, ловя потоки боли, сложу картинку твоей истории, – качнув головой, Ая предвкушающее улыбнулась. – Так ведь интереснее, как думаешь?
****
Лежа последнюю ночь в отельной кровати, не могла сомкнуть глаз. Мысли о будущем смешивались с вопросами о клане Хон, мечтами скорейшей встречи с Кристианом. Экран телефона светился открытыми вкладками с новостными статьями. Кристиан, судя по фотографиям, вернулся в Канаду из Монпелье.
Монреаль… Монпелье… ох, Луноликая, ты издеваешься над нами! Даже название городов созвучны!
В статье говорилось: «Август наследник дома Волуар провел во Франции. С остальными представителями клана он вознес цветы к статуе своей матери – Беллы Волуар…»
Моя годовщина смерти. За всеми переживаниями я пропустила важную для всех нас дату. Стыдно? Не очень… Не вижу смысла предаваться горю былого. Надо жить настоящим. целями будущего. И что бы мне дало празднование даты своей гибели? Я не помню, как умирала. Не помню, как ставила проклятие Мессии на запястья Жерара.
Приподнявшись с кровати, открыла окно, впуская прохладу ночи. Сев на подоконник, всматривалась в огни Монреаля.
Приступ дежавю внезапно накрыл. Я так же смотрела на огни города Монпелье. Так же касалась стекла. А дальше что?
Рыкнув, удалила по подоконнику. Подняв глаза на белый серп, мысленно заорала:
«Луноликая! Сколько? Сколько мне ждать?! Ты вернула все мои воспоминания этой жизни! Два года по крупице отдавала! Верни остальное. Верни! Разве я не заслужила? Приятно смотреть, как я мучаюсь? Бездна со мной, а Кристиан, а Кенна… Они заслужили страдать?»
Не получив ответа, взлохматила свой каскад. Подняв телефон, продолжила мысленно читать:
«Также на траурной церемонии был замечен Жерар Волуар. С главой клана не удалось пообщаться…»
Фотография моей пары была нечеткой. Видимо, делали снимок на телефон. Мужчина в черном костюме стоял в стороне от клана. Ярко горевшие глаза смотрели на статую, окруженную маковыми цветами. На сложенных за спиной руках отчетливо виднелись проклятые браслеты.
Капелька пота скатилась по пульсировавшему виску. Перед глазами темнело, плыло, двигалось пространство. Скрутившись у кровати, зубами вцепилась в простыню. Одна фотография старшего Волуара, а меня кроет, как от сильного наркотика. Со свистом вдыхая, про себя вновь обратилась к Владычице:
«А Жерар? Что сделал Жерар, раз я додумалась поставить клеймо на него? Неужели я так его ненавидела? Я не помню, ничего не помню… Но мне больно! Слышишь?! Чувствуешь? Это безумие? Настоящее безумие!»
Взяв подушку, заорала в нее от бессилия.
«Дай фрагмент! Маленький кусочек! Я видела, как он смотрит на меня! Там, за роялем, я видела! Не может оборотень так тосковать по паре, которая его не любила. Или может? Проклятье! Я не могу рисковать и ехать к нему без четкой картинки наших взаимоотношений. У меня не девять жизней!»
Треск рвущейся ткани остановил уничтожение подушки. Откинув несчастную, плюхнулась на матрас. Хочу все вспомнить. Хочу, хочу, хочу…
Сама не осознала, как провалилась в сон.
Я, не разбирая дороги, бежала по лесу. Через силу дыша, отталкивала преграды в виде веток, босыми ногами тонула в снегу. Каждое движение давалось с трудом, а перед глазами все плыло. Держась на упорстве, твердила: «Никогда, никогда я не буду твоей».
Черная тень выскользнула из-за дерева, преграждая путь. Рубиновые глаза моей смерти пронизывали сотнями иголок онемевшее тело. Один прыжок – я прижата к земле. Рычание над ухом сменяется яростным: «Не противься, Белль. Я твоя пара, а ты мое проклятье. Прими нашу взаимную зависимость!»
Невесомый поцелуй по шраму оборачивается огненной болью в теле. Я лежу в кровати, вокруг меня смазанные лица. Одержимо шепчу: «Никто не коснется меня, пока Волуар здесь!»
Новый всплеск боли смешивается с восхитительным цветочным ароматом. Перед глазами ясное летнее небо.
Как красиво… ни единого облачка…
Два золотых луча закрывают небо, в них я вижу свою зелень, затопленную соленой водой. Прижимая ладонь к скуле Жерара, оставляю кровавый отпечаток. В душе рождается покой после сбивчивых слов: «Даю клятву и жду тебя, Белль».
Вздрогнула от звука будильника. Резко сев, отключила назойливую мелодию. На губах липкость. Облизнув их, ощутила металлический привкус. Пошатываясь, подошла к зеркалу. В отражении увидела засохшую струйку крови. Влажными салфетками оттерла след под носом. Скомкав использованную салфетку, смыла в унитаз.
Не дай Луноликая, родители увидят. Заберут в больницу на обследование.
Вытираясь после душа, пальцами коснулась шрама над ключицей.
Значит, ты не просто шрам после аварии. Ты знак моей принадлежности Жерару. Кто еще откусывает от пары? Буду прятать тебя до последнего.
Оставляя мокрые следы на ковролине, прошмыгнула в свою комнату, подошла к открытому окну. Опустошенно наблюдая за растворявшимся в утренней заре серпом, сказала:
– Я поняла тебя, Владычица Луна.
****
Родители проснулись, когда я сушила волосы. Старательно расчесывая пряди, кивнула заспанной маме. Она направилась в душ, а я подошла к шкафу. Работники отеля заботливо погладили наши праздничные одежды: папин костюм, мамино платье и мою белую рубашку с плиссированной синей юбкой миди.
Застегивая наглухо рубашку, распевалась. Странно звучит, однако звук собственного голоса меня успокаивал. И ежедневные тренировки никто не отменял. На днях получу расписание, уверена, вокала там будет предостаточно. Что еще добавят в мои дополнительные занятия?
Поправив юбку, нацепила брошку бюджетника факультета над грудью. Схлестнувшиеся молнии поблескивали серебром. Склонившись к маленькому зеркальцу, вставила зеленые контактные линзы, перекрывая свою зелень. Ежедневный утренний ритуал.
Кристиан должен поверить, что я копирую его цвет радужек. Он заметит гидрогель на глазах. Как же в них неудобно! Проморгалась, выравнивая линзу.
Пока я копошилась у зеркала, родители собрались. Папа молчал и встревоженно посматривал на меня. Мама нервно поглядывала на часы.
– Я все! – покрутилась перед родными.
Папа показал большой палец и, делая пригласительный жест жене, отступил. Не поняла действий родителей, наблюдала за мамой. Та приблизилась, протягивая бархатный футляр.
– С поступлением, дочка. Мы гордимся твоим упорством. Это, – указала глазами на футляр, – наш с папой подарок.
Приняв дар, посмотрела на папу. Тот кивнул, нерешительно улыбнулся. Такой милый.
Открыв футляр, поразилась. На бархатной подложке лежал браслет, состоявший из моих камней. В мае мама одолжила мои камни, сказала, что хочет отнести мастеру для полировки. Я не задумываясь отдала и забыла о них. А теперь минералы лежали передо мной в красивом браслете. Камни раздробили, отшлифовали до шариков и соединили цепочкой. Приподняв браслет, любовалась блеском адуляра, авантюрина и берилла.
– Папа, помоги застегнуть.
Он ловко накинул браслет на мою тонкую кисть и застегнул. Прохлада минералов подарила тепло сердцу. Обняв родителей, расцеловала их, шепча слова благодарности. Немного постояв, мы направились в академию. К Кристиану.
****
У академии нас ждали. Вельф стоял в голубой рубашке, которая хорошо подчеркивала его левый глаз. Черные джинсы оголяли лодыжки, а в ухе виднелась серьга в форме бюджетника факультета Сандрин. Интересное решение.
Ая выглядела еще ослепительнее. Как будто не на учебу, а на свидание пришла. Летящая бежевая блузка с крупным цветочным принтом заправлена в кожаную юбку. На ногах черные гольфы. Короткие волосы украшены заколкой со знаком Сандрин. Не знала, что можно так использовать отличительную брошку.
