— Впервые, — бросил Себ.

Можно ведь найти в этом что-то хорошее? Пусть Джим и явно не в себе, он хотя бы не валяется и не бредит в припадке безумия. Круто.

Ничего не объясняя, Себ ушёл на кухню, насыпал в кружку растворимого кофе, даже не отмеряя, просто из банки через край, залил едва тёплой водой из чайника и выпил получившуюся жижу в три глотка. Сдавил переносицу до боли. Посмотрел на банку и выбросил в ведро, потому что слишком легко было вспомнить, как Джоан притаскивает её с собой из Плимута и водружает на микроволновку, объявляя: «Господи, наконец-то в этом доме будет кофе». А вспоминать как раз не стоило.

Помыл руки.

Джим всё так же полулежал на кровати, но с закрытыми глазами. Себ продолжил свою нудную работу. Пока Джим молчал, было достаточно просто представить, что это тренировочный манекен. Задание такое: обработать несколько десятков порезов. На скорость, допустим. На один пусть уходит… Сорок пять секунд? Тогда можно посчитать, что на обработку, скажем, шестидесяти семи (почему именно это число? Потому что ему лень пересчитывать, а с круглым слишком скучно) уйдёт три тысячи пятнадцать секунд. Это будет пятьдесят минут. Почти с половиной. Вообще фигня вопрос. А если их не шестьдесят семь, а, положим, восемьдесят три? В конце концов, он ещё не видел спину…

Руки делали то, что нужно, а голову Себ пытался забить подсчётами. Закончив с переводом ран в секунды, он принялся умножать секунды на фунты, потом фунты пересчитывать на доллары. На бредовых расчётах: сколько он зарабатывал бы в месяц, если бы только и делал, что заклеивал порезы, причём без перерывов, при этом получая за каждый порез, скажем, два фунта и восемьдесят пенсов, — он заставил себя прерваться. Это уже отдавало какой-то душевной болезнью.

— Повернитесь, — сказал он, а когда Джим даже не шелохнулся, просто перекатил его на другую половину кровати, переместился вместе с аптечкой и выматерился вслух: спина пострадала не меньше. Там кто-то собирался играть в крестики-нолики, похожу, и расчертил кожу на клетки. 

— Болит?

Себ подозревал, что Джим не ответит, но ему хотелось что-то сказать. Запах мази, спирта и пота утомлял. А ещё безумно сильно закрывались глаза, несмотря на кофе.

 — Нет, — неожиданно произнёс Джим. — Боль… Просто подёргивание нервных окончаний. Иногда мне нравится её ощущать, но это сложно.

— Не понимаю.

А что, спина Джима куда приятнее как собеседник, нежели он сам. Хотя бы в душу не смотрит.

— Не понимаешь… — согласился Джим. — Если тебя порезать, ты это почувствуешь. Вздрогнешь. А что дальше?

— Что — дальше?

Он и правда уже совершенно не понимал, о чём они говорят.

— Что ты сделаешь после этого?

— Если не буду связан? Думаю, переломаю руки тому, кто меня порезал. Если он это сделал специально.

А в прошлой версии была сломанная челюсть. Или убийство? Себ не знал. Его начинало подташнивать.

Окей, представим, что это задание. Лёжка. Рядом враг. Не спать. Спать нельзя, даже глаза закрывать, иначе сдохнешь вместе с напарником. Смотри, слушай, думай, чёрт дери!

Это помогло, и он услышал ответ Джима:

— Конечно, ты это сделаешь, дорогой… Мой добродетельный Себастиан. Я должен был убедиться, — это он сказал другим тоном, — проверить. Всё так же. Заканчивай, мне скучно.

А уж Себу-то как весело.

— Минут пятнадцать ещё, — пообещал он.

— Тогда расскажи что-нибудь. Что ты видишь в кошмарах? Ох, нет, Дарелл ничего мне не говорил.

Себ только рот успел открыть. И буквально едва-едва уловить мысль о том, что он в жизни больше ни слова не скажет грёбаному доктору.

— Детка, не будь скучным. Ты не спишь нормально уже пару месяцев, это очевидно. Ты мог посоветоваться только с нашим дорогим доктором, ты это сделал, но тебе не помогло. И ты достал эту фотографию. Я заметил краем глаза. 

Он говорил это лениво, со скукой, а Себ не мог избавиться от мурашек на спине.

— Так что тебе снится?

Ни за что на чёртовом свете. Он не станет обсуждать свои сны с Джимом. Точно нет.

— Ничего особенного.

— Давай, детка. Не заставляй меня угадывать.

Особенно длинный порез тянулся от ягодицы до сгиба под коленом и выглядел достаточно погано, так что Себ сосредоточился на нём.

— Подумаем… — фыркнул Джим, — война. Конечно.

— Не надо.

— Кто на фотографии?

— Джим!

— Да, фотография связана со снами. Кто-то умерший.

Себ закрыл глаза и стиснул зубы. Злость, подавленная дурацкой математикой, зашевелилась снова, и теперь она была направлена на Джима.

— Йен Лоуренс…

— Хватит! — рявкнул Себ и встал с кровати. Отошёл. В висках стучало.

Джим обернулся, как будто не понял, почему Себ остановился. Прищурился. Сообщил задумчиво:

— Ты зол.

— Я в бешенстве, — уточнил Себ спокойным голосом. — Да, мне снится Йен Лоуренс. Да, война. Но это не ваше дело, и я не хочу это обсуждать. А у вас ещё восемь порезов, с которыми нужно закончить.

Долгую минуту Себ был уверен, что Джим не удержится и скажет что-то ещё о его снах, но тот просто отвернулся и опустил голову на подушку, давая Себу возможность вернуться к работе.

Когда всё было обработано, Себ выбросил кучу использованных тампонов и сунул голову под прохладную воду. Полегчало.

Джим успел снова улечься на спину, накрылся одеялом и явно не собирался покидать кровать. Чёрт с ним.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Себ. На самом деле, он чувствовал угрызения совести за свой срыв. Да, Джим его провоцировал, но он был ранен, наверняка чувствовал боль, чтобы там ни говорил про подёргивания нервных окончаний, вот и пытался сделать заодно больно и окружающим. А Себ вместо того, чтобы пропустить его болтовню мимо ушей, разозлился.

— У тебя очень удобная кровать, — улыбнулся Джим. Себ хмыкнул и покачал головой.

— Наслаждайтесь. Если что-то будет нужно — я наверху.

Брови Джима взлетели вверх.

— Детка, — нарочито капризным голосом произнёс он, — ты оставишь меня здесь одного? Не согреешь?

— Да вас уже согрели, похоже, — фыркнул он, вспомнив слова про ножевые ранения ради сексуального удовольствия, — спокойной… утра уже, наверное. 

Удивительно, но в комнате Сьюзен он уснул сразу, едва его голова коснулась подушки. И ему ничего не снилось.

Александр моргнул несколько раз, и ему показалось, что веки весят по десять килограммов каждое. В горле першило, а всё тело ломило. Он знал это чувство и ненавидел его — именно так обычно начинался грипп. Эта боль в мышцах и костях, спутанность сознания, сухой язык, с трудом шевелящийся во рту. Можно было не искать градусник, чтобы определить — поднялась температура. 

Превозмогая боль, Александр потянулся к телефону, взял его, но даже не попытался набрать номер. Он не мог позвонить Мэтту. Они поругались вчера. И даже зная, что Мэтт возьмёт трубку невзирая на злость, Александр не был готов ни слышать, ни видеть его. Говорить с Еленой тоже не хотелось. 

Телефон завибрировал в ладони. Не глядя на экран, Александр ответил на звонок, включил громкую связь и произнёс заплетающимся языком: 

— Джим. 

После недолгой тишины раздался мягкий голос:

— Ты ждал моего звонка, сладкий? 

— Нет… — горло сдавливало, но Александр надеялся, что Джим разберёт его бормотание, — я думал, ты не позвонишь вообще никогда. 

— Но ты назвал моё имя. 

— Думал о тебе. 

Глаза пришлось закрыть, потому что не было сил держать их открытыми. 

— Ты скучал по мне, сладкий? — промурлыкал Джим. 

— Да. 

— Как это мило… Я тоже скучал. Ох… — из горла Джима вырвался стон, но зная, насколько он отличный актёра, Александр не взялся предположить, настоящий он или наигранный, — мне не хватает тебя, сладкий. У меня тут отличный мальчик, настоящий профессионал, но понимаешь, это не то… 

Александра передёрнуло от острого осознания невозможности ситуации. Он хотел попросить, что Джим перестал ломать эту комедию порнографического пошиба, но губы не захотели слушаться. Он не смог бы сказать ни слова, даже если бы от этого зависела его жизнь. Неужели температура настолько высокая?