Он вычищал склейку в диалоге, когда услышал дверной звонок, а сразу за ним — металлический лязг дверного замка. 

— Есть кто живой? — послышался бодрый голос. 

— Не факт, — хмыкнул Александр, сворачивая программу. Собственно, монтаж был единственным, что он умел делать за компьютером хорошо. 

— Вижу, — протянул Мэтт, заходя в комнату.

Александр пожал плечами. Он примерно представлял, как выглядит, и в комментариях не нуждался. Впрочем, Мэтт отлично знал об этом и пришёл уж точно не для того, чтобы сообщить ему эту сомнительную новость. Вообще-то, Александр не знал, зачем друг пришёл. Будь время чуть более позднее, можно было бы предположить, что он решил проверить, обедал ли Александр. 

Но о еде Мэтт не говорил. 

Он вообще молчал, сунув руки в карманы штанов и покачиваясь с носка на пятку. Сохранив монтаж, Александр повернулся в кресле и спросил:

— Выпьешь чего-нибудь? 

Мэтт состроил недовольную физиономию и буркнул: 

— Знаю я, что мешаю. 

Александр улыбнулся, а потом и засмеялся — Мэтт, конечно, всё верно понял. И всё-таки он возразил:

— Не мешаешь. Я просто удивился. И знаешь…

— Не готов сталкиваться с реальностью, ага.

Мэтт опустился на подлокотник кресла и, сцепив пальцы в замок, явно собираясь с духом, спросил торопливо:

— Когда ты покажешь мне весь фильм?

Александр перевёл взгляд на Мишель и погладил её по голове кончиком пальца. Что тут сказать? Что нарочно оттягивает этот момент? Что его бросает то в жар, то в холод от одной мысли об этом? Что ему страшно, в конце концов? 

— Скоро, — ответил он обтекаемо. Мэтт прищурился. 

— Инвесторы скоро начнут жрать меня живьём. Мы не дали им ничего. 

— Они нам доверяют. 

Это была правда. Все заёмные средства на «Стеклянную стену» предоставлялись с условием полного невмешательства в творческий процесс. Мэтт успокоенным, конечно, не выглядел. Александр оторвался от разглядывания Мишель, снова посмотрел на друга и произнёс: 

— Дело не в инвесторах. 

— Нет, — согласился Мэтт.

— Ты мой друг. Лучший и единственный. И я тебе доверяю.

— Засунь это всё в задницу, будь добр, — предсказуемо отреагировал Мэтт. — Я просто не понимаю, старик, какого хера творится в последние полгода. Совсем перестал понимать. 

Только один человек понял бы.

— Я просто не могу… Не могу дать тебе сценарий. Это не про доверие. 

Мэтт свёл к переносице кустистые брови, сложил руки на груди и велел:

— Хорош. Выкладывай. Давай, я не пойму, это сложно, ты сам толком не можешь разобраться. И вот с этого момента. 

Александр рассмеялся, закрыв лицо ладонью. Это было ровно то, что он собирался сказать. Слово в слово. 

— В конце апреля я покажу тебе и команде весь материал. Клянусь. 

К концу апреля ему предстоит набраться смелости и сделать это.

— Ты выглядишь так, сложно тебя пытали бессонницей, Розочка, — объявил Грег. Себ избегал встречи с ним, но больше уклоняться было невозможно. И теперь Грег своим проницательным взглядом полицейского внимательно осматривал его помятую рожу. 

— Типа того.

— Сочувствую, — искренне сказал Грег.

Вместо того, чтобы пить, они пошли по набережной в сторону Сити. И хотя погода была типично мартовской — с резким ветром и мелким моросящим дождём — они оба решили, что лучше гулять, чем наращивать пузо в пабе. 

— Я про Джоан, — пояснил он. — Вы двое… Чёрт, мы все были уверены, что вы просто созданы друг для друга. Спорили ещё…

Себ молчал, надеясь, что Грег догадается, насколько неловко ему поднимать эту тему. Но Грег продолжал:

— Я сказал, что Джоан тебе первая предложение сделает. А Пол — что ты её опередишь. Прости. Что у вас случилось там? Я не давлю, хочешь — не рассказывай.

— Ага, — мотнул головой Себ. — Не давишь. Ничего не случилось. Я мудак, она умница. Слушай, спросить хотел, — он кашлянул, — как она? 

— Работает, — отозвался Грег, — мы редко общаемся, это с Полом они на связи. Зовёт их с Энди в Плимут, обещает Энди место консультанта-психолога. А Пола, понятно, к себе в отдел хочет. 

Это было хорошо. Во всяком случае, она в порядке. Понимая, что дальше говорить о Джоан будет больно, Себ круто сменил тему — благо, у Грега в запасе всегда было множество криминальных историй, одна краше другой. 

Они гуляли два часа, потом всё-таки заскочили в пиццерию, но обшлись без пива. А когда разошлись, уже затемно, Себ набрал номер человека, о котором уже думал в последнее время, но до сих пор находил аргументы, почему это не лучшая идея.

— О, Себ! — почти сразу отозвался на другом конце Фредерик Дарелл. — Я рад вас слышать, мой друг.

— Здравствуйте, Фредерик, — пробормотал Себ. — Мне кажется, я опять звоню вам в неподходящее время.

— Для вас я на связи круглые сутки, — в голосе доктора прозвучала улыбка. — Что случилось?

— Я… — Себу не хотелось об этом говорить. Но Дарелл был единственным, к кому можно было обратиться с этой проблемой. Кроме Джима, конечно, но звонить Джиму сейчас было бы ещё хуже. — Боюсь, мне нужен ваш совет как врача.

— Господи! — воскликнул Дарелл, — Надеюсь, вы не ранены?

— Нет, нет, — быстро сказал Себ, — это скорее проблема… Простите, док, я не знаю, как сказать.

Правда, не знал. Потому что «мне тридцать пять и я не могу спать, потому что меня мучают кошмары» звучало совершенно дебильно.

Дарелл добро рассмеялся:

— По моему опыту, мужчины вроде вас, Себ, так мнутся только в двух случаях: когда сталкиваются с импотенцией и с нервным расстройством. Выкладывайте, какая из двух проблем вас мучает?

Себ хмыкнул:

— По счастью, вторая. Наверное. Я не знаю.

Не то, чтобы он собирался говорить об этом с Дареллом, но от мыслей о сексе его в последнее время тошнило.

— Вы молодец, что позвонили. Посмотрим, что там у вас случилось. Я человек немолодой, много времени на сон не нужно… Так что приезжайте прямо сейчас.

И он продиктовал адрес — на юго-востоке Лондона, в районе Редбридж.

Себ не знал, чего именно ожидал от квартиры доктора, но войдя внутрь, сразу решил, что она ему очень подходит. Просторная и совершенно английская, словно взятая с какой-нибудь открытки. В тёмном дереве, с ковровыми дорожками, светильниками-рожками и большой люстрой, которую наверняка приходится регулярно мыть от пыли. Даже настоящий камин был — правда, сейчас не зажжённый.

Дарелл встретил его на пороге, одетый в светлый домашний костюм, тут же пожал руку и пригласил заходить, не стесняться.

Пахло какими-то благовониями. Чуть сладковато. В гостиной, где возле камина стояло два одинаковых кресла в шерстяных чехлах, Дарелл спросил обеспокоенно:

— Так что у вас случилось?

Себ присел на подлокотник кресла, потёр переносицу, собираясь одновременно и с мыслями, и с духом, а потом просто выложил всё как есть: про кошмары, про то, что он скоро не сможет нормально стрелять, потому что начнёт барахлить зрение, да и руки подрагивают.

— Когда это началось, Себ? — аккуратно спросил доктор, стоило ему договорить.

— Думаю, около месяца назад.

Он мог число назвать. Точную дату.

— Давайте уточним. Это именно кошмары или плохие сны? — и пояснил: — Вы просыпаетесь от них каждый раз?

— Да. Да, просыпаюсь, в этом и проблема.

Доктор сел на подлокотник соседнего кресла, лёгким движением поддёрнув штанины у колен, посмотрел Себу в глаза и спросил:

— Что именно вам снится?

Вместо ответа Себ отвёл взгляд и произнёс:

— Месяц назад у него снова был приступ. Тяжёлый. И когда он пришёл в себя, то не помнил того, что было перед приступом. Это нормально?

Дарелл вздохнул.

— В его случае мы вообще не можем говорить о норме. Несмотря на то, что его отклонения весьма типичны и неоднократно описаны в медицинской литературе, сам по себе он уникален, — Себ заметил, что о Джиме Дарелл говорит каким-то особым тоном. — Мы не можем знать, поражал ли когда-нибудь подобный недуг разум настолько развитый и сильный, как его. Всё, что мы можем делать — это наблюдать и поддерживать.