И ещё этот отпуск. 

Просидев полчаса, почти ни о чём не думая, Себ набрал набрал номер доктора Дарелла. Тот ответил почти сразу и первым делом сказал:

— Спасибо, мистер Майлс.

— За что?

— За мистера Мюррея, — до голосу было слышно, что доктор улыбнулся. — За то, что он в безопасности. 

Себ пожал плечами, хотя понимал, что доктор его не видит. 

— Чем я могу вам помочь, мистер Майлс? 

 — Извините за поздний звонок, — сказал Себ, — я хотел бы… — ладно, решил уже, — мне нужно поговорить с вами, доктор Дарелл. 

— Когда вам угодно, — вежливо ответил Дарелл. — Например, через час? 

Он ожидал, что доктор скажет про завтрашний день.

— Ох, полно, — добавил Дарелл, — вы не стали бы звонить мне в половине десятого, если бы разговор не был срочным. 

— Он не срочный. 

— Позволю себе усомниться, — хмыкнул он. — Вам будет удобно подъехать на Норрис-стрит, восемь? Это буквально в двух шагах от Пикадилли. 

Себу было вполне удобно. 

— Там чудесный ресторан, который работает допоздна. До встречи, мистер Майлс. 

Ресторан оказался из числа тех, которые Себ обычно обходил по большой дуге. С высокими дубовыми дверями, швейцаром у входа и официантами во фраках. И с белоснежными скатертями на круглых столах. 

В таких местах он чувствовал себя неуютно, а сейчас это чувство усилилось от того, что на нём были джинсы и потрёпанная военная куртка. Как-то не пришло в голову одеться поприличнее.

Швейцар, правда, ничего ему не сказал, но проводил весьма красноречивым взглядом. Зато Дарелл, уже ждавший за столиком у окна, был здесь очень к месту в чёрном костюме и белой рубашке.  

— Вина, сэр? — тут же появился официант. Себ помотал головой и попросил воды. Дарелл потягивал вино из бокала и вежливо уточнил:

— Вы за рулём, мистер Майлс? 

— Я не хочу пить, — отозвался Себ, хотя на самом деле был за рулём. — Спасибо, что согласились встретиться сразу. Хотя вопрос и правда не срочный. 

Дарелл отставил бокал и проговорил мягко:

— Я был совершенно ничем не занят. Мне даже приятно выбраться вечером из дома. Хорошая погода для августа, правда? 

— Даже жарковато, да, — кивнул Себ.

— Это ненадолго, кажется, на следующей неделе нас слегка затопит. 

— Ожидаемо. И без того слишком много солнца этим летом. 

Себ, если честно, сам едва понимал, что именно говорит. Бездумные замечания о погоде срывались с языка автоматически, не цепляя сознание. И после того, как тема была полностью исчерпана, а доктор замолчал, Себ произнёс:

— Я даже не знаю, зачем я попросил вас встретиться. Дж… мистер Мюррей…

— Я знаю, что вы зовёте его Джим, — улыбнулся доктор, — называйте так, как привыкли. 

Вместо того, чтобы продолжить, Себ замолчал и взял в руки столовый ножик, начищенный до зеркального блеска. Повертел, отложил. Выпил воды, которую ему принесли. Слова никак не складывались в осмысленные предложения. 

— Он умеет озадачивать, — тихо заметил доктор. — Иногда делает парадоксальные вещи. 

— Именно. Он… помог мне кое в чём, в чём не должен был. Я не просил. Я даже не знал…

— Оу, — протянул доктор, — это не удивительно. И вы должны привыкнуть к тому, что он всегда знает о вас больше, чем вы сами. 

— В этой помощи не было смысла. Для него — никакого. Никакой выгоды, никакой пользы. 

Дарелл рассмеялся, как всегда, показывая ровные белые зубы — они оказались одного оттенка со скатертью и его рубашкой, и чёрт знает, зачем Себ это заметил. 

— Неужели вы ещё не поняли? Ему нет дела до пользы или выгоды. Вернее, ему нет дела до связей, денег или власти. Его единственный враг — это скука, и всё, что он делает… — Дарелл пожал плечами. — Не думайте, что из скуки он не может вас убить. Или меня. 

Вот в этом Себ не сомневался. Может. Но был практически уверен, что не станет, правда, решил об этом доктору не говорить. 

— Можно спросить… как вы его встретили? 

— В опере, — задумчиво ответил Дарелл. — Мы слушали вместе «Травиату», а потом он едва не довёл меня до безумия. Я дважды пытался уйти от него, — продолжил доктор, — но знаете, это не так-то просто. 

— Знаю, — признался Себ. 

— Уже пытались? 

Вообще-то за год работы — два раза. У Даррела, видимо, характер куда более мягкий. Или Джиму не так весело ломать психику доктора? 

— Знаете, мистер Майлс, я рад, что вы появились. Вы помогаете ему. И я не только про задания… 

Да уж, Себ догадался, что он говорит о приступах. 

— Эти его… это состояние…

— Отклонение шизофренического характера, — угадал вопрос Дарелл. — Точнее сказать не могу, мистер Мюррей — не тот человек, которого можно отправить на полное обследование. Помните, я спрашивал вас однажды, о чём он говорил во время последнего приступа? Я стараюсь следить за его бредом. Обычно он очень осмысленный и логичный, особенно если разбирать его целиком, включая ирландскую часть. Но я боюсь, что однажды эта логичность нарушится. Возможно, вы знаете… — доктор говорил неторопливо, задумчиво, ровно, а тут осёкся, как будто усомнился, стоит ли продолжать. Но всё-таки сказал: — Один из ярких симптомов шизофрении — это нарушенные логические связи. Невозможность связать причину и следствие. Пол мокрый, потому что крокодил зелёный. Лампочка светит, потому что кирпич. 

Себ поёжился. 

— Джим, конечно, псих, — сказал он, — но с мозгами у него всё в порядке.  

— Я надеюсь, так и будет оставаться, — вздохнул Дарелл. — Я лечу его уже девятый год и наблюдаю определённые ухудшения. Совсем небольшие, но этого достаточно, чтобы переживать. Впрочем, знаете, — он снова улыбнулся, — выбросите это из головы. Мистер Мюррей — совершенно невероятный человек с потрясающей силой воли и умом, равных которому я никогда не встречал. Лёгкое безумие — всего лишь провалившаяся попытка природы приглушить блеск его гения. 

Себу подумалось, что Дарелл с Джимом должны время от времени вести разговоры, которые можно было бы записывать вместо реалити-шоу. Оба умели заворачивать такие фразочки, от которых мозги перекручивало.

— Не переживайте из-за его помощи, мистер Майлс, — закончил Дарелл, — и не надоедайте ему благодарностями, он этого не любит. 

Себ допил воду, отставил стакан.  

— Спасибо, доктор. 

— Пустяки, — отмахнулся Дарелл. — Знаете, мне тоже иногда бывает приятно поговорить о нём с кем-то… не посторонним. 

А ведь и правда. От этой беседы остались смешанные чувства, но преобладало облегчение. И ещё было что-то такое чуть ленивое, сонное. Лёгкое отупение, наступающее после того, как поделишься тайной или проблемой, которая давно грызёт. Приятная вялость. 

— Вы могли бы называть меня по имени, доктор? — спросил он. — Кажется, нам ещё придётся работать вместе. 

— Рад, что вы оттаяли, мистер Майлс, — ухмыльнулся Дарелл.

— Себ.

— Тогда для вас — Фредерик. 

Чёрт с ним. Конечно, Дарелл был индусом, пижоном и тихим некрофилом, но, кажется, он также был и неплохим парнем. Себ был рад, что они встретились и поговорили.

Себ выдохнул, прикрыл глаза и уткнулся лбом в плечо Джоан. Кровь шумела в ушах. Хотелось замереть вот так и не вставать никогда. С трудом ворочая языком, он пробормотал:

— Не шевелись. 

— Ладно, — согласилась Джоан, но спустя каких-нибудь несколько секунд положила руку ему на голову и принялась с нажимом массировать кожу. Вниз по спине прошли мурашки от удовольствия. 

Было чертовски хорошо. Вообще, всё как-то разрешилось. 

На следующее утро после ссоры Сьюзен сама начала непростой разговор. И очень тихо попросила прощения. В ответ Себ тоже извинился за изменённые планы и повторил обещание вернуться в Париж на осенние каникулы. Миссис Кейл выписали из больницы через неделю после операции, которая прошла очень успешно. Она чувствовала себя отлично, но Себ всё-таки договорился, что в течение следующих двух месяцев за дополнительную плату мисс Кларенс будет не только забирать Сьюзен из школы и делать с ней уроки, но ещё и поможет с домашними делами. Так ему было спокойнее.