– Ну чё? Чё тебе надо? – тихо, с жёстким вызовом спрашивал Мелисов, идя на «противника».

Тот замер и вдруг шагнул к нему навстречу, судя по лицу, намереваясь сказать что-то грубое, как вдруг Олег с силой заехал ему кулаком в лицо. Так, что мужчина схватился за нос и упал на пол. Кто-то взвизгнул. Мелисов рухнул на Виталия и стал наносить ему удары. Отчаянные, сильные, хаотичные. Бил он обеими руками, быстро чередуя их. Никто не решался сдвинуться с места, Олег казался невероятно опасным, даже безумным. Лицо Виталика уже превратилось в фарш, а он всё бил и бил его…

– Успокой своего мужика! – в ужасе прошептала Крылова, глядя на Багрянова.

Тот не сдвинулся с места. Он понятия не имел, как его успокоить, да и ситуация была настолько кошмарной, а жестокость запредельной, что поэт впал в ступор.

Олег остановился. С его рук стекала кровь. Ни на кого не глядя, он встал и направился на выход. Остановившись у двери, мужчина исподлобья посмотрел на Сергея. Тот медленно вышел из квартиры.

Они спустились всего на один пролёт, когда Мелисов вдруг вжал Серёжу спиной в стену, наваливаясь всем телом. Он молча смотрел на него почти что чёрными глазами, потом сделал шаг назад и поднёс окровавленную руку к лицу. Растопырив пальцы, он продолжил смотреть на поэта, только теперь как бы через решётку.

– У тебя было с кем-нибудь с момента? – и он пошевелил безымянным пальцем, на котором было кольцо.

Его голос звучал низко и хрипловато.

– Нет, – сдавленно ответил Сергей.

– Только попробуй, – Олег сказал это совершенно спокойно, оттого и страшно.

Опустив окровавленную руку, Мелисов продолжил спускаться по лестнице, и вышел из подъезда. Багрянов сглотнул, нервно ослабил узел галстука и пошёл следом за мужем. Сердце бешено колотилось в груди.

Выйдя из подъезда, Сергей увидел Мелисова. Тот стоял под уличным фонарём и медленно оттирал платком кровь со своих пальцев. Багрянов вдруг осознал, что оставил пальто в гостях, но вернуться не решился. Олег сунул платок в карман и сел в автомобиль, Сергей решил не испытывать судьбу и последовал за ним.

«А если он убил Виталика? Что тогда? Посадят… Но ведь это даже хорошо, я освобожусь», – думал Багрянов.

Отчасти он понимал, что неправильно желать такого, ведь парень пострадал ни за что, у них с Серёжей ничего не было, но желание освободиться от ужасного брака становилось сильнее некоторой морали.

Вечерняя Москва была пустой и прекрасной. Изредка появляющиеся прохожие терялись в лёгкой осенней дымке, фонари разливали по улицам свой холодный призрачный свет. Багрянов смотрел в окно, и в какой-то момент сообразил, что Мелисов едет в противоположную от дома сторону, но спрашивать что-либо не стал. Олег и без того внушал Сергею ужас, а после сегодняшнего он убедился, что этот человек способен на очень многое, и ещё не раз покажет себя. Багрянов старался не думать о том, почему Мелисов настолько непонятный и странный. Он чувствовал, что стоит только позволить этим мыслям обосноваться в голове, как поэта затянет в жуткую клоаку. Возможно, душа у Мелисова чёрная, как грязная река, и туда вообще не стоит соваться, поскольку неизвестно, каково дно и глубина.

Машина остановилась, вырывая Серёжу из пут размышлений. Впереди виднелся главный павильон ВДНХ, справа расстилался пустырь: недавно были снесены несколько дореволюционных построек.

– Знаешь, что здесь будет? – спросил Олег.

Сергей взглянул на мужчину. Тот смотрел в лобовое стекло, продолжая сжимать руль руками, перепачканными засохшей кровью.

– Дворец Советов. Это будет здание, опережающее время, четыреста двадцать метров в высоту, стометровая статуя товарища Ленина на крыше, восемь миллионов кубометров объёма, – карие глаза Мелисова блестели, губы дрогнули в улыбке. – Великое идеологическое здание нашей советской Родины. Ты только представь! Красные звёзды можно будет увидеть даже с самой окраины Москвы. Ведь это не конец, будут небоскрёбы, рассекающее небо.

Сергей потрясённо слушал мужа, неотрывно глядя на его профиль. Он даже не знал, что его ошарашило больше: то, что тот после всего произошедшего заговорил о подобном, та страстность, что в эти секунды звучала в его голосе или вовсе то, о чём он говорил. Небоскрёбы с горящими красными звёздами на крышах, Дворец Советов, стометровая статуя Ленина…

– Прекрасная неприступная крепость, – добавил Мелисов, продолжая рассматривать пустырь.

Машина ещё немного постояла на месте, и поехала в сторону дома. Оказавшись в квартире, Багрянов прошёл в гостиную и сел на диван. Ему было зябко. Вскоре в комнате появился Олег. Подойдя к Сергею, он сел рядом с ним и положил одну ладонь ему на спину, другую на колено. Багрянов напрягся, готовясь к тому, что, возможно, придётся давать отпор.

Мелисов принялся оглаживать вымытыми руками его живот, ноги, бёдра, спину и грудь. Сергей с тревогой ждал, что за этим последует что-то ещё, но Олег просто лапал его и с жадностью рассматривал лицо, тяжело дыша. В этих прикосновениях было тепло, желание, был истинный секс, и ещё столько всего, что у поэта голова шла кругом, но он не терял бдительности. Давать отпор не понадобилось – вдоволь насладившись, брюнет откинулся назад, его затылок оказался на стыке спинки дивана и подлокотника.

– Ну, как тебе мои родственники? Только честно.

– Они неплохие люди, – глухо ответил Сергей.

– Гадаешь, как у таких «неплохих людей» мог появиться такой злой и ужасный я, да? – улыбнулся Олег. – У тебя на лице всё написано.

– Ты меня перед друзьями опозорил, – Багрянов откинулся на спинку и потёр лицо. Он бы хотел звучать жёстко и устрашающе, но получилось подавленно и даже испуганно. В общем, жалко.

– Они бездарности и бляди.

Мелисов считал большинство литераторов людей с низкой социальной ответственностью, поэтому испытывал липкий ужас, думая о том, что его светлый Серёжа может оказаться под их дурным влиянием.

– Они разные. Как и все люди, – почти шёпотом ответил Багрянов.

– Это всё пустые слова. За ними ничего, одна бездонная пустота.

Сергей перевёл блестящий взгляд на Мелисова. И опять этот тёмный, какой-то нехороший, колдовской взор прожигал его, заглядывал в душу.

Олег резко встал и прошёл к окну. Взял с подоконника портсигар, неспешно вытащил сигарету и закурил.

– Когда я впервые тебя увидел, ты читал свой стих о засохшей татарке и красной подушечке для золотого шмеля. На тебе был смешной синий бант, штиблеты, – вдруг заговорил он, глядя прямо перед собой, чуть подрагивающим от переизбытка эмоций, голосом. – Ты весь светился ясным внутренним светом. Улыбнулся, и как выстрелил в сердце, потом посмотрел мне в глаза – контрольный в голову. Ладонь у тебя была тёплая, тяжёлая, чуть влажная, и несколько волос прилипли ко лбу. И на правой щеке у тебя была маленькая болячка, которую ты расчесал.

Багрянов был потрясён. Он очень смутно помнил их первую встречу, а Олег, оказывается, хранил в памяти такие незначительные детали. Сердце невольно ускорило своё биение.

– Я тогда все брюки засыпал пеплом. Хах. Ты не такой, как они. Ты – это что-то совсем иного толка, – негромко, с хрипотцой добавил Мелисов и посмотрел на кончик своей сигареты, а потом затянулся.

Олег оставил сигарету в зубах и лёгким движением руки убрал волосы, лезшие в глаза, назад. Багрянов невольно поразился их густоте и черноте, при свете электрической лампы они казались совершенно нереальными.

Мелисов повернулся к Сергею и медленно зашёл за диван, на котором тот сидел. Встав у него за спиной, мужчина наклонился и, вытащив сигарету изо рта, выпустил струйку дыма в затылок супруга.

– Рыдать без слов, метаться, ощущать,

Что кровь свинцом расплавленным, не кровью,

Бежит по жилам, рваться, проклинать,

Терзаться ночи, дни считать тревожно,

Бояться встреч и ждать их, жадно ждать;

Беречься каждой мелочи ничтожной,

Дрожать за каждый шаг неосторожный,