Да, Дарине нравилось быть вместе с отцом в кабинете, вдыхать запах его одеколона, когда он порой прижимал ее к себе, слушать его голос, всегда такой твердый и уверенный. Она ни разу не слышала в его интонациях неуверенности, не представляла, что отец может дать слабину. Девочка обожала слушать его разговоры по телефону, додумывать смысл непонятных фраз, а после подражать ему, представляя, как она сама решает столь же важные вопросы.

С годами у Дары рождалось понимание того, что отец решает не только, что купить и куда вложить деньги. Он решает, кому жить, а кому умереть, кого возвысить, а кого убрать. Это возбуждало любопытство и пугало одновременно, она не могла не слышать о стрельбе и взрывах, понимая, что ее отец не был в стороне, когда подобные вещи творились на полуострове.

Дарина все время слышала такие слова как «правосудие», «возмездие», «воздаяние по заслугам». Отец всегда наказывал «нехороших людей», предателей и подлецов, помешавших в чем-то его планам. Естественно, что она принимала за чистую монету праведность отца и его приближенных и подлость всех остальных. Разве могла маленькая девочка представить себе, те страшные вещи, которые своими руками делал ее отец? Тем более, что своими руками он делал это когда-то давно, в прошлом, сейчас же он был мозгом, а не исполнителем. Поддержку он находил в дочери, которая словно благословляла все его дурные поступки, кивая своей маленькой головкой и во всем соглашаясь с отцом. Наказать, убрать, избавиться – она его одобряет.

Вот в чем крылось их семейное счастье.

Где-то вне дома в жизни Корсара происходили яркие события. Он менялся, завоевывал положение, захватывал власть и совершал преступления. Но стены дома не видели ничего подобного, умей они разговаривать, рассказ о жизни Корсакова оказался бы скучнейшим. Даже праздников практически не бывало здесь: Корсаков опасался приглашать к себе приятелей и партнеров, не доверяя никому. Здесь была его крепость (он твердил это как заклинание) и допустить в нее возможных врагов было бы непростительной ошибкой. Он встречался с ними в ресторанах или офисах – в местах, которые считал безопасными. Лишь многократно проверенная охрана и пара слуг переступала порог его дома. Правда, был еще один человек, которому Корсар не то чтобы особо доверял, но знал с самого детства и до сих пор они вроде оставались единомышленниками и вели общие дела. По сути, его друг – Сашка, был его правой рукой. Однако, хоть Саша и не был столь решителен в делах, как Корсар, его уважали и ценили, скорее всего за то, что боялись намного меньше самого Бориса Владимировича. Только о нем мог поведать скучающий дом, лишенный дружных компаний, и лишь несколько раз он стал свидетелем задушевной беседы между хозяином и его другом.

Весь полуостров готовился к Новому году, люди суетились и уже начали тратить те малые гроши, что накопили к празднику, покупая подарки и еду. Дарина, почти оправившаяся от трагедии в нынешнем году, решила, что имеет право на небольшой праздник. По большей части ее подбила на это новая повариха – Вера, которую все ребята чуть ли не в первый день прозвали мамой Верой. Скорее всего потому, что добрая женщина ко всем обращалась «сынок», а к Дарине – «дочка». Слышать из ее уст такое обращение было непривычно, но Дарина прислушавшись к своим чувствам поняла, что слова Веры не вызывают в ней неприятных эмоций и даже нравятся. Потому она приняла кухарку и привязалась к ней довольно быстро, как не привязывалась еще ни к одной из своих воспитательниц. Мама Вера только и говорила, что о Новом годе, о праздничном ужине и украшении дома. Женщину вовсе не волновала беда, случившаяся здесь когда-то, не пугали слухи о хозяине и не казались странными многочисленные охранники.

– Ты сказала отцу привезти тебе самую красивую елку? – спросила мама Вера у Дарины, как о самом простом деле на свете.

– Нет, – девочка была удивлена.

– Дочка, остается всего каких-то десять дней до Нового года, а ты еще не решила этот вопрос?

Дарина не знала, что и сказать.

– А игрушки? Много у тебя украшений на елку и для дома?

– Я не знаю. Может, где-то на чердаке?

– Вот и занятие тебе на сегодня, – сказала мама Вера. – Полезай-ка ты на чердак и посмотри, что есть. Может, надо что-то докупить и обязательно смастерить что-то своими руками.

– Хорошо.

Дарина послушно отправилась на чердак. Почему бы и нет? Она поняла, что готова праздновать, что может открыть сердце, что тоска отступила и позволит ей повеселиться. Она заглянула к отцу и спросила:

– Папа, ты купишь елку?

– Елку? – Корсаков удивленно взглянул на дочь. – Ах, да. Новый год. Ты хочешь елку?

– Да, очень!

– Хорошо, скажу ребятам чтобы притащили тебе самую лучшую.

– Спасибо, пап! – воскликнула Дара и, уходя из кабинета отца, столкнулась с дядей Сашей.

– Здравствуйте, – пробормотала она.

– Привет, Даринка! – весело воскликнул он, провожая взглядом убегающую девочку. – Растет!

– Растет, – согласился Корсаков. – С чем пожаловал?

– А просо так! – улыбнулся Сашка. Предпраздничное настроение у меня.

– Не рановато? – Борис не верил в беспричинное веселье. «Что-то тут неладно», – немедленно закралась мысль.

– Боря, Боря весь ты в работе. Давай посидим вечерком, выпьем коньячку, поговорим по душам.

– Если есть такая потребность, я всегда поддержу тебя, друг мой, – ответил Борис Владимирович.

– А может, прямо сейчас и начнем? Дело к вечеру уже. Бросай ты все, сейчас нет ничего важного. Я все проверил, перетер с ребятами.

– Да? – Корсаков вышел из-за стола и достал из бара бутылку коньяка. – Присаживайся, брат, – указал он на мягкое кресло. – И о чем ты перетер с ребятами? – Корсаков изо всех сил старался выглядеть добродушным, когда разливал коньяк по бокалам, но друг слишком хорошо его знал, и от Саши не могли ускользнуть металлические нотки в голосе Бориса.

– Да расслабься ты. Дело у нас общее.

Корсаков улыбнулся, и улыбка получилась искренней. Саша хлебнул из бокала, по всей видимости, далеко не первую порцию, потому что доверительно сказал:

– Вот от этой твоей подозрительности нет спасения. Люди боятся делать дела с тобой.

– Не вижу в их страхе ничего плохого для меня.

– Можно ведь и по-другому договариваться, Боря. Вот меня, вроде, не так боятся как тебя, а иной раз я убедить могу кого-то намного лучше. Страх не всегда хороший советчик. Конкуренты они ведь как звери перепуганные, будут кусаться и поди такого присмири. А если он лежит, как кот разнеженный, и не волнуется ни о чем, вот тогда можно брать его голыми руками.

– А зачем он мне нужен? Делить с ним прибыли?

– А затем, что не хотят люди работать из-под палки.

– Очень даже работают.

– Но намного более эффективно они работали бы, будь они совладельцами бизнеса. И прибыли бы наши возросли и потери уменьшились бы. Много чего мы не можем просто захватить, выгнать всех и самим дела вести. А ежели к этим людям подход найти, поговорить по душам, войти в долю, вот тогда всем было бы хорошо.

– А мне не надо, чтобы хорошо было всем.

«Зачем мне, – думал Корсаков, – позволять кому-то иметь деньги и власть? Это ослабит меня. Доходов лично мне и так хватает, а кому не хватает, это не мои проблемы».

– Тебе плохо, Саша? – вкрадчиво спросил Борис.

– Я не том, Боря. Мое внутреннее чутье подсказывает мне, что придет конец нашей жизни. Что надо что-то менять. В ведении дел, в отношениях с людьми.

– С каких это пор ты заделался таким демократом? Помнится, как собственноручно топил того несговорчивого хозяина винного магазина в его же бочке с вином.

Саша хлебнул коньяку, вспоминать прошлое ему явно было неприятно.

– Хочется забыть, кто ты? Откуда вылез? Думаешь, получится у тебя начать все с белого листа? Стать благородным Робином Гудом? Вот Борька – злодей, не перевоспитался, так и остался душегубом. А я стану честным бизнесменом. Только бизнес-то свой получил ты таким же способом. Хоть десять раз нацепи на себя личину добродетели, ты тот, кто ты есть – бандит.