– Ну вот. Ну, – говорит она. – Пожалуйста, отдайте мне сумку.

Я встаю на колени и протягиваю ей сумку, но Гарет перехватывает ее.

Он одаривает женщину своей самой очаровательной улыбкой:

– Я сожалею, что так получилось.

– Я тоже. Намного сильнее, чем он, – добавляю я, вставая с земли.

Гарет кивает мне, но женщина не может отвести от него взгляда. Он хлопает своего водителя по плечу:

– Я несколько часов буду очень занят, и мой друг Джо умрет со скуки. Позволите ему отвезти вас домой? А по пути он может заехать на рынок и заменить испорченные вещи.

– О нет, нет, я не могу… – говорит дама, но она уже садится в роскошный салон машины Гарета.

Прежде чем водитель закрывает дверь, женщина прикусывает нижнюю губу и смотрит на меня.

– Ну, милая, должна сказать, что никогда не встречала кого-то настолько неуклюжего. К счастью для тебя, ты хорошо выглядишь. – Она улыбается при виде Гарета. – И у тебя отличный парень. Не упусти его.

У меня отваливается челюсть. Ну вот, еще раз «впервые». Меня приняли за чью-то девушку. Я подавляю желание ответить. Ну я же и правда чуть не сбила ее с ног.

Гарет показывает машине уезжать, и когда она исчезает из виду, на его лице появляется скептическая гримаса. Этот мужчина явно не мечтает, чтобы его берегли.

– Это было… м-м… – Я пытаюсь закончить предложение. Странно? Удивительно? У меня сложилось впечатление, что пожилые женщины стоят в списке людей, вдобавок к толстым девушкам и младенцам, которых Гарет не прочь бы посадить на айсберг и отправить в море. – М-м… мило.

На его лицо возвращается дьявольская ухмылка.

– Меня оскорбляет твое удивление, Куки Вонн. Я решил, что это меньшее из того, что я мог сделать, раз ты намеревалась выкинуть всю туалетную бумагу это бедной дамы на улицу и позаботиться о том, чтобы у нее не осталось сахара для кофе.

Мои щеки вспыхивают.

– Откуда мне было знать, что она будет идти по центру города, собирая в сумку разные бумажные продукты.

Гарет смеется:

– Ну, это Нью-Йорк. Мне вот только интересно, что бы сказал Жорж Виттон, если бы знал, что сумку Noé можно использовать для хранения двенадцати рулонов туалетной бумаги, а не пяти бутылок шампанского.

Я отряхиваю гофрированную юбку цвета морской волны и смеюсь в ответ:

– Ну, он всегда был практичным. Думаю, он бы это одобрил. Ведь он ставил логотип LV на все подряд, чтобы избежать подделок.

Гарет зовет меня следовать за ним.

– Забавно, да? Они добавили логотип, чтобы избежать подделок, а теперь именно это делает их такими желанными. Иногда все идет не по плану.

Ага. Забавно.

Он поворачивается и идет со скоростью примерно сотни миль в час, а я чуть ли не бегу, чтобы не отстать от него. Гарет направляется в главный ресторан отеля «Паркер&Квинн». Хотя здесь и много людей, метрдотель встречает нас у двери с двумя меню в руках и отводит за гигантский столик в самом конце зала.

На столе стоит ведро со льдом, а в нем бутылка шампанского, которую официант открывает, прежде чем уйти. Миллер приглашает меня присесть первой и потом пододвигается так близко, что наши колени слегка соприкасаются.

– Давайте попробуем посидеть рядом в этот раз, ладно? Чтобы слышать друг друга.

Он наливает мне бокал шампанского, на который я пристально смотрю, потому что мне девятнадцать и я еще не достигла возраста, разрешенного законом, и потому что я не трачу суточные калории на алкоголь.

– Давай сразу разберемся с неприятным, – говорит Гарет, тоже не притрагиваясь к бокалу. – Почему у меня нет коллекции размера плюс? Потому что я владею модным бизнесом. Бизнесом. Я никогда его не романтизировал. Никогда не лгал себе и не говорил, что делаю это по какой-то другой причине, кроме денег. Если бы мне просто нравилось делать красивые платьица, я бы остался в Уайтфиш и одевал Мисс Монтана и королев ковбоев.

– Но…

Он прерывает меня:

– Но посмотри, сколько людей с лишним весом ходит по улице. Посмотри, сколько там женщин размера плюс. Кто-то должен одевать их. На этом можно заработать, да? Ну, возможно. Но дело в том, что нельзя просто одеть женщин с размером плюс, нужно также сотворить нечто вроде волшебства. Нужно постараться, чтобы они казались худыми. Иначе они не откроют свои кошельки. Особенно ради дорогой одежды.

Я начинаю ненавидеть слово «лишний вес». Что такое лишний вес и почему люди вроде Гарета решают, у кого «перевес»? В любом случае, это старые аргументы и в его устах они ужасно раздражают. Во мне закипает гнев.

– Когда вы стали таким ленивым? Уж вы-то… Вы же знаете, как правильно подбирать одежду. И я ни за что не поверю, что вам будет сложнее работать с размером плюс. Одежда, которую вы продавали, не налазила на вашу собственную бабушку. Что она вам говорит?

Он пожимает плечами:

– Спасибо за оплату ипотеки, Баби.

Его цинизм застает меня врасплох. Мое воображение не подготовило меня к миру, в котором Гарет Миллер не любит делать одежду. Но потом я говорю:

– Подождите. Она зовет вас Баби? Почему?

– Вам придется спросить ее саму. – И он поднимает бокал искристого золота: – Перемирие, ладно? Обещаю, что подумаю об этом. Можем это обсудить после показа.

Вот теперь мы сдвинулись с мертвой точки.

– Можно мне выставить твит об этом? – спрашиваю я, подавляя улыбку.

– Да.

Я тянусь в сумку за телефоном, но он еще не закончил. Интересно, он всегда такой? Он ничего не делает просто так. Услуга за услугу.

– При условии, что сначала мы позавтракаем. У нас тост.

– Ладно. За что вы хотите выпить?

Я узнала, что Гарет Миллер любит проверять людей.

– Выбор дамы.

Я держу бокал за ножку, как мама на съемках часов Movado, и раздумываю над вариантами. «За ваше здоровье», «За показ», «За Нью-Йорк».

Но я выбираю нечто получше:

– За любовные зелья. Те, что делают в Монтане.

Он не поднимает бокал, растерянно глядя на меня:

– А что за любовные зелья они там делают в Монтане? Многого не нужно, чтобы бык и корова отправились на танцы и сделали до-си-до12, если вы понимаете, о чем я.

Мое лицо снова вспыхивает, ладони потеют.

– Разве вы сейчас всю поездку в машине не рассказывали мне историю о парфюмерии рядом с вашим ранчо?

В этот раз он смеется. Не обрывистым смехом, а настоящим хохотом.

– Мое ранчо находится рядом с дорогой в Секлантас. – Видя, что я не понимаю, о чем он говорит, Гарет добавляет: – Помнишь мистера Миллера? Ранчо моего отца в Уайтфиш. Мое в Сальта, Аргентина.

– Ладно. Тогда за аргентинские любовные зелья.

Уайтфиш очень далеко от Аргентины. Еще одно напоминание о расстоянии между миром Гарета и моим.

Наши бокалы звякают, и он говорит:

– За это я выпью.

Я опускаю бокал и перехожу на воду перед мной:

– Мне придется попросить вас записать название, чтобы я могла заехать в следующий раз, когда буду в том месте.

К нашему столу подходит официант, видит, что мы так и не открыли меню, и молча уходит.

– Не волнуйтесь, – говорит Гарет. – Я отвезу вас туда после показа. И это, моя милая, не пустое обещание.

– Конечно. А я отведу вас в «Тако Белл» в студенческом союзе Университета Аризоны, когда в следующий раз приедете в Финикс, – фыркнув, отвечаю я.

Он делает последний глоток шампанского и наклоняет бокал в мою сторону:

– Добро пожаловать в мир успеха, Куки Вонн.

– Добро пожаловать в NutriNation, – говорит женщина за серой стойкой.

Это начало моей новой жизни.

Я приехала домой вечером в субботу, как раз когда бабушка собиралась уйти, как обычно, играть в бинго. Он не стала спрашивать о поездке или почему я вернулась так рано. Мне всегда это нравилось в бабушке. Она знает, когда лучше промолчать.

От Терри или Марлен сообщений не было, никаких записок или электронных писем, объясняющих то, что произошло в Нью-Йорке. Я бродила по комнате, разговаривая сама с собой и зная, что нужно что-то делать с моими энергией и гневом.