– Скромный? Нет. Голодный? Да. Я думал, мы можем устроить поздний завтрак. Должно быть, вы голодны, поскольку я специально попросил их не кормить вас в отеле.

Честно говоря, я не стала никого спрашивать о завтраке. Я всегда обхожусь без этого приема пищи.

– Приятно, что вы обращаетесь со мной, будто я медведь в парке Джеллистоун. Разве вам не нужно готовиться к шоу? – спрашиваю я.

Он снова смеется:

– Это не «Проект Подиум». Мы тут не бегаем, как курицы с отрубленными головами, создавая одежду в тот же день. Мы провели полную репетицию на прошлой неделе. Я в хорошей форме.

Теперь я действительно зла. Может, я многое и не знаю, но разбираюсь в моде. Знаю, как делают одежду и как дизайнеры готовятся к показу.

– Я лишь хотела сказать, что в день показа вы, должно быть, загружены. Не одна же я собиралась взять у вас сегодня интервью.

– Не одна. – Гарет притворяется застенчивым, но безуспешно. – А теперь я вас оскорбил, хотя надеялся на прямо противоположный эффект. Потому что сейчас я мог бы разговаривать с кем угодно. Но хочу говорить с вами. – Мои щеки краснеют, а он продолжает: – Ах, Куки Вонн, какие бы отношения у нас ни были, давайте будем честны друг с другом, ладно? Мы оба знаем, что в этом списке стоит лишь один вопрос, который вы действительно хотите задать. И только его вам и нужно задать, поскольку мне кажется, что вы хорошо понимаете меня. Стану ли я делать капсульную коллекцию для размера плюс? Ну давайте, попробуйте убедить меня.

Мои колени начинают дрожать при намеке, что мы можем стать кем-то больше, чем просто знаменитым дизайнером и фанаткой, повсюду следующей за ним. Но он предоставляет мне возможность. Он явно знает, почему меня сюда отправил NutriMin Water и что они надеются получить от него с помощью меня.

Гарет встает, и мне ничего другого не остается, как выйти за ним из студии. Риз бегает вокруг него кругами, словно полный энтузиазма щенок рядом с хозяином. Гарет идет, не останавливаясь, пока она громко и быстро сообщает ему о том, что «Митчи хочет сидеть в первом ряду, и других вариантов нет» и «они разобрались с проблемой громкоговорителей».

Он реагирует только на один ее вопрос. О платье, которое я надену.

– Криста-Голли. Зеленое. Размера шесть. Отошли его в Refinery для Куки.

У обочины ждет машина. Темный, идеально отполированный «таун кар», который, как я потом узнаю, является нью-йоркским знаком идеального личного водителя. Гарет Миллер даже не раздумывает над тем, что, возможно, я не захочу с ним завтракать. Он открывает перед мной дверь таким привычным движением, что даже не отрывает взгляда от телефона.

Я перебираюсь на сторону водителя и прижимаю ногу к двери, испытывая клаустрофобию при мысли, что снова окажусь рядом с мужчиной, которого можно было бы назвать дьявольски красивым, человеком, чье место в романе издательства Harlequin. Я едва пережила полет на самолете.

Гарет тоже садится в машину, скептически оценивая расстояние между нами. Я замечаю щетину на его щеке, незастегнутые две верхние пуговицы черной рубашки, джинсы, потрепанные в правильных местах. Но больше всего мое внимание привлекает запах.

Никто не пахнет так, как Гарет Миллер.

Как корица и дикий мед, кедровое дерево и огонь.

– Что это за запах? – вырывается у меня.

Гарет впервые за весь день поступает по-джентльменски. Притворяется, что не слышит:

– Простите?

Я тянусь за блокнотом, пользуясь возможностью сделать глубокий вздох, спрятавшись в глубинах массивной сумки.

– Аромат. Это ваш парфюм?

– Это такой способ сказать, что вам нравится, как я пахну? – И вот джентльмен снова исчезает. Дьявол согнал ангела с его плеча.

Щелкнув ручкой, я демонстративно притворяюсь, что делаю записи:

– Я должна писать о нашей встрече. Так что даю вам возможность поговорить о предлагаемых вами продуктах.

Его улыбка становится шире.

– Ну спасибо. И раз вы такой усердный репортер, я бы хотел рассказать вам, что рад возможности сотрудничать с корпорацией Keels Fragrance, которая помогла мне с продвижением моего личного аромата на рынке парфюма. Я считаю, что Gareth Miller Home необходим современному мужчине.

Мы едем по Пятой авеню, и я вспоминаю прошлый визит в Нью-Йорк. Кажется, эта поездка одновременно легче и сложнее. Из личной машины вид намного лучше. Но впервые я чувствую, что мне есть что терять.

Миллер забирает мой блокнот, так что моя ручка повисает в воздухе.

– Не для записи – на самом деле я его не ношу. – Он пододвигается, наклоняясь ко мне, словно приглашая присоединиться к его тайному миру. – Между нами говоря, около моего ранчо есть парфюмерия, и там работает пожилая дама, ей сто или типа того. В деревне говорят, что она готовит любовные зелья. Именно она делает для меня эти духи.

– Почему тогда не сделать ваш брендовый парфюм… таким… как этот?

– Некоторые вещи не продаются, Куки.

То, как он это произносит, с потухшей улыбкой и с морщинками вокруг глаз, заставляет предположить, что он думает обо всем, что выставил на рынок.

Но это быстро проходит, и Гарет снова улыбается:

– К тому же, если бы я стал продавать этот парфюм всем, как бы я смог заставить вас посмотреть на меня вот так, как сейчас?

Я поворачиваюсь к окну, чтобы он не видел, что у меня отвисла челюсть. Мы проезжаем модный район, где через несколько часов он проведет показ для боготворящей его толпы.

Когда мы приезжаем обратно в Refinery, я чувствую одновременно и облегчение, и разочарование. Понимаю, что перегнула палку и Миллер решил позавтракать с кем-то другим, человеком поприятнее. По крайней мере, у меня больше не будет возможности выставить себя дурой.

Когда он выходит из машины, я снова начинаю паниковать. Сижу целую минуту как идиотка, пока Гарет стоит, придерживая мне дверь. Я так долго не шевелюсь, что он наклоняется вперед и двигает бровями.

Я вылезаю из машины, держа перед собой синюю сумку Goyard St. Louis. Я выиграла ее на мероприятии NutriMin, и это моя драгоценность, мой любимый аксессуар, который я использую, когда хочу выглядеть шикарно. Пытаясь красиво выйти из машины, я слишком сильно взмахивая сумкой. Лишь быстрая реакция Гарета не позволяет мне ударить в живот женщину, как две капли похожую на Бетти Уайт11. Но я все равно пугаю ее, и она роняет сумочку. По тротуару разлетаются соломинки, пакетики от сахара и несколько рулонов туалетной бумаги.

Я кидаюсь на тротуар и пытаюсь собрать все вещи обратно в сумку. На секунду меня отвлекает тот факт, что сумка женщины в действительности намного лучше моей. Это винтажная сумка-мешок от Luois Vuitton Noé. Наверное, 1960-х годов, судя по потемневшей монограмме. Швы в идеальной форме, но кожаные шнурки потрепались, отчего сумка не закрывается.

Пока я раздумываю над тем, что подобного больше не создают, и гадаю, почему человек с сумкой за 2000 долларов ходит по городу и собирает предметы первой необходимости, я понимаю, что женщина что-то говорит мне. Вообще-то весьма взбудораженно.

– Девушка! Девушка! Говорю же, что вы такое творите?

Вот это, судя по всему, и кричит дама.

Что я творю, так это держу один конец рулона туалетной бумаги и пытаюсь с помощью его подкатить к себе все остальное, вот только происходит всё наоборот. Рулон убегает прочь по тротуару, и он уже в нескольких футах от нас. Пересекая улицу и направляясь в отель, какой-то бизнесмен наступает на эту бумагу.

Гарет становится на колени, отчаянно пытаясь поймать все соломинки, прежде чем они упадут в канализацию. Он также держит пакетики с сахаром, но кажется неправильным отдавать их даме.

Мы занимаем много места на тротуаре, и люди нетерпеливо ворчат и фыркают, проходя мимо нас. Женщина тоже несколько раз пытается присесть и присоединиться к нам, но у нее ничего не получается.

Я осознаю, что, скорее всего, у нее артрит коленного сустава, как у моей бабушки, и кажется, она вот-вот расплачется, отчего я сама готова зарыдать.