Я сердито смотрю на Гарета Миллера:

– Вам так сложно запомнить женщин, с которыми спите?

Я заставляю его почувствовать себя неловко от мысли о том, что, возможно, ему придется провести четыре часа рядом с незнакомкой, с которой он занимался сексом и совсем забыл об этом. Он слишком внимательно наблюдает за взлетом самолета.

– Мы никогда не встречались, – говорю я. – Но я получаю рассылку ParDonna.com.

Он отстраняется от окна, и дышится ему явно легче.

– Ну да, я уже переехал в Нью-Йорк к тому моменту. Но мой папа всегда настаивает, чтобы на день рождения я приезжал домой. Оно летом, поэтому это не так сложно. И погода хорошая.

– Зимой в Монтане жутко холодно. – Я тереблю пальцами край свитера.

– Вы бывали там? Зимой?

Я вздыхаю. На его лице все еще застыло это глубокомысленное выражение. Словно он не замолчит, пока не выяснит, кто я такая. И возможно, учитывая сколько у нас времени, он сможет это сделать. Я решаю опередить его и все рассказать.

– Ага. Я поехала туда с мамой. У нее там несколько лет назад проходила фотосессия. Лесли Вонн Тейт. Вот почему, скорее всего, я кажусь вам знакомой. Говорят, мы похожи.

Он впечатлен: его глаза широко распахиваются.

– Лесли Вонн Тейт. Конечно, помню. Atelier Fur. Брюс Ричардсон устроил фотосессию в Уайтфиш, да?

Atelier Fur.

Этой катастрофы можно было бы избежать, если бы парикмахер бабушки не спешил снимать бигуди.

Мама возлежит в гостиной крошечного желтого бабушкиного дома на коричневом клетчатом диване 1980-х. В белом с желтым оттенком платье-рубашке от Valentino она больше походит на фотографию модели из ироничной фотосессии журнала Nylon, чем на маму, проводящую время с дочерью. Она говорит по телефону с Лоис Виринг.

– Дни супермодели закончены. Правда, – стонет Лоис Виринг.

Она редактор Par Donna. Виринг никому не нравится. Я бы поставила пятьдесят баксов на то, что долго она не протянет и это всего лишь вопрос времени, когда ее ассистент займет ее место.

Она звонит маме, потому что все, кто хоть что-то из себя представляет, ненавидят меха.

– И они расхаживают голыми. На моих фотосессиях требуют веганскую пиццу и смузи из ягод годжи, – говорит она. – Ты нужна мне, Лесли. Правда нужна.

Несмотря на все усилия сексуальных знаменитостей и атлетов, покрытых татуировками, меховые компании продолжают зарабатывать деньги – примерно 15 миллиардов долларов в год. Их товар продается повсюду. Восточноевропейские нувориши и жены китайских миллионеров хотят норковые шубы.

– Самая большая угроза мехам – глобальное потепление, – ухмыляется Виринг.

А самая большая угроза журналам моды – вялые продажи рекламы. У Atelier Fur много баксов. Им нужна обложка. Супермодель. Фотограф Брюс Ричардсон.

Мама приехала забрать меня из крошечного желтого домика на spa-выходные в Ла-Холья3. Мне не повезло, потому что бабушка возвращается домой после парикмахерской слишком рано.

– Можно просто в другой раз, мама, – говорю я, – это не так уж и важно.

Приходит бабушка. Бросает один взгляд на маму, держащую в руке телефон.

– Куки, подожди в своей комнате, – говорит она.

– Все хорошо, бабушка. Все хорошо, – говорю я.

– Иди, – приказывает она.

Конечно, я все равно слышу их через тонкие, как бумага, стены.

– У тебя одна дочь, Лесли. Одна, – говорит бабушка. – Это ее прекрасный шестнадцатый день рождения. И я ничего не запланировала, потому что ты обещала приехать за ней.

– Через неделю или две я освобожу свое расписание, – говорит мама. – Куки не против.

– Ага, – отвечает бабушка. – Она прямо прыгает от счастья.

– Ну, наверное, она следует великой семейной традиции разочароваться в матери, – огрызается мама.

– О, понятно, – отвечает бабушка. – Я была ужасной матерью. И значит, у тебя есть особое разрешение быть такой же ужасной для своей дочери? Ну, говори что хочешь обо мне, Лесли. Но я делала платья для всех семи подружек невесты Нины Удалл, чтобы у тебя был торт с шестнадцатью свечами и красивое платье на праздник.

– Мне нужно работать. Лоис Веринг предлагает мне работу. Ты понимаешь, что случается с моделями, которые говорят «нет» Лоис Веринг?

Могу представить себе отвращение на бабушкином лице. Капли пота собираются по линии ее седых волос.

– Чушь, Лесли. У тебя куча денег. Куча красивых вещей. Ты позируешь голая в журнале не потому, что нужно, а потому, что хочешь этого. И я никогда не просила у тебя денег. Я лишь прошу тебя не обижать своего ребенка. Если пообещала что-то, держи свое чертово слово.

Если бы парикмахер не спешила снимать бигуди, мама могла бы уже уехать к тому времени, как бабушка добралась домой. Вместо этого я следующие полчаса гадаю, что мне надеть в Уайтфиш. Температура там не бывает выше трех градусов. А у меня только легкий свитер и ветровка.

– Мы купим что-нибудь по дороге, – говорит мама.

А по дороге означает сувенирный магазин в аэропорту. Мне приходится пойти в мужской отдел. Ничто другое не подходит. Из-за того, что бабушка рано вернулась домой из парикмахерской, я проведу свой шестнадцатый день рождения в ярко-красной толстовке. Она покрыта ужасными изображениями солнца в темных очках, а жуткая синтетическая ткань едва натягивается на мой живот.

Наверное, у Виринг есть что-то на маму. В Монтане холодно, как в аду. Я не имею в виду холод, когда язык липнет к столбу. Холод, когда вы мечтаете, чтобы пальцы на ногах отпали и вам больше не пришлось их чувствовать.

Спустя пару часов я удивляюсь, когда машина тормозит перед гостиницей Travelodge. Мама считает, что отелям, где звезд меньше пяти, место в странах третьего мира.

– Не волнуйся, – говорит она. – Я все продумала. Завтра Лоис закончит с фотосессией к двум. А в отеле есть отличный SPA. Я забронировала для нас сеанс педикюра с горячими камнями.

Она выжидающе смотрит на меня, ждет, пока я не выйду из машины.

– Мы остановимся здесь? – спрашиваю я, пытаясь понять, что происходит.

Мама хлопает меня по руке:

– Не волнуйся. Кэссиди забронировала номер. Все уже оплачено. У них должна быть моя кредитка.

– Ты оставляешь меня здесь? Одну? – спрашиваю я.

Она отворачивается к окну:

– Ну… я упросила журнал оплатить твой перелет, но… м-м… они не дали мне второй номер в отеле, – говорит она. – Урезали бюджет.

Конечно же мама не станет тратить личные деньги на хороший номер для меня.

– Почему я не могу просто остаться с тобой? – Во рту снова чувствуется вкус буррито, который я съела на обед.

Мама замолкает.

– Приезжает Чэд и…

– Отлично.

Я выбираюсь из машины Lincoln Town Car и захлопываю дверь. Водитель спешит ко мне, а потом опускает мой чемодан перед скучным серым офисом мотеля.

Мама опускает окно:

– Отель в пятнадцати минутах отсюда. Я позвоню тебе, когда поеду к тебе утром.

У стойки администрации оказывается, что у них нет на меня брони. Следующие два часа я жду, когда появится мамина измотанная ассистентка Кэссиди и принесет кредитку.

– Прости, Куки… я должна была позвонить… но Брюс попросил меня найти оставшиеся бесплатные билеты для твоей мамы… и… – Она отдает мамину кредитку клону Нормана Бейтса4, продолжая перечислять различные задания, которые ей дали.

Кэссиди хмурится, глядя на меня.

– Мне неприятно бросать тебя здесь, – говорит она, – я бы пригласила тебя к себе, но у меня уже живут девочки-визажисты. – И она исчезает во вспышке угг и легинсов с принтом.

– Здесь где-то можно поесть? – спрашиваю я Нормана.

Он пожимает плечами:

– Дальше по дороге находится «Кэтлмэн». Может, через полмили. А рядом с прачечной стоят автоматы для раздачи еды.