Условия его заключения не были суровыми даже по современным стандартам. Как и подобало их аристократическому статусу, французским пленникам было позволено жить в качестве почетных гостей в домах своих пленителей, они могли свободно ездить верхом, охотиться с собаками и соколами, когда им заблагорассудится. Более высокопоставленным пленникам было разрешено жить в собственных дворцах короля в Элтхэме, Виндзоре и Вестминстере, и им были предоставлены казенные кровати, купленные для их собственного пользования. Их не отделяли и не изолировали, но обычно держали группами или, по крайней мере, позволяли общаться друг с другом. Им даже разрешалось сделать свой плен более комфортным, приведя своих любимых слуг, лошадей и имущество. Так, маршал Бусико делил плен со своим личным духовником, фра Онора Дюраном, и своим парикмахером Жаном Моро, а одним из первых требований герцога Бурбонского было прислать к нему четырех его сокольников. Щедрые суммы были также выделены на их проживание, хотя это было не совсем альтруистично: эти расходы затем добавлялись к выкупу, который они должны были заплатить, чтобы получить свободу.[702]

Только в периоды особой опасности их свобода ограничивалась. В июне 1417 года, когда Генрих собирался во второй раз вторгнуться во Францию, все его французские пленники были временно отправлены в более надежные места заключения в провинциях: Карл Орлеанский был отправлен в замок Понтефракт в Йоркшире (особенно бесчувственный выбор, поскольку в его стенах был убит первый муж его первой жены, Ричард II), маршал Бусико и графы д'Э и Ришмон были переведены в замок Фотерингхей в Нортгемптоншире, а Жорж де Клер, мессир де Торси, и ряд других пленников были доставлены в замки Конви и Корнарвон в северном Уэльсе. Даже в этих более отдаленных местах пленникам обычно разрешали заниматься физическими упражнениями за стенами замка. Когда Карл Орлеанский и маршал Бусико содержались в замке Понтефракт, их тюремщик Роберт Уотертон регулярно разрешал им посещать свое поместье Метли, расположенное в шести милях, где была особенно хорошая охота. Однако в 1419 году, во время кризиса после убийства Иоанна Бесстрашного, появились слухи, что Карл Орлеанский поддерживал связь с шотландским герцогом Олбани, и Генрих быстро пошел на ограничение его привилегий. Ему было запрещено покидать замок при любых обстоятельствах, даже ходить в "Робертов дом или заниматься охотой, ибо лучше пусть он не сидит без охоты, чем мы будем обмануты".[703]

При всех удобствах их плена,[704] это все равно был плен. Менее важные пленные, которые не перешли на сторону Англии, выкупались и освобождались непрерывным потоком в течение недель и месяцев после битвы. В Булони городские власти раздавали вино в честь возвращения освобожденных из английских тюрем; с начала ноября это происходило почти еженедельно, и среди вернувшихся были мэр Ле-Кротуа и Жан Винкент, сын бывшего мэра Булони. К июню следующего года некоторые пленники из Англии также начали возвращаться домой. 3 июня 1416 года было выдано письменное обязательство от имени Жана, мессира де Линьи, который был захвачен в битве графом Оксфордом вместе с его сыновьями, Жанеттом де Пуа, и Давидом де Пуа. Это позволило отпустить мессира де Линьи на свободу, чтобы он мог собрать деньги для выкупа; его прибытие в Булонь было отпраздновано 14 июня, но это было преждевременно, поскольку он поклялся вернуться в Англию к 29 сентября. Если бы он собрал необходимую сумму, то мог бы рассчитывать на освобождение; если нет, то ему пришлось бы вернуться в плен.[705]

Хотя обычно освобожденные по обещанию предоставляли заложников в качестве залога за свое возвращение, искушение не возвращаться должно было быть сильным. В некоторых случаях это все же произошло. Как мы уже видели, граф Дуглас и Жак де Креки, мессир де Хейли, нарушили свои клятвы, чтобы остаться на свободе.[706] Арфлерские и азенкурские пленные Генриха V были более благородны. Когда Артуру, графу Ришмона, разрешили отправиться в Нормандию в компании графа Саффолка в 1420 году, он отказался участвовать в заговоре с целью его спасения: "он ответил, что скорее умрет, чем нарушит веру и клятву, которую он дал королю Англии".[707] Рауль де Гокур также был отпущен на свободу в 1416 году и снова в 1417 году, но, несмотря на то, что Генрих V не выполнил своих обещаний, он каждый раз возвращался в плен. Уникально, что благодаря тому, что впоследствии этот вопрос стал предметом судебного разбирательства в Парижском парламенте между ним и наследником Жана д'Эстутевилля, у нас есть рассказ де Гокура из первых рук о его попытках добиться свободы. Его переговоры начались с королем, который, вместо того чтобы просто потребовать денежную сумму в качестве совместного выкупа за де Гокура и д'Эстутевилля, заявил, что семь или восемь тысяч его слуг и подданных "очень жестоко обращаются с пленниками во Франции, и что если мы желаем их освобождения, мы должны приложить усилия, чтобы добиться их освобождения". Поскольку эти англичане были не так ценны, как два защитника Арфлера, Генрих предложил узнать мнение двух английских и двух французских рыцарей о том, сколько еще им следует заплатить, чтобы компенсировать разницу. Он также упомянул, что потерял некоторое количество своих драгоценностей во время нападения на обоз при Азенкуре, "что было бы для нас великим делом, если бы мы смогли их вернуть", и потребовал двести бочек вина из Боны, которые также будут учтены в окончательном счете.

Обеспокоенные таким необычным соглашением, де Гокур и д'Эстутевилль посоветовались с Карлом Орлеанским, герцогом Бурбонским, графами Ришмоном, д'О и Вандомом, а также маршалом Бусико, которые высказали единодушное мнение, что им следует согласиться на условия короля, хотя бы для того, чтобы избежать перспективы долгого заключения в Англии. Несмотря на то, что де Гокур "ни в коей мере не был излечен от моих тяжелых жалоб", 3 апреля 1416 года он получил от короля пропуск и отправился во Францию, где ему удалось добиться освобождения всех, кроме двадцати английских "джентльменов, купцов и солдат", находившихся в плену. Драгоценности "были уже рассеяны и находились в разных руках", но де Гокуру удалось найти корону короля, державу и золотой крест, содержащий фрагмент Истинного Креста, "а также несколько других вещей, которые он очень хотел вернуть; в частности, печати канцелярии упомянутого короля". Он купил вино и, взяв с собой печати, вернулся в Англию, полагая, что сделал все, что от него требовалось.[708]

Генрих, однако, оказался непримиримым. Он заявил, что совершенно удовлетворен усердием, проявленным де Гокуром, но прежде чем он даст разрешение на его освобождение, все должно быть доставлено в Лондон. Поэтому француз нанял корабль, заплатил выкуп за английских пленников, снабдил их всех новой одеждой и ливреями и доставил их вместе с драгоценностями короля в лондонский Тауэр. Через неделю прибыл второй корабль с бочками вина. И снова де Гокур и д'Эстутевилль решили, что выполнили все условия короля, и попросили освободить их, но Генрих покинул Лондон, не дав им ответа. Четыре с половиной месяца спустя, не посоветовавшись с ними, без их ведома или согласия, не выплатив им компенсацию, он приказал освободить всех англичан, живших за счет де Гокура в Тауэре.[709]

25 января 1417 года, в тот же день, когда де Гокур получил безопасный пропуск для своего корабля "с двенадцатью или четырнадцатью моряками", доставившего заключенных и вино, он также получил разрешение вернуться во Францию. Это было сделано для того, чтобы он мог завершить свои приготовления, а также потому, что на него была возложена особая миссия при французском дворе. На тайной встрече между герцогом Бурбонским и Генрихом V король сказал, что, возможно, он готов отказаться от своих притязаний на трон Франции, если Карл VI согласится принять условия Бретиньского договора и откажется от всех своих прав на Арфлер. Бурбон предположил, что это предложение настолько разумно, что он даже готов принести оммаж самому Генриху, как королю Франции, если Карл VI отвергнет его. Рауль де Гокур был выбран для того, чтобы передать условия Генриха и убедить Карла VI и его советников принять их. Но это была еще одна безнадежная задача. Предложение было фиктивным. Второе вторжение во Францию было неизбежно, и, как Генрих сообщил сэру Джону Типтофту в тот самый день, когда де Гокур получил пропуск, "я не откажусь от своей экспедиции ради любого соглашения, которое они заключат".[710]