Новый приказ предписывал, "по вере и верности, которыми вы нам обязаны, и под страхом всего, чего вы можете лишиться", повсеместно и "так часто, чтобы никто не мог притвориться незнающим", объявить о том, что все, кто отказывается немедленно отправиться к дофину, вооруженные и готовые к бою, должны быть заключены в тюрьму, их товары конфискованы а жилище обложено повинность постоя. Любой город, который мог выделить какие-либо "машины, пушки и артиллерию", должен был отправить их также без промедления.[451] Падение Арфлера сделало то, чего не смогло сделать английское вторжение: оно заставило французское чиновничество действовать. Люди, которые раньше разрывались между верностью королю и герцогу, теперь встали на защиту своей родины. Пока англичане пробивались через Нормандию в Пикардию, большая французская армия, о которой ходили слухи, что она собирается в Руане, стала реальностью.

Генрих намеревался пересечь Сомму точно в том же месте, что и его прадед, Эдуард III, в 1346 году, во время кампании, которая завершилась впечатляющей победой англичан при Креси. Старый римский брод Бланш-Так находился между устьем реки и городом Аббевиль. Воды здесь были приливными, но большим преимуществом было то, что сам брод был достаточно широким, чтобы через него могли одновременно переправиться двенадцать человек. К несчастью для англичан, французы тоже знали свою историю и предвидели, что их противники пойдут этим путем. За два дня до того, как англичане достигли Бланш-Так, весть о том, что они направляются туда, уже распространилась на север до Булони, и подготовка к их отпору шла полным ходом.[452]

В воскресенье 13 октября, когда армия Генриха была еще примерно в шести милях от Бланш-Така, воины из авангарда захватили французского пленного, которого доставили к сэру Джону Корнуоллу для допроса. Он оказался гасконским дворянином на службе у Карла д'Альбре, которого он оставил ранее в тот день в Аббевиле. Дальнейший допрос показал, что д'Альбре имел с собой отряд в шесть тысяч человек в готовности помешать переправе. Более того, сам брод был утыкан заостренными кольями, чтобы сделать его непроходимым.[453]

Пленника поспешно доставили к самому королю и повторно допросили, но он упорно придерживался своего рассказа и даже поклялся жизнью за его правдивость. Убедившись в его честности, Генрих немедленно остановил поход и созвал своих баронов на срочный совет. После двухчасовых дебатов было принято решение отказаться от попытки переправиться через Бланш-Так. Предполагалось найти более безопасную и неохраняемую переправу дальше вверх по течению. В случае необходимости англичанам пришлось бы идти к самому истоку реки, до которого, по слухам, было шестьдесят миль.

Это была первая серьезная неудача за всю кампанию, и моральный дух рядовых, который был высок, пока они шли без сопротивления через Нормандию и Пикардию, теперь начал ослабевать. С тех пор, как они покинули Фекамп, они видели манящие проблески длинной гряды белых скал, окаймляющих нормандское побережье вплоть до мыса Грис-Низ, зная, что безопасный Кале находится всего в тринадцати милях за этой грядой. Никогда еще старая пословица "так близко, но так далеко" не была так верна. Теперь, вместо быстрой и прямой дороги к цели, им предстояло долгое и неясное путешествие, зная, что их рационов не хватит надолго и что сражение становится все более вероятным. Нетрудно представить себе отчаяние, которое, должно быть, вселял в англичан вид устья Соммы. Дело было не только в его ширине (более мили в поперечнике в самом узком месте между Ле-Кротуа и Сен-Валери), но и в огромных и пустынных просторах болот, простирающихся на запад, север и восток, насколько хватало глаз. Как им предстояло узнать, эти болота были такой же непроходимой преградой, как и сама река.[454]

Задерживаться в Бланш-Таке не было смысла, поэтому Генрих отдал приказ двигаться, и армия снова отправилась в путь, повернув на восток и взяв курс на южный берег Соммы в направлении Аббевиля. Готовясь к их приближению, эта древняя столица Понтье, которая уже дважды подвергалась английской оккупации, в 1340 и 1369 годах, мощно укрепила свои оборонительные сооружения: было установлено 12 пушек, заготовлено почти 2200 орудийных ядер и огромное количество пороха, а также в город прибыл большой отряд из армии, собравшейся в Руане. Это был не простой гарнизон, как в Арфлере. В Аббевиле были расквартированы знатнейшие люди Франции: коннетабль д'Альбре, маршал Бусико, граф Вандомский, который был главным управляющим королевского дома, Жак де Шатильон, сир де Дампьер, который был адмиралом Франции, Артур, граф Ришмон, который был братом герцога Бретани, и Жан, герцог Алансонский. Предупрежденные об этом гасконским пленником, англичане должным образом держались на почтительном расстоянии, обогнув Аббевиль и остановившись на ночь в Байоль-ан-Вимеу в трех милях к югу.[455]

На следующее утро они сменили курс и двинулись на северо-восток в надежде использовать мост у Пон-Реми. Там они не только обнаружили, что мост и различные дамбы через Сомму были разобраны местным гарнизоном, но и впервые увидели значительные силы французов, собравшихся на противоположном берегу. Хотя англичане этого не знали, перед ними стоял отряд, возглавляемый отцом и братьями Рауля де Гокура, и в своем стремлении отомстить за позор, нанесенный ему, они выстроились в полном боевом порядке, "словно готовые вступить с нами в бой там и тогда". Даже капеллан, робкий по натуре, мог понять, что это всего лишь позерство: "Тот факт, что река в этом месте имела широкое болото с обеих сторон, не позволял ни одному из нас подойти ближе, так что ни один из нас, даже если бы он захотел это сделать, не смог бы нанести ранение другому".[456]

Началась смертельно опасная игра в кошки-мышки. Когда англичане продвигались все дальше и дальше в глубь Франции, все отчаяннее ища место для переправы через реку, на противоположном берегу их настигла тень французских войск под командованием Бусико и д'Альбре, которые были полны решимости помешать их переправе. "В то время мы не думали ни о чем другом, кроме этого, — вспоминает капеллан — что по истечении восьми дней, отведенных на поход, и после того, как кончится провизия, враг, хитроумно спеша вперед и опустошая сельскую местность впереди, навяжет нам, голодным, острую нужду в пище. И в верховьях реки, если Бог не даст иного, со своей огромной и бесчисленной армией и имеющимися в их распоряжении боевыми машинами и приспособлениями одолеет нас, столь малочисленных, как мы, ослабевших от большой усталости и немощных от недостатка пищи". 15 октября — на восьмой день марша и в день, когда они должны были достичь Кале, — англичане находились почти в тридцати пяти милях от запланированного прибрежного маршрута, и каждый шаг все дальше отдалял их от цели. Уставшие, голодные и подавленные, англичане могли только молиться о том, чтобы Пресвятая Дева и Святой Георгий, под чьими знаменами и под чьей защитой они шли, ходатайствовали за них перед Верховным Судьей и избавили их от мечей врага. Мечты о славе, завоеваниях и грабежах были забыты. Оставалась только одна надежда, что в конце концов они благополучно доберутся до Кале.[457] В тот день они сделали еще один крюк, чтобы избежать большого бургундского города Амьена, столицы Пикардии, с его сетью маленьких каналов и садовыми предместьями, расположенными посреди болот. Вспомнил ли Генрих V, любуясь парящими белыми стенами и пинаклями великолепного собора XIII века, что его прадед, Эдуард III, некогда принес оммаж за Аквитанию Филиппу VI Французскому в этом самом месте? Если и так, то от него не могла ускользнуть ирония в том, что это была та самая неразрешенная ссора, которая привела его в Амьен восемьдесят шесть лет спустя.