Таких людей, как эти, обычно нанимали в отряды крупных лордов. Например, Уильям Бедик, эсквайр, который мог предложить только себя и двух лучников, был записан в отряд Томаса, графа Солсбери, который заключил контракт на сорок латников и восемьдесят конных лучников. Условия договора Бедика в точности повторяли условия договора между графом и королем, даже в одном месте прямо говорилось, что ему должны были платить "так же, как наш король платит упомянутому графу за людей его свиты". Это была необходимая мера предосторожности, поскольку нередко командиры отрядов извлекали прибыль из своих контрактов: в 1380 году сэр Хью Гастингс получил 45 фунтов 3 шиллинга за каждого латника в своем отряде, но заплатил им только 40 фунтов, оставив разницу себе. Помимо зарплаты и расходов на перевозку своего маленького отряда, Бедик должен был бесплатно кормить и поить себя и одного камердинера, или слугу, по обе стороны моря; взамен он был обязан отдавать графу обычную треть всей своей добычи.[233]

Хотя составление королевских договоров для такого небольшого числа людей отнимало много времени и стоило дорого, оно имело ряд преимуществ. Это означало, что рекруты имели гораздо более прямую личную связь с королем, чем обычно, и это поощряло их преданность, давая понять, что он ценит их вклад, пусть даже небольшой, в его военные усилия. Это также означало, что, в отличие от предыдущих кампаний, где солдаты набирались из владений великих лордов, подписавших договоры, армия Генриха V будет набираться со всех концов королевства. Вследствие такого беспрецедентного уровня национального участия, кампания вызвала исключительную степень гордости и энтузиазма по всей стране, и все это было сосредоточено на харизматической фигуре самого короля.

16 июня 1415 года Генрих V выехал из Лондона по пути в Саутгемптон, останавливаясь лишь для того, чтобы посетить службы и сделать подношения в соборе Святого Павла и Саутварке. Его сопровождали четыре члена королевской семьи: Эдуард, герцог Йоркский, Томас Бофорт, граф Дорсет, сэр Джон Корнуэлл и сэр Джон Холланд, а также графы Арундел, Марч и Оксфорд. Мэр, олдермены и около 340 жителей Лондона собрались, чтобы почтить своего короля, проехав с ним верхом около десяти миль до Кингстона, где они попрощались и пожелали ему счастливого пути. Согласно его указаниям, они вернулись в город, чтобы оставаться там до его возвращения из Франции.[234]

На следующий день в Дувре высадилось французское посольство во главе с высокопоставленным дипломатом Гийомом Буафратье, архиепископом Буржа. Не зная, что Генрих уже покинул Лондон, послы направились в город для встречи с королем. К тому времени, когда Генрих узнал об их прибытии, он уже находился в Винчестере, примерно в двенадцати или тринадцати милях к северу от Саутгемптона, где он поселился в замке Вулвси. Именно здесь он вызвал французов к себе для того, что, как он знал, но они не знали, будет последним ходом в дипломатической игре.

Генрих принял их милостиво, но в своей самой царственной манере: с обнаженной головой, но одетый в золотые одежды, в окружении членов своего Большого совета, включая трех братьев. Французы вновь заявили о своем желании установить "истинный, полный и совершенный мир" между двумя королевствами и повторили свое предложение о расширенной Аквитании, браке с Екатериной Французской и приданом в восемьсот тысяч франков, если только Генрих распустит армию, которую, как они знали, он собирал в Саутгемптоне. После нескольких дней бессодержательных и полусерьезных переговоров послы были вновь вызваны к королю, чтобы услышать окончательный ответ из уст его канцлера, Генриха Бофора, епископа Винчестерского. Король и его Большой совет, объявил Бофор, решили, что если французы не отдадут ему Екатерину и герцогства Аквитанию, Нормандию, Анжу и Турень, а также графства Пуату, Мэн и Понтье, "и все другие места, которые когда-то принадлежали его предшественникам по праву наследования, он не будет откладывать свое путешествие, но со всей своей силой он уничтожит королевство и короля Франции". В заключение речи Бофора сам Генрих добавил, что с Божьего позволения он действительно сделает то, что сказал епископ, "и это он обещал послам под честное слово короля".

Понимая, что ничто из того, что они могли сказать или сделать, не отвлечет Генриха от его цели, архиепископ Буржский позволил себе последнюю вызывающую речь, протестуя против того, что французы сделали свои щедрые предложения не из-за страха перед англичанами, а из любви к миру и чтобы избежать пролития христианской крови. Король Франции изгонит англичан из своего королевства и всех своих владений. "Ты либо попадешь туда в плен, — предупредил он Генриха, — либо умрешь там".[235]

Перед лицом провала своей миссии французским послам ничего не оставалось, как вернуться в Париж, где они сообщили о неуступчивости Генриха и о том, что им удалось узнать о подготовке англичан к войне. Однако даже теперь, похоже, французы продолжали недооценивать силу и масштаб намерений Генриха. Похоже, что англичане намеренно вводили их в заблуждение. Ричард Куртене, епископ Норвича, который был близким другом короля и принимал непосредственное участие в переговорах, признался магистру Жану Фузорису, канонику Нотр-Дама, прикрепленному к посольству, что, по его мнению, брак мог быть заключен, если бы послы приехали раньше, и заявил, что еще не потерял надежду на заключение договора. Уже в августе 1415 года (после отплытия Генриха во Францию) венецианцы все еще получали сообщения о возможности заключения мира. Общее ожидание французской стороны, по-видимому, заключалось в том, что даже если вторжение и состоится, то это будет кратковременный рейд, подобный тому, что был в 1412 году, который не принесет ничего, что оправдало бы его расходы.[236]

Роль, которую Фузорис играл в делегации, была в лучшем случае сомнительной, а в худшем — предательской. По всей вероятности, он был английским шпионом. Хотя он был священнослужителем, современникам он был больше известен как астролог и изготовитель астрологических инструментов. Он добился того, чтобы его взяли в посольство, заявив, что ему задолжал крупную сумму епископ, с которым он познакомился во время двух дипломатических миссий последнего в Париж осенью 1414 года и весной 1415 года. Затем Куртене стал поддерживать Фузориса, говоря ему, что разделяет его интерес к астрологии, и покупая у него книги и инструменты. Он также консультировал его профессионально, убеждая Фузориса использовать свои альманахи и астролябии для предсказания предзнаменований брака между Генрихом и Екатериной и вероятного успеха его нынешнего посольства. Куртене также выразил беспокойство по поводу здоровья Генриха V в долгосрочной перспективе и попросил составить гороскоп, основанный на рождении короля, чтобы предсказать, сколько он проживет.[237]

Несмотря на то, что кажется странным, что епископ консультируется с астрологом, во Франции это отнюдь не было редкостью. В Англии астрология как средство предсказания будущего считалась одновременно колдовством и ложным пророчеством, осуждаемым Библией. Астрология стала еще более позорной благодаря связи с Ричардом II, чьи необычайно континентальные вкусы включали в себя гадания. Предсказания его второго пришествия убедили Генриха IV принять законы против пророчеств в 1402 и 1406 годах. Карл V Французский, с другой стороны, был приверженцем астрологии и геомантии (искусство, похожее на гадание по чаинкам, но с использованием горсти земли), собрав внушительную библиотеку по всем оккультным наукам. Его придворным астрологом был бывший преподаватель астрологии в Болонском университете Томмазо да Пиццано (сейчас он более известен как отец Кристины Пизанской). Да Пиццано утверждал, что с помощью своего искусства изгнал англичан из Франции в 1370-х годах. Для этого он изготовил из свинца пять полых человеческих фигур под благоприятным созвездием, обозначив на каждой из них имя и астрологический характер короля Англии и его четырех военачальников, а затем наполнил их землей, взятой из середины и четырех краев Франции соответственно. В нужный астрологический момент он закопал каждую из них лицом вниз и с заведенными за спину руками в том месте, откуда была взята земля, произнося при этом заклинания об уничтожении тех, кого они представляли, и об изгнании англичан из Франции. Результат был сенсационным, если не мгновенным, так как "в течение нескольких месяцев все упомянутые армии бежали из королевства".[238]