В течение августа, пока англичане осаждали Арфлер, герцог и дофин вели спор о формулировке клятвы. Дофин требовал, чтобы она была безоговорочной; герцог настаивал на том, чтобы все его сторонники были помилованы. Тупик мог бы остаться неразрешенным, если бы не присутствие Генриха V и его армии в Нормандии. Арманьяки уже подозревали, что герцог находится в союзе с захватчиками, но они не могли позволить себе открыто подтолкнуть его в объятия англичан. 31 августа дофин, наконец, уступил и объявил королевскую амнистию всем кабошьенам, кроме сорока пяти. В ответ на это герцог в сентябре повторно опубликовал свои письма, убрав из них оскорбительный пункт о непредвиденных обстоятельствах. Тем не менее, он продолжал настаивать на том, чтобы помилование было распространено на сорок пять человек в течение всей осени, а также продолжал укрывать изгнанников в своих землях. Внешне казалось, что Аррасский мир наконец-то был официально ратифицирован всеми сторонами, но никто из тех, кто хоть что-то знал о герцоге, не верил, что он был полностью привержен ему.[443]

И, конечно, ходили упорные слухи о том, что Иоанн Бесстрашный находится в союзе с англичанами. Хотя наступательный и оборонительный союз, который он предложил Генриху V предыдущим летом, ни к чему не привел, кажется вероятным, что герцог действительно заключил тайный договор с королем о том, что он не будет сопротивляться английскому вторжению во Францию. Как мы уже видели, английским посланникам было разрешено нанимать корабли для кампании в Голландии и Зеландии, областях, которые находились в бургундской сфере влияния.[444] Контингенты английских наемников, предположительно лучников, присутствовали в бургундских гарнизонах Суассона и Арраса, когда они были осаждены арманьяками в 1414 году. С типичной средневековой ксенофобией английских лучников в Суассоне обвинили в том, что они предали город арманьякам, открыв одни из ворот, и сорок из них были позже повешены, хотя это скорее всего было связано с тем, что они были англичанами и наемниками, а не с предательством, реальным или воображаемым.[445]

В дополнение к этим косвенным доказательствам, несомненно, что герцог Бургундский поддерживал контакты с англичанами в течение лета и осени 1415 года. В июле бургундские послы провели шестнадцать дней в Англии, ведя переговоры о союзе в то самое время, когда последнее посольство арманьякского архиепископа Буржского не смогло обеспечить мир. Члены его посольства заметили герольда в бургундской ливрее среди толпы в Винчестере, когда они уезжали. (Другой бургундский герольд, будущий летописец Жан Лефевр, должен был сопровождать английскую армию на протяжении всей Азенкурской кампании). 10 августа, за день до отплытия флота вторжения, Генрих, что, должно быть, было одним из его последних действий перед отъездом, назначил мастера Филипа Моргана, высококвалифицированного юриста, для окончательного оформления союза с герцогом. Морган покинул Лондон 19 августа и вернулся только 19 декабря. В казначейских счетах он упоминается как "посол по тайным делам к герцогу Бургундскому", и, очевидно, он добился успеха, поскольку "письма о мире с герцогом Бургундским, скрепленные его собственной печатью", были сданы в казначейство 10 октября, за пятнадцать дней до Азенкура.[446]

Иоанн Бесстрашный не пошел на помощь Генриху V при Арфлере, как предполагали некоторые арманьяки. Однако по Европе ходили слухи, что, пока дофин и арманьяки были заняты сопротивлением англичанам, герцог намеревался собрать собственные силы и двинуться на Париж. Как мы только что видели, в английской армии были те, кто считал, что это произойдет, как только дофин двинется из Руана, чтобы вступить с англичанами в бой. В самом Париже, где герцог Бургундский всегда пользовался большой поддержкой населения, горожане были в состоянии сильного возбуждения, ожидая его возвращения. Жена одного из изгнанных кабошьенов получила письмо от мужа на той же неделе, когда пал Арфлер, в котором он просил ее достать двадцать крон и встретиться с ним в определенном городе 20 октября, поскольку герцог Бургундский будет там с большой армией. Не имея собственных денег, она заняла их у родственника, который незамедлительно сообщил об этом властям. Напуганные перспективой нового кровавого восстания, власти не стали дожидаться приказа короля, а немедленно сменили всех городских чиновников, забаррикадировали ворота и начали подготовку к осаде. Хотя эта тревога оказалась ложной, она была достаточно убедительной угрозой, чтобы в Венеции сообщили как факт, что герцог действительно снова вошел в Париж.[447]

В этой напряженной и глубоко недоверчивой атмосфере неудивительно, что дофин и его советники пытались убедить герцогов Бургундского и Орлеанского послать своих людей на сбор в Руан, а самим остаться дома. Иоанн Бесстрашный написал едкий ответ. Он был адресован королю, а не дофину, и, хотя он был составлен в почтительных выражениях, приличествующих верному подданному, в нем таилась угроза. Несмотря на свою глубокую преданность короне, герцог заявил, что не может забыть оскорбления, нанесенного ему просьбой остаться дома, когда все остальные принцы крови были призваны на помощь Франции. Его честь, которую он ценил больше всего на свете, была задета этой просьбой. Тем не менее, долг всех добрых друзей и подданных — протянуть руку помощи в эти тяжелые времена, поэтому он намеревался спасти королевство от гибели и поддержать свое собственное положение главного герцога Франции, отправив гораздо больше, чем пятьсот латников и триста лучников, о которых его просили. Это письмо сопровождалось двумя другими, написанными в том же духе, от главных вассалов герцога.[448]

Тем временем герцог также направил письма всем своим подданным в Пикардии и других местах, приказывая им быть готовыми сопровождать его, когда он пошлет за ними, но также запрещая им отправляться "по приказу любого другого сеньора, кем бы он ни был".[449] Этот приказ можно истолковать двояко. Либо он был призван гарантировать, что если бургундцы и отправятся на войну, то только под его личным командованием, либо, наоборот, что они вообще не отправятся на войну. Если герцог действительно заключил договор о невмешательстве с Генрихом V, то ему нужно было не допустить, чтобы его собственные люди поднялись на защиту своей родины. Какова бы ни была причина, его приказ поставил дворянство Пикардии в безвыходное положение. Им пришлось выбирать между повиновением королю или герцогу.

Поскольку они слабо отреагировали на общий призыв к оружию, несколько дворян из Пикардии получили лично адресованные им королевские приказы прибыть со всеми своими силами на помощь дофину под страхом навлечь на себя гнев короля.[450] Когда и это не заставило их подчиниться, королевские приказы были повторно изданы 20 сентября в выражениях, которые не оставляли у их получателей сомнений в том, что они вызвали серьезное недовольство короля. "Из-за небрежности и задержек, допущенных вами и другими в исполнении наших приказов, а также из-за отсутствия помощи и содействия, наши благородные, добрые и верные подданные в городе Арфлер, несмотря на очень стойкую и храбрую оборону, были вынуждены оставить город насильственным путем, поскольку они не могли больше сопротивляться притеснениям и силе наших врагов". Таким образом, вина за падение Арфлера была возложена на плечи местного дворянства, несмотря на то, что город еще не был официально сдан, а его защитники все еще тоскливо ждали ответа на свою последнюю мольбу о помощи.