— Похоже, мы все сделали правильно, интересно, что я теперь могу делать с этими абасами? Думаешь, они заработают, Илия?

Она, взяв шприц для инъекций на столике рядом с кроватью, ответила оживленная и деловитая:

— Какое-то время ты этого не узнаешь. Я намерена вырубить тебя на хорошие двадцать четыре часа. Дай мне свою руку.

Сначала это было похоже на то, как если бы он спотыкаясь, пытается убежать в темноте от невидимого преследователя. Но внезапно Андервуд понял, что ему вообще не нужно бежать.

Гипофиз блокировал сенсорное оборудование во всех других частях его тела, но гипофиз не смог повлиять на абазические органы, как ни старался. Андервуд перестал бежать и наблюдал, как все его тело засыпает, в то время как он стоит в стороне в полной неприкосновенности. Как будто он смог выйти наружу и посмотреть на себя со стороны. И, внезапно, Андервуд понял, что именно это он и сделал!

Он мог видеть комнату, наблюдающих ученых и Илию, тщательно проверяющую его сердцебиение и дыхание. Он видел себя неподвижно лежащим с закрытыми глазами. Любопытно, что он не мог определить точку с которой он на все это смотрит. На мгновение ему показалось, что он находится где-то под потолком и смотрит вниз, но это тоже было неправильно, потому что он мог видеть потолок так же хорошо, как пол или четыре стены. Сцена была похожа на снимок, сделанный с помощью объектива, имеющего угол съемки в триста шестьдесят градусов. Он задался вопросом, сможет ли он выйти за пределы комнаты, попробовал и обнаружил, что это довольно легко сделать. Была некоторая неуклюжесть из-за неопытности, необходимости преодолеть обычные человеческие условности, ведь человек не может проходить сквозь стены. Он на мгновение испытал клаустрофобический страх оказаться в ловушке между металлическими панелями, но все закончилось в одно мгновение, и он прошел. Он направился в рубку управления и обнаружил, что там находится только Дрейер, который спокойно курит сигару в кресле штурмана.

Андервуд хотел пообщаться с семантиком, но не знал, как это сделать. Это было все равно что пытаться говорить с полным ртом сухарей.

Но Дрейер, внезапно вздрогнув, огляделся по сторонам. Он вынул сигару изо рта и, разинув рот, огляделся в поисках невидимого собеседника.

— Дрейер, ты меня слышишь?

— Андервуд! Тебе это удалось!

— В некотором роде. Пока это все равно что ходить по глубокой грязи, но я постепенно привыкаю к этому.

— Это замечательно — замечательно! — Дрейер вздохнул. — Я не смел надеяться, что когда-нибудь снова услышу твой голос. Где ты?

— Это сложный вопрос. Теоретически, я снова без сознания в лазарете с уколом неоморфа, который продержит меня без сознания двадцать четыре часа. Илия и остальные наблюдают за мной. На абасические чувства наркотик совершенно не влияет. Кажется, я могу бродить по кораблю, где захочу. Самое смешное, что я не могу определить точку зрения. Кажется, меня нигде нет. Тем не менее, мои органы чувств воспринимают отдаленные звуки и предметы, включая мое собственное тело.

— Ты можешь читать мои мысли? Джандро, похоже, не мог этого делать.

Андервуд рассмеялся:

— Я не знаю, могу я или нет. Я пытаюсь, но все, что я получаю, — это нечеткие помехи. Я уверен, что у этих органов есть десятки функций, о которых мы еще даже не мечтали. Я надеюсь, что смогу научиться использовать их все.

— Что ты теперь планируешь? Тебе нужен период упражнений и учебы?

— Небольшой, ведь мне пересадили уже зрелые органы Джандро. И знаешь есть кое-что, о чем я только сейчас подумал.

— Что это такое?

— Мы все еще можем искать оружие Драгборов, за которым пришли сюда. Я могу выйти за пределы корабля с помощью новых органов. Я не знаю, смогу ли я охватить всю планету, но если нет, мы можем передвигать «Лавуазье». Это будет медленно, потому что я единственный, кто сможет вести поиски, даже в присутствии флота.

— А ты знаешь, что он уже прибыл? — Дрейер указал на пустые панели приборов.

— Нет, не знал. И что они там делают?

Андервуд сразу понял абсурдность своего вопроса. Дрейер мог знать об этом не больше, чем он сам, поскольку вся связь с внешним миром была разрушена.

Со всей силой, которую он мог собрать, Андервуд выбросил свою новую сущность за пределы корабля, в жару и холод бесплодной планеты. Это было так, как если бы он взмыл высоко в космос, потому что обозревал широкие просторы мира Драгборы и маневрирующий флот Демарзула. Чувства Андервуда возмутились тем, что он увидел. «Лавуазье» был в кольце огня, все пылало. Великий город Драгборы превращался в расплавленные руины двадцатью кораблями, которые медленно вращались по спирали, их мощные лучи «Потоков Атомов» были направлены на здания внизу. Пока Андервуд наблюдал, они завершили свою работу над этим городом и отправились к другому большому городу, расположенному где-то в ста километрах. Какая цель стояла за этим бессмысленным разрушением, Андервуд не мог понять. Возможно, таким образом пытались наверняка уничтожить супероружие, которое могло бы свергнуть Демарзула. Через несколько часов крупнейшие города планеты превратятся в бесформенные груды застывшей лавы. Он размышлял о том, чтобы попытаться проникнуть на корабли и вывести из строя их экипажи. Разум сразу же сказал ему «нет», потому что, во-первых, он еще не освоил как следует свои новые способности. А во-вторых, кораблей двадцать и пока он будет их атаковать, какой-нибудь корабль пошлет об этих необычных  происшествиях сообщение на Землю, и Демарзул легко догадается, о том, что появилось у его врагов, что весьма нежелательно.

Андервуд знал, как это уничтожение археологических сокровищ повлияет на Файфа и Терри, но более важной была потеря любого шанса найти оружие. Он опять посмотрел на светящийся пузырь силовой оболочки «Лавуазье», — единственную неповрежденную вещь во всем этом огромном городе,  и его поразила мысль, что он — по крайней мере, его чувства — прошел сквозь непроницаемую силовую оболочку, а это теоретически невозможно! Внезапный страх. — Сможет ли он вернуться обратно? Как он вообще преодолел барьер? Было математически невозможно, чтобы материя или энергия могли проникнуть через него. Неужели его чувства не являлись ни материей ни энергией? Он рванулся к пузырю, ожидая удара — и ничего не почувствовал. Затем он прошел, осматривая внутреннюю часть оболочки и корабль внутри нее. Его разум горел от осознания важности своего открытия, когда он ворвался в рубку управления. Кроме Дрейера там было много народа. Мейсон с помощниками пытались заменить некоторые зонды теперь, когда атака на корабль прекратилась.

— Мы нашли это! — крикнул Андервуд. — У нас есть оружие, которым можно победить  Демарзула!

Илия вскрикнула, — для ее измученной адской операцией нервной системы это было слишком. Мейсон в ужасе закричал:

— Андервуд! Где ты?

— Мы можем ударить по нему, где бы он ни попытался спрятаться, — заявил Андервуд, — независимо от того, куда Демарзул попытается сбежать, я найду его. Нет такого места во Вселенной, где он мог бы спрятаться от меня!

Физическое тело Андервуда медленно оправлялось от тяжелого шока, вызванного операцией. Однако он был невосприимчив к этой боли, потому что обладание абазическими чувствами было похоже на обладание другим телом. Он мог закрыть все обычные людские каналы восприятия и существовать пользуясь, только абазическими органами.

Пока флот огибал планету, проводя бесполезные разрушения, Андервуд тренировался в использовании своих новых способностей. Постепенно он получал представление об их свойствах и некоторых функциях. Абаса-три была органом чувств, расположенным в основании его мозга, она обеспечивала все обычные человеческие чувства, только радиус действия был очень необычным, и были еще кое-какие отличия которые  он обнаружил, выйдя за пределы корабля. — Он не ощущал ни межзвездный холод, ни жару, ни вакуум. Дор-абаса была органом связи, но она работала только в сочетании с абасой-три для передачи информации и ощущений тепла, холода, света, звука. И эти же два органа были способны нести быструю и бесшумную смерть. Как это происходило, было величайшей загадкой, которую Андервуду предстояло разгадать. Он пытался это сделать, экспериментируя со специально созданной искусственной нервной системой, пытаясь разрушить ее электромагнитные поля, и обнаружил, что это с каждым разом ему удается все лучше. Полного понимания того, как это разрушает нервную ткань не было, но это могло подождать, сначала нужно навести порядок на Земле. Третий орган, сеа-абаса, была самым странным органом из всех. Тесно связанный с двумя другими нервными каналами, он, тем не менее, не имел очевидных функций. Джандро называл его вместилищем жизни. По-видимому, драгборы верили, что все, составляющее личность, может быть втянуто в сеа-абасу, когда приближается смерть. Тысячелетия назад искусство воссоздания новых личностей с использованием сеа-абас, — процесс, представляющий собой буквальное воскрешение, было утрачено, но Драгборы жили в надежде восстановить забытые знания. Это было объяснением сохранения ими сеа-абас, каждая семья обладала обширной коллекцией органов своих предков со времен изгнания их из родительского мира. С каждой смертью сеа-абаса религиозно удалялась и сохранялась.