Подобное восклицание немного успокоило Аморанка. После этого он надолго умолк. Со стороны могло привидеться, что он совсем уснул, но ничего подобного и в мыслях у него не было. Прошел ещё час, затем два, шёл четвертый… Время текло, но ничего не менялось. Пока, наконец, его не озарила одна мысль. Это же очевидная вещь! Как только она ему сразу не пришла в голову! Глупость этого испуганного щенка Данила сбила его с толку.

– Дураки! Ослы! Псы бродячие! Сброд пустоголовый! Да ведь все настолько очевидно, что не заметит только слепец! Да может еще горстка этих болванов!

Тут Аморанок замолчал. Внушительное молчание его часто говорило громче слов, но говорило ложно. Мысли его нередко бывали совсем не внушительны. «Ну, – думал он, – ведь эта Мария приходилась дочерью одному знатному гордецу, не сумевшему вовремя оценить силу моего могущества. За что ему пришлось поплатиться, бедняге. И тряпки эти только попытка меня напугать. Какой-то шутник, из приспешников Веина их просто подкинул, а эти глупцы вообразили бог весть что». Еще раз убедился Аморанок, насколько просто обвести вокруг пальца дураков. Тут даже умником быть не надо, достаточно того, что они дураки. Но не он, не он. Неужели тот чудак в самом деле вообразил, что этой поистине ребяческой выходкой напугает самого наместника Авирана!

Аморанок встал с кресла и прошелся по комнате, несколько раз наступив на полы своего аляповатого красного одеяния. Гнев закипал в нем все сильнее, раздражение росло. И несносное одеяние, чинившее ему препятствия на каждом шагу, разогревало его злость.

– Но кто же тот смельчак, что это исполнил? – с чувством спросил он самое себя, – может Веин не при чем? Однако… Больше некому.

Аморанок потер глаза и широко зевнул. Весь день он провел в кабинете, а устал сильнее обычного. Разрешая очередную головоломку, подброшенную его же людьми, он совсем утомился.

– Ну почему у них так плохо работает голова? – вздохнул наместник, – Кому мне доверить это дело? Завтра, все завтра… Сегодня я устал и должен отдохнуть.

Ещё раз он прошёлся по кабинету и окончательно решил, что сегодня уже ни на что не способен, и значит все вопросы надо отложить до утра. Пришла пора идти в спальню, где его ждала теплая пуховая постель. Но что-то не отпускало. Как будто кто-то находился в комнате и хватал его за рукав всякий раз, стоило ему сделать шаг в сторону двери. Наместник задержался еще ненадолго.

Выглянув в окно, он едва смог различить очертания редких построек, разбросанных вокруг его особняка. В этих постройках проводили часы отдыха стражники, оберегавшие его покой. Их тени тоже понемногу блекли в вечерних сумерках. Ещё немного и на город опустится ночь. Аморанок поспешил зажечь свечи, иначе он рисковал остаться в полной темноте, чего ему совсем не хотелось.

В детстве будущий наместник не мог спать без света. Рядом с ним всегда стояли две зажженные свечи. Несколько раз за ночь входили слуги и проверяли все ли в порядке. Если свеча гасла, маленький Влас тут же просыпался и начинал вопить во все горло. Правда, немного погодя, когда Аморанок подрос и перестал кричать по ночам, слуги стали тушить свет, если видели, что он уснул. Но темнота так и осталась для Аморанка каким-то зловещим призраком, одушевленным созданием. Для него темнота не значила отсутствие света, скорее наоборот, свет был временным отсутствием темноты. Каждый вечер она наползала с четырех сторон и пожирала все, что вставало на ее пути. Каждое утро она освобождала свет из своих цепких лап и уходила обратно. Куда? Об этом Аморанок и думать не хотел. И вот снова сумерки – очередное нашествие ненасытной тьмы.

«Много же времени у меня заняли лохмотья» – пронеслось в голове наместника. И все же он и теперь не мог отделаться от назойливой мысли о странном происшествии. Она как заноза засела в мозгу и раздражала нервы.

Скоро потемнело настолько, что едва различимые до этого силуэты полностью растворились в непроглядном мраке. Аморанок подошёл к окну и стал тревожно вглядываться в темноту. Его клонило в сон, но эта черная липкая субстанция, накрывшая город, притягивала к себе. Вот что удерживало его в комнате против воли. Казалось за окном ничего не происходит, при этом Аморанок отчетливо осознавал, что какое-то движение там все-таки есть. Местами тьма была настолько густой и объемной, что образовывала непонятные фигуры, без четких границ, но поразительно живые. Они дышали и пульсировали, растекались в стороны, образуя новые фигуры. И все это повторялось бесконечно. Аморанок стоял как завороженный. Что это? Прямо перед ним из густого мрака, как из глины, вылепилась еще одна фигура. Это было лицо в половину его роста. Черные глазницы и черный открытый рот, обезображенный диким страхом, не успев принять окончательной формы, стали стекать вниз, как поплывшая краска стекает по холсту. Несмотря на то, что лицо не имело никаких черт, Аморанок узнал себя. Его пробил озноб. С трудом открывая искривленный рот, как будто передразнивая страшное видение, он не мог ни крикнуть, ни даже пошевелиться. Свечи погасли. Темнота окутала его своим покровом. Добралась и до него. Она отняла у него возможность и двигаться, и говорить. Вдруг раздался сильный стук в дверь. Аморанок упал как подкошенный.

Проснувшись поутру, наместник сообразил, что находится в постели у себя в спальне. Конечно, его нашли и перенесли сюда. Но не это сейчас волновало его. В первую очередь он постарался понять, что такое с ним произошло вчера. То, что он видел, без сомнения, было галлюцинацией. Совершенно невероятной, но тем не менее, очень реалистичной. Никогда раньше с ним такого не случалось. Да, бывало он слишком забывался в своих фантазиях, но вчерашнее выглядело иным явлением. Неужели его собственный мозг создавал эти ужасные картины? Вероятно, к вечеру он слишком утомился умственно, и это вылилось в такое бредовое видение.

Презрев невероятную слабость, Аморанок попытался встать с постели. Время приближалось к полудню и побуждало заняться делами. Разбитый и обессиленный, он пошевелился под тяжелыми одеялами, мысленно взывая о помощи. Минуту спустя в дверь постучали и в комнату вошел суровый лжеборец Назар, один из наиболее приближенных к наместнику. Иногда Аморанку казалось, что его люди чувствуют каким-то образом его мысли. Не редко случалось, что кто-нибудь из них неожиданно приходил на помощь, когда она требовалась и ждать ее, казалось, неоткуда. А иногда он подумывал, что они просто шпионят за ним. Хорошо бы из благих побуждений, но вероятнее всего в личных целях. Как бы то ни было, шпионить это не то, что чувствовать мысли своего божества (греховное самомнение наместника переходило все границы). Не раз убеждался Аморанок в правоте своих предположений и с презрением называл их всех жалкими лицедеями: они являлись как воинственные спасители, а оказывались хитрыми соглядатаями. Да, они все, кроме Назара – его испытанного человека. Назар и Влас были знакомы с отроческих лет. Они всю жизнь занимались своим главным делом совместно, и ни разу один не разочаровал другого. Правда в последнее время Назар стал замечать, что Аморанок сдаёт. Он грешил на возраст наместника, на усталость, накопившуюся за долгие годы. Но причина крылась в ином. Просто Аморанок потерял веру в свое дело. Назар, напротив, продолжал верить так же горячо, как и сорок лет назад. За это время он успел стать самой большой привязанностью наместника, после варана Нюха, живущего в клетке в его резиденции.

Назар остановился у дверей и внимательно осмотрел Аморанка. Тот был на пол пути с кровати.

– Вам помочь, Влас?

Назар говорил громким раскатистым басом, всегда утомлявшим слух Аморанку. Если случалось, что они заговаривали одновременно, его громовой возглас всецело заглушал крикливый, с хрипотцой голосок наместника, что приводило самого Назара в смущение, а наместника в ярость.

– Нет, Назар, справлюсь, – ответил Аморанок, страдальчески наморщив лоб, – Правда чувствую себя я неважно. Как будто после затяжной изматывающей болезни. Не знаю, что со мной вчера приключилось. Думаю, это все нервы. Не всегда ладно идут дела, ты и сам понимаешь. А я привык, чтобы все шло как по маслу. Это меня немного расстраивает.