Вряд ли ребенок выживет в утробе матери после подобного.

Злорадно улыбнувшись, Ассель Султан захлопнула крышку шкатулки и с ненавистью посмотрела прямо перед собой, с наслаждением представляя муки женщины, одним своим появлением в гареме лишившей ее всего в этой жизни. Забравшей ее счастье и покой. Ставшей ее проклятием.

– Теперь я заберу у тебя все…

Дворец санджак-бея в Амасье. Гарем.

Сидя на своей кровати, Гюльбахар со сложенными на груди руками хмуро и с беззастенчивой завистью наблюдала за тем, как перед зеркалом прихорашивается самодовольная и раздражающе красивая Десен. Улыбаясь своему отражению, она с явной любовью расчесывала свои густые темные волосы, завивающиеся в естественные крупные кольца. И снова на ней было откровенное платье без рукавов, но темно-зеленого цвета, подчеркивающее ее глаза, бронзовую кожу и чувственность.

– Ты хочешь что-то сказать, Гюльбахар? – немного насмешливо поинтересовалась Десен, обернувшись и в который раз поймав на себе ее взгляд.

Она подошла к своей кровати, достала из-под подушки черный бархатный мешочек и выудила из него свой изумрудный кулон в форме сердца.

– Да, хочу, – не осталась в долгу Гюльбахар и гадко ей улыбнулась. – Наслаждайся этой ночью, Десен. У тебя таких ночей будет немного. Кто знает, может и эта – последняя?

Оставшись невозмутимой к неудовольствию соседки по комнате, Десен надела кулон на шею, который красиво лег в ложбинку на ее груди, и улыбнулась.

– Ты меня с собой не равняй. У меня будет столько ночей, сколько я сама пожелаю. И знаешь, почему? Для этого нужно сделать больше, чем ничего.

Отвернувшись от пышущей злобой Гюльбахар, Десен вышла из комнаты и встретилась с ожидающей ее Рахиль-калфой, которая должна была сопроводить ее на хальвет. Она одобрительно оглядела ее и, кивнув, чтобы девушка шла вперед, пристроилась рядом с ней.

– Ты знаешь, чем надо завлекать, – довольно протянула калфа, пока они спускались по лестнице с этажа фавориток.

Десен не ответила, так как все взгляды в ташлыке обратились к ней, полные одинаково неприятных чувств – зависти и злобы. Каждая из рабынь желала оказаться на ее месте этой ночью. Но Десен не обращала на них никакого внимания. Ее волновали куда более важные мысли. Например, как суметь выполнить задание и сохранить свою жизнь.

– Тебе известно, что нужно делать, хатун, – тихо, чтобы не слышали следующие за ними евнухи, напутствовала ее Рахиль-калфа по дороге к главным покоям. – Сведи его с ума. Стань его наваждением. И помни – от того, сколь сильна его страсть, зависит твоя жизнь. И моя, к слову.

– Об этом не так уж легко забыть, – съязвила Десен, но, поймав мрачный взгляд женщины, выдохнула с раздражением. – Я поняла.

Миновав пару темных коридоров, освещенных лишь факелами, они, наконец, оказались перед дверьми покоев шехзаде.

– Ступай, – с нажимом сказала Рахиль-калфа, надавив ладонью на ее спину.

Мраморное море.

Спокойствие ночи вдруг разорвал оглушительный грохот, и, рывком проснувшись, султан Баязид услышал, как десятки ног забегали по палубе, крича и шумя. Давуд-паша, который спал рядом, тоже проснулся, сел на своей постели и напряженно посмотрел на него сквозь мрак, наполняющий трюм.

– Это был залп из пушки, – удивив их, раздался голос Астреи, полный отчего-то мрачного торжества. – На корабль напали.

Повелитель понял – она надеется, что это ее брат-пират все же сумел найти их и теперь жаждет забрать ее, спасти из этого плена, а с ними – жестоко расправиться за содеянное.

– Оставайся здесь, – приказал он девушке, а сам встал на ноги и решительно направился к лестнице, ведущей из трюма на палубу корабля. – Давуд, идем.

Только они стали подниматься, как снова грянул залп, заставив их пошатнуться и ухватиться за деревянные перила. Что-то пронзительно затрещало – пушечное ядро пробило корпус, и через выбоину в трюм с шумом хлынула морская вода.

– Наверх! Быстро! – скомандовал султан Баязид.

Астрея подорвалась со своей постели и бросилась к лестнице. Они с Давудом-пашой в панике выбрались из трюма, стремительно наполняющегося водой. Все трое понимали, что это значит – еще один удар по кораблю, и он затонет. И лишь Астрея втайне радовалась этому. Пусть лучше она сгинет в морской пучине, чем станет безвольной рабыней на чужбине.

На палубе царила полнейшая неразбериха – члены команды громко и все разом кричали, пытаясь пересилить друг друга и шум ветра, стреляли из луков по напавшему на них судну и, верно, готовились к сражению, так как оно подплыло уже достаточно близко для того, чтобы взять их на абордаж.

Приглядевшись, султан Баязид в темноте ночи, овеянной бледным светом полумесяца, разглядел напавших – то были пираты, одеждами походившие на… османов. Сами того не ведая, они напали на корабль, на котором плыл их повелитель, их господин. Но в таком положении они бы ни за что, даже представ перед ним воочию, не признали бы его за такового.

Где-то совсем рядом просвистела стрела, и Давуд-паша резко толкнул Астрею в сторону, чтобы та не стала ее жертвой. Очумевший владелец корабля – тот торговец, в предвкушении наживы плывший в Османскую империю на корабле, набитом дорогими и причудливыми тканями – спешно подошел к ним.

Надрывно крича, чтобы его было слышно в этой суматохе, он сказал им что-то на греческом языке и скрылся в своей каюте, будто она могла защитить его от мечей пиратов.

– Что он сказал? – немного грубо подтащив к себе Астрею, спросил повелитель.

– Говорит, корабль тонет! Словно это не очевидно, – громко сообщила Астрея, даже не обратив внимания на его грубость в предчувствии их скорой гибели. – Вряд ли мы встретим утро живыми – так он сказал.

– Господин, есть шлюпка! – прокричал Давуд-паша, кивнув на нее, привязанную канатами к борту. Старая и хлипкая, она совершенно не внушала доверия. – Если поторопимся, есть шанс уйти с этого корабля живыми.

– Уйти куда?! – встряла Астрея, испуганно на него уставившись. Против воли она мертвой хваткой вцепилась в руку его «господина», чувствуя трепещущее в груди отчаяние. – В море? Без провианта, без оружия? Вы с ума сошли?! Мы там умрем!

– Но хотя бы есть надежда, что нас кто-нибудь подберет, – возразил Давуд-паша.

Оба повернулись к мрачному султану Баязиду, ожидая, когда он рассудит их и примет решение.

– В шлюпку, быстро! – скомандовал он, покосившись на пиратское судно, откуда те уже готовились перебраться на корабль.

Они было ринулись к той, но вдруг одна из стрел пиратов, наконец, поразила свою цель – Давуд-паша приглушенно вскрикнул, когда она вонзилась в верхнюю часть его спины. Астрея резко остановилась и испуганно уставилась на него, но султан Баязид нетерпеливо подтолкнул ее к шлюпке – мужчины вели себя так, словно ничего не случилось.

С торчащей из спины стрелой Давуд-паша сжал зубы, претерпевая боль, и вместе со своим господином в спешке перерезал канаты кинжалом, подобранным из руки какого-то убитого. Шлюпка с ними тремя с громким всплеском упала на воду, да с такой силой, что они чуть не вывалились из нее все разом.

При падении Астрея больно ударилась коленом и плечом и, верно, оказалась бы в море, если бы не вовремя ухватившая ее на спине за рубашку рука повелителя. Ткань треснула, порвавшись, и девушка ощутила прохладное веяние ветра на своей слегка оголившейся спине.

Мужчины гребли, постепенно отплывая от двух кораблей, меж которыми завязалось сражение. Давуд-паша стоически терпел боль, но бледнел с каждой минутой. Надолго его не хватит – это понимали все. Если не позаботиться о его ране, он умрет. А ведь у них ничего нет – даже воды и просто-напросто чего-нибудь съедобного.

Они только что сбежали от смерти, но та грозилась все равно догнать их и забрать себе их жизни. Однако отголосок надежды все еще теплился в их душах, которая и толкала троих отчаявшихся все дальше, дальше и дальше в море в поисках спасения.

В ожидании чуда.

Дворец санджак-бея в Амасье. Покои шехзаде Османа.