– Я, честно, думала, что дворец будет меньше, а он совсем не так плох, как я представляла, – улыбнулась Десен, раскладывая на полках настенного шкафа, находящегося над ее кроватью, свои немногочисленные вещи из сундука. Она выглядела умиротворенно-счастливой и словно бы светилась изнутри. – Мне здесь нравится.

– Ну, это ненадолго, – подала голос Гюльбахар, которая уже покончила с вещами и возлежала на своей кровати, наблюдая за ними.

Лейла повернулась к ней и поглядела на нее с недовольством, потому что чувствовала исходящую от нее зависть и плохо скрываемое недружелюбное отношение к Десен.

– Почему? – удивленно спросила последняя, обернувшись на соседку по комнате.

– Этот дворец – не Топкапы, а, значит, здесь и порядки иные. Я уже успела поболтать с теми девушками, которые и раньше здесь жили. В Топкапы всем заправляла добродушная Фатьма Султан, которая и гаремом-то, в сущности, не интересовалась. А здесь вся власть в руках Хафизе Султан…

– Это что, плохо? – в непонимании воскликнула Лейла.

– А ты как думаешь? – насмешливо хмыкнула Гюльбахар, приняв другую позу – она подставила руку под голову, перевернувшись на бок. – Хафизе Султан любит порядок и строгость. Мне сказали, что шехзаде Осман все дела гарема доверил ей и позволяет ей делать все, что ей в голову взбредет. Она-то, конечно, совсем не глупа. При ней, говорят, всегда был порядок. Но если кто нарушит правила, ему придется ох как несладко… И еще она терпеть не может тех рабынь, которые находятся в фаворе у шехзаде. Верно, все еще злится, что ее он забыл и выбросил из своей жизни, а если быть точной, из постели.

Она хмыкнула, видимо, посчитав удачной свою «шутку», а Десен и Лейла переглянулись, настороженные ее словами. Да, у Хафизе Султан действительно всегда такой вид, что невольно чувствуешь напряжение, смотря на нее. Холодная и молчаливая, она была уверена в своем положении и явно обладала достаточной решимостью, чтобы заправлять здесь всем твердой рукой.

– А как же Латифе-хатун? – недоумевала Лейла. – Она ведь недавно родила султаншу. Должно быть, к ней здесь тоже будут прислушиваться.

– Да не смеши меня! – отмахнулась Гюльбахар. – Ей просто повезло забеременеть после пары встреч с шехзаде, вот и все. Ее никто и слушать не станет. Особенно когда есть Хафизе Султан – мать троих наследников. Родила бы Латифе мальчика, тогда да, возможно и приобрела бы какое-то значение. Но ведь у нее девочка родилась.

– Наверное, когда-то он ее любил… – присев рядом с Десен на ее кровать, заметила Лейла. – Ну, я имею в виду Хафизе Султан. Она ведь родила целых три раза! Шехзаде до сих пор ее очень уважает. Доверил ей гарем и дела своего дворца.

– А я думаю, что он никого и никогда не любил, – не сумев скрыть горечи в своем голосе, проговорила Гюльбахар. Десен глянула на нее и поняла, что ей-то шехзаде явно проник глубоко в сердце. – И не полюбит, – мрачно добавила Гюльбахар, посмотрев Десен прямо в глаза. – Не способен, верно. Тебя, Десен, ждет участь всех нас. Вот увидишь, недели не пройдет, как он забудет тебя и обратит свой взор на другую. Мы с Лейлой уже пережили это. А тебе это только предстоит. И я тебе сочувствую.

– Не стоит, – улыбнулась ей Десен той самой улыбкой, которую Лейла про себя называла теплой, согревающей и очень искренней.

И как она это делала? На нее хотелось смотреть и смотреть из-за этого ее совершенно естественного обаяния. Почему же она сама не могла быть такой? Верно, потому, что с этим либо рождаются, либо нет.

– Я не из тех, кто вызывает у людей сочувствие, Гюльбахар, – тем временем спокойно говорила Десен. – И, чтобы вы знали, каждый человек способен на такое чувство, как любовь. Просто в сердца некоторых много труднее попасть. Нужно суметь понять их и найти к ним особенный подход – вот и все.

– И ты думаешь, тебе это удастся? – уже не скрывая своего отношения, злобно улыбнулась Гюльбахар.

– Посмотрим, – невозмутимо пожала плечами Десен. – Я предпочитаю не говорить, а делать.

– Ты будешь также, как и мы все, сгорать в адском пламени, когда станешь не нужна ему и будешь вынуждена смотреть, как он проводит ночи с другими, – надломленным голосом произнесла Гюльбахар, и она больше не усмехалась. Затаенная боль заволокла ее темные глаза, как и пелена слез, которым она из гордости не позволяла излиться. – Я слишком давно нахожусь в этом гареме, чтобы думать иначе… Тебе его не изменить, как не пытайся. Смирись.

– Смирение – это то, чего никогда не будет в моей жизни! – процедила Десен, уже порядком раздраженная, и тут же решительно вышла из комнаты, чтобы остудить свой пыл.

Покои Латифе-хатун.

Она с любящей улыбкой склонилась над дочерью, покоящейся на ее руках, а, услышав скрип дверей, посмотрела на того, кого они впустили в ее покои.

– Мераль! – радостный голос Латифе потревожил младенца, и крохотная девочка зашевелилась в материнских руках.

Ее старшая сестра Мераль, увидев их, озарилась улыбкой и, подойдя, заглянула в лицо ребенка.

– Это наша Селин Султан? – тихо спросила она, любуясь личиком той. – Такая же красавица, как ее мать. Ну и как отец, конечно же. Волосики золотистые совсем как у него. Я могу подержать?

– Конечно, – отозвалась Латифе и бережно передала дочь в руки сестры, принявшись в умиротворении любоваться ими. – Ты даже не представляешь себе, как я скучала… Так долго тянулись эти два года в Топкапы!

– Зато там тебе посчастливилось родить эту славную девочку, – заключила Мераль, посмотрев на нее с весельем и сестринской нежностью. – И скажи-ка мне, как это ты умудрилась стать фавориткой шехзаде?

Латифе тихо рассмеялась, потому что она всегда была более стеснительной и робкой в сравнении с сестрой.

– Мне Идрис-ага помог, тамошний главный евнух. Я танцевала и получила приглашение в покои. Правда, побывала я в них всего пару раз… Как и все другие его фаворитки, впрочем. Ничего не изменилось.

– Изменилось многое, Латифе, – мягко возразила Мераль, взглянув на нее своими темными большими глазами. – Теперь ты входишь в их семью. Ты – мать султанши династии, госпожи по рождению. Никто не посмеет равнять тебя с простыми наложницами.

– Это, конечно, так… Но моя Селин – не шехзаде. А, значит, и я не султанша, – немного грустно ответила та. – Мне не сравниться с Хафизе. И веса я в гареме по-прежнему не имею…

– Кто же знает, что ждет нас в будущем? – вздохнула сестра и снова посмотрела на младенца в своих руках. – Селин Султан придаст сил своей маме. Правда, малышка? Станет ее опорой и в будущем будет во всем ее поддерживать, делясь с нею влиянием и властью.

Латифе чуть улыбнулась, слушая это, и поблагодарила Всевышнего за то, что снова оказалась в обществе своей рассудительной старшей сестры.

– Хорошо, что ты писала мне, иначе бы я с ума сошла от беспокойства о тебе за эти два года, – поделилась с ней Мераль, когда они уже разместились вдвоем на тахте, а Селин Султан спала в своей колыбели.

– Кстати, как-то вечером я передавала письмо тебе через одного агу, с которым давным-давно условилась об этой услуге за несколько золотых. И нас увидел тот самый Идрис-ага. Представь себе, у него возникли подозрения, словно я шпионка!

Мераль усмехнулась, как будто услышала сущую нелепость.

– Придет же в голову…

Гарем.

Десен неторопливо возвращалась в ташлык после того, как некоторое время побродила по гарему, пытаясь вернуть себе спокойствие, нарушенное словами завистливой Гюльбахар. На ней было броское зеленое платье без рукавов, демонстрирующее ее смуглые руки, с откровенным вырезом – она редко изменяла этому цвету. Густые темные волосы девушки вились крупными кольцами и чуть подпрыгивали от каждого ее шага. Она уже почти вышла к ташлыку, когда услышала за спиной чей-то голос:

– Хатун, постой-ка!

Обернувшись на него, Десен увидела направляющуюся к ней по коридору высокую и худую женщину средних лет в платье калфы, у которой был весьма невзрачный облик. Русые волосы собраны в узел, узковатые серые глаза и невыразительное лицо со слишком длинным носом.