По обе стороны от султанши шли ее дочери, похожие внешне, как две капли воды. Но вместе с тем с первого взгляда ощущалось огромное различие между сестрами, которых в силу этого никто никогда не путал. Обе девушки были высоки, статны и красивы, как и их мать, с такими же с густыми черными волосами, которые блестели на свету, и золотыми глазами. Но Дильназ Султан в черно-золотом платье несла себя гордо и даже надменно, подобно своей валиде, и в ее взгляде сквозил тот же неприятный, склочный нрав. Айше Султан, облаченная в сиреневое, как небо на рассвете, платье, напротив, ступала грациозно и изящно, как лань, и в каждом ее движении чувствовались мягкость и нежность.

Так сложилось, что Дильназ Султан сестрам всегда предпочитала мать, а Айше Султан, которая в силу своего нрава редко удостаивалась их одобрения, тянулась к сестрам и в особенности к похожим на нее Мелек Султан и Эсмехан Султан. И каждый раз, когда Бахарназ Султан узнавала о том, что ее дочь проводила время с дочерьми ее соперниц, которых она всей душой ненавидела, то устраивала скандал и твердила, что Айше должна быть с нею, своей матерью, и с родной сестрой, а все остальные – их враги, и от них нужно держаться подальше.

Айше Султан, заметив сестер на противоположной стороне коридора, невольно расцвела, но, покосившись на мать, заставила себя проявить сдержанность, хотя внутри у нее все пело – она так соскучилась по Мелек и Эсмехан. С ними она тайно переписывалась после свадьбы, потому что умирала от тоски и скуки в санджаке мужа.

– Султанша, – встретившись с ними, Мелек Султан поклонилась, глядя на сухо улыбнувшуюся ей Бахарназ Султан. – Как я рада снова видеть вас. Как поживаете? Надеюсь, у моего брата Орхана хорошо обстоят дела в его санджаке?

– Благодарю тебя, Мелек, за твое беспокойство, но оно излишне, – ответила Бахарназ Султан, смотря на девушку с высокомерием. – Орхан прекрасно справляется со своими обязанностями. У нас все хорошо. Да и у моего льва вскоре родится наследник – одна из его фавориток ждет ребенка.

– Как славно! – лучезарно улыбнулась Мелек Султан и, повернувшись к Дильназ Султан, которая с прохладной скукой наблюдала за ней, воскликнула: – Рада и тебя приветствовать, Дильназ. Как ты? Надеюсь, здорова?

– Ты, наконец, соизволила приехать, Мелек, – даже не удосужившись улыбнуться, Дильназ Султан ответила также надменно, как и ее мать. – Здравствуй. Мне жаловаться не на что, в том числе и на здоровье.

– Тогда почему же до сих пор нет детей?

Бахарназ Султан наградила продолжающую очаровательно улыбаться Мелек Султан ледяным взглядом, а Дильназ Султан, наоборот, снисходительно усмехнулась.

Эсмехан Султан и Айше Султан, чувствуя себя одинаково неловко, переглянулись и виновато друг другу улыбнулись одними уголками губ, чтобы этого не заметили.

– Не все же готовы в год рожать по ребенку, как ты, Мелек, и твоя валиде. Мне дорога моя красота, да и я пока молода. Родить еще успею.

– Дай Аллах так и будет, – иронично заметила та и, повернувшись к Айше Султан, ласково на нее посмотрела. – Айше, здравствуй. Не хочешь прогуляться со мной и Эсмехан в саду? Мне так многое хочется рассказать вам, да и вас тоже послушать. Все-таки больше двух лет не виделись…

Айше Султан улыбнулась и открыла рот, чтобы ответить, но тут встряла Бахарназ Султан, бесцеремонно ее перебив.

– В другой раз, Мелек. Мы с дочерьми направляемся на примерку платьев, ведь совсем скоро в гареме начнутся свадебные торжества.

Опустив черноволосую голову, Айше Султан удостоилась сожалеющих взглядов Мелек Султан и Эсмехан Султан, а после покорно последовала за высокомерными матерью и сестрой-близнецом, на ходу обернувшись с печальным взором.

Дворцовый сад.

Устремив голубые глаза вверх, к небу, Нуране Султан вздохнула, так как не любила пасмурную погоду. Свинцово-серые тучи заслонили собой солнечный свет, и все вокруг из-за этого было блеклым и мрачным. Красота осени сразу же потускнела, став вызывать чувство уныния. Когтистые ветви опавших деревьев казались зловещими, а ветер был промозглым и холодным, и он неприятно проскальзывал под одежду.

Поежившись от очередного его порыва, вскинувшего в воздух голубой платок, что покрывал ее голову, Нуране Султан поправила одной рукой пышный меховой воротник своей синей накидки, второй держась за согнутую в локте руку мужчины, шедшего вместе с нею по тропинкам сада.

Прежде дикий и заброшенный сад, к слову, за годы совершенным образом преобразился. Из государственной казны продолжало поступать золото – султан Баязид, не ведая о намерениях брата, держал данное им слово, оказывая ему материальную помощь – и Трабзон процветал. Конечно, во многом, если не во всем, это процветание основывалось на расчетливости и остром уме Карахан Султан, которая единственное, что не участвовала в советах. В сущности, именно она и управляла провинцией.

Но народ об этом не знал и полагал, что мудрые решения, принятые во благо провинции, принадлежат шехзаде Махмуду. Не сказать, что он не принимал участия в жизни своего санджака. Просто шехзаде часто опирался на мнение матери и советников, так как сам терпеть не мог играть роль осмотрительного и расчетливого политика или дипломата. В душе он был воином и охотником – самым неистовым и страстным из всех, кто его окружал. Тем он и занимался. Вот и теперь он пропадал с сыновьями и зятьями, а по совместительству и друзьями, на охоте.

В его отсутствие по приглашению на свадьбы юных султанш прибыл наставник шехзаде Махмуда – адмирал флота Махмуд Реис, который не успел вернуться из военного похода в Стамбул, как снова пустился в дальнюю дорогу. Теперь он был уже немолод, и седина закралась в его смоляные волосы, а морщины испещрили волевое лицо, но его темные глаза были по-прежнему полны жизни и энергии. Его трепетная привязанность к Нуране Султан, которую он сам когда-то привез в эти края и подарил в гарем шехзаде Махмуда, с годами нисколько не угасла. Едва оказавшись во дворце, он тут же попросил ее о встрече в саду.

– Ты почти не улыбаешься, султанша, – проницательно заметив грусть на дне ее глаз, произнес Махмуд Реис, хмуро смотря перед собой. – Что тебя так печалит?

Нуране Султан не торопилась отвечать и некоторое время шла молча, крепко держась за его руку.

– Я знал, что здесь ты счастья не обретешь, – не дождавшись ответа, мрачно сказал адмирал. – Моя ошибка, что я привез тебя сюда. Могла бы провести жизнь на свободе рядом со мной. Или же, если бы ты этого пожелала, я бы… отпустил тебя. Жила бы так, как велело тебе твое сердце.

– Что толку говорить об этом? – ласково-тоскливо улыбнулась Нуране Султан, погладив его по руке. – Не тревожьтесь обо мне. Не так уж и ужасно мое существование. Я живу в достатке, меня называют султаншей и госпожой, да и, в конце концов, я стала матерью. Такова моя судьба, как видно. Вы однажды сами сказали мне, что от судьбы не убежать. Она настигнет тебя, как бы ты не пытался вырваться, укрыться.

– Безнадежность и покорность в твоем голосе ранят меня даже больше, чем печаль в твоих глазах, – остановившись, Махмуд Реис повернулся и с высоты своего роста с болью вгляделся в бледное лицо султанши. – Ты не расскажешь мне, что стало всему этому причиной?

Нуране Султан опустила голову, и ее густые каштановые волосы колыхнулись. Подняв ее, она взялась за руку адмирала и шагнула вперед, показывая, что хочет продолжить прогулку.

– В первое время я… была влюблена. И мне казалось, что шехзаде тоже чувствует это. Возможно, так и было, но, как случалось с ним много раз, со временем он остыл. Другие женщины были всегда, и мне было трудно смириться с этим. Я списывала это на свою беременность. Но и после родов шехзаде все чаще стал предпочитать других наложниц мне. А я страдала и мучилась в своих покоях, зная, что он с другой и думая, что вина за это лежит на мне. Что это я не смогла сохранить его любовь. Что это я ее убила.

Махмуд Реис молча слушал ее и смотрел вперед.

– Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что была права. Когда… спустя месяц жизни умер мой новорожденный сын, я сошла с ума от горя. Два месяца я провела в постели, проливая слезы. Когда они закончились, еще несколько месяцев я вспоминала, что значит жить: есть, ходить, разговаривать. А когда я пережила свое горе, то увидела, что шехзаде уже нет рядом со мной. Я смутно помню, что поначалу он приходил ко мне, жалел меня, пытался успокоить и утешить, но, верно, он от этого быстро устал. Мужчины не любят слезы и безутешных печальных женщин. Особенно Махмуд. Его оттолкнуло мое горе. Конечно, когда есть такая женщина, как Элиф Султан, которая всегда лучезарна и весела, он выбрал ее и подобных ей ничем не обремененных красавиц, которые только и ждали его внимания.