– Моему племяннику повезло, что у его сыновей такая мать, как Хафизе, – с теплой, как у брата-повелителя, улыбкой произнесла Фатьма Султан. Она уже по сложившемуся за вечер обыкновению повернулась к племяннице и спросила ее мнения: – А ты что думаешь о ней, Нергисшах?

– Да, Хафизе мне тоже очень понравилась, султанша. Для наложницы она очень степенна и умна, чем не каждая может похвастаться. Да и, как видно, мать она тоже хорошая и, я надеюсь, это поспособствует тому, чтобы сыновья Османа выросли… куда более благовоспитанными.

– Дай Аллах так и будет, – вздохнула Бельгин Султан, которая в свое время порядком намучилась с тогда еще ребенком шехзаде Османом, которого повелитель поручил ее заботам. – Хотя я не понаслышке знаю: какой бы хорошей матерью не была женщина, она будет не в силах что-либо поделать, если ребенок со скверным характером уже подрос и сформировался. Будь Осман чуть младше, когда я взяла опеку над ним, возможно, я смогла бы изменить его.

– Сомневаюсь, – отозвалась Афсун Султан и, спокойно встретив на себе взгляды, объяснила: – Мальчик был глубоко ранен гибелью брата на его же глазах, да и, как любой ребенок, Осман переживал последовавшее за этим исчезновение матери из его жизни. Известно, что Эмине Султан хотя и была женщиной неприятной, но как мать она была не так уж плоха – сыновья ее любили.

Айнур Султан опустила голову, потому как не любила разговоров о погибшем брате и матери. Если упоминания о брате, упавшем с коня и сломавшем шею, которого она даже не знала, ее расстраивали из-за ощущаемых жалости и негодования за подобную несправедливость, то воспоминания о матери она сносила с чувствами неловкости и затаенной тоски.

Никто толком не рассказывал девушке о ней, отмечая лишь в иногда проскальзывающих замечаниях, что Эмине Султан была неприятной, скверной, тщеславной и порочной женщиной, но никто не пояснял, почему. И Айнур Султан, которая, конечно, томилась из-за того, что в младенчестве лишилась родной матери, недоумевала, а что же ей думать о своей матушке, которая, как она знала, предала династию, почему-то отравив Валиде Султан, а после бежала из дворца в преддверии казни и нашла защиту в лице Искандера-паши, который оказался ее любовником, за что и был казнен. Из всего этого она вынесла лишь одно заключение – Эмине Султан была женщиной импульсивной и порывистой, не думающей о последствиях своих поступков. Только необузданные чувства и отсутствие осторожности могли привести ее к таким событиям. Но была ли она порочной? Если судить по ее действиям, она была не шибко умной и подвластной низменным страстям, но можно ли считать порочностью то, что она всегда действовала под влиянием какого-то темного импульса?

И, конечно же, Айнур Султан знала, что ее мать была красивой женщиной. Почему-то все и даже ее благородная и чистая душой матушка Бельгин Султан отмечали это с некоторой желчностью, исключая Афсун Султан – будучи сама красавицей, она не завидовала чужой красоте. И это только подтверждало красоту ее матери, чем Айнур Султан втайне гордилась. Все говорили, что ее брат Осман был очень похож на свою мать, за исключением цвета глаз, а он был по-настоящему красивым мужчиной, пусть и ядовитым внутри, что тоже объясняли схожестью с Эмине Султан.

Из-за болезни сама Айнур Султан не унаследовала этой красоты – ни золотых волос, ни изумрудных глаз, ни стати, ни женственности фигуры. Она родилась, как говорили лекари, «белой», называя это редкой болезнью, и всё твердили, что у нее очень хрупкое здоровье, которое нужно всячески беречь. Ее кожа была настолько бледной и тонкой, что лучи солнца были для нее губительны – в летнюю пору султанша была вынуждена томиться во дворце или же, редко выходя, скрываться от солнца под плащом. И волосы ее были совершенно бесцветны, как снег, а разномастные глаза казались султанше недостатком, делающим ее еще более ненормальной, а не достойным зависти преимуществом. Все восхищались или, скорее, удивлялись ее необычной внешностью, но ведь они не сознавали, что вся эта так называемая неземная красота – следствие болезни, причиняющей ей много неудобств, лишившей ее как крепкого здоровья, так и возможности радоваться солнцу и гулять по летнему цветущему саду открыто, не прячась от его лучей.

В силу хрупкости здоровья Айнур Султан ела мало, как птичка, из-за чего была очень худенькой, без намека на соблазнительные формы и вкупе с молочной белизной кожи казалась болезненной. Да и черты ее лица не были идеальными, как у брата Османа. В них не было изящества и шарма, как у Афсун Султан. Куда там до красавицы? Ее таковой никто, увы, не считал. Необычной, удивительной, даже странной, но не ослепительной красавицей. Единственным, кто называл ее самой прекрасной девушкой в мире, был шехзаде Орхан, и это всегда трогало сердце Айнур Султан, которая на самом деле очень переживала из-за своего необычного облика, порожденного редкой болезнью.

Когда она, гуляя с ним по саду или катаясь верхом, чувствовала накатывающую слабость, он всегда оказывался рядом, странным образом это почувствовав, спешил подхватить ее под руку и, позволив опереться на себя, доводил до самых покоев, отвлекая разговорами обо всем, о чем мог вспомнить. Со своей свободолюбивой натурой, жаждущей движения и действий, он томился вместе с нею во дворце в летние жаркие месяцы или в особенно солнечную погоду, не желая, чтобы она грустила в одиночестве. Он без раздумий жертвовал собой ради того лишь, чтобы она не чувствовала себя ущемленной из-за своей болезни. Чтобы она улыбалась, а не печалилась. И как после этого она могла не любить его всем сердцем?

Дворец Топкапы. Гарем.

Идрис-ага, чем-то явно озабоченный, спешно шагал по одному из коридоров дворца, направляясь в покои Валиде Султан, как вдруг, выйдя из-за угла, в изумлении увидел, как стоя в полумраке, юная фаворитка шехзаде Османа Латифе-хатун, что-то шепча, осторожно передала какому-то аге письмо и, воровато обернувшись через плечо, испуганно замерла, заметив наблюдающего за ними евнуха. Девушка тут же отправила агу, и тот спешно исчез в темноте коридора. Полный подозрений и непонимания, Идрис-ага подошел к фаворитке, которая как ни в чем не бывало робко улыбнулась ему.

– Что за письмо ты передала этому евнуху, хатун? Куда он должен его отправить?

– В Амасью моей сестре, – залепетала Латифе-хатун, невинно смотря на него. – Мы с ней вместе оказались в гареме шехзаде Османа и сейчас она осталась там, в санджаке. Все то время, что я живу в Топкапы, мы с сестрой обменивались письмами, рассказывали друг другу, как у нас идут дела. Это что, запрещено? Если так, я не знала…

– Любопытно, почему я только спустя полтора года узнаю о том, что ты отправляла письма своей сестре в Амасью, – хмуро глядя на нее, сказал Идрис-ага. – И зачем так таиться? Можно подумать, что ты – шпионка, которая передает важные сведения кому-то.

– Что вы?.. – ахнула испуганная Латифе-хатун. – Клянусь, я написала письмо своей сестре. Спросите, если вам угодно, у Хафизе. Она знает ее. Мераль-хатун.

– Возвращайся в свои покои и лучше больше не броди по ночам по дворцу, чтобы не вызвать ненужных подозрений, – в последний раз глянув на нее, проговорил евнух и, проводив внимательным взглядом поспешившую ретироваться фаворитку, продолжил путь.

Султанши в покоях Валиде Султан встретили его удивленными взглядами. Поклонившись, Идрис-ага обеспокоенно посмотрел на Фатьму Султан, которая, конечно же, сразу поняла, что он пришел с новостями.

– Что такое, Идрис-ага?

– Султанша, я только что случайно узнал от стражников, которые сегодня дежурили в султанских покоях, что между нашими шехзаде во время их трапезы произошла крупная ссора, закончившаяся дракой между шехзаде Османом и шехзаде Орханом. Я сразу же поспешил к вам, чтобы доложить об этом инциденте.

– Драка? – возмущенно и чуть испуганно переспросила Афсун Султан.

Айнур Султан нахмурилась, не припомнив, чтобы брат Орхан говорил ей об этом, а Фатьма Султан в беспокойстве поднялась с тахты, заставив всех из уважения последовать ее примеру.