Спали рабы в специальных каморках — небольших помещениях с голыми стенами и глинобитными полами, рассчитанных на два-три человека. Площадь этих каморок в среднем составляла шесть-восемь квадратных метров; зимой их освещало солнце, а летом наполняла освежающая прохлада. Всё убранство этих помещений состояло из убогих кроватей и нескольких тюфяков, одеял, подушек и глиняных сосудов[553]. Провинившихся рабов держали в колодках в специальном подвальном помещении — эргастуле. Колумелла писал, что «для рабов, которые ходят без цепей, лучше всего устроить комнатки на равноденственный юг; закованным же отвести очень здоровое подвальное помещение, освещённое множеством узеньких окошек, поднятых над землёй так высоко, что до них нельзя дотянутся рукой»[554].

Считается, что пища рабского контингента сельскохозяйственной виллы и крестьян, проживавших в округе, как правило, была идентична по своему составу. Питались рабы в целом обильно, но однообразно и нерегулярно. Утром и днём они довольствовались лишь пресным пшеничным хлебом с приправой (это мог быть, например, сыр, чеснок, маринованные маслины, солёная рыба, пряные травы, сушёные смоквы). Хлеб, будучи основой рациона, выпекался самими рабами. Делали его из непросеянной муки (с отрубями), что было не только выгодно из-за дешевизны и большого припёка, но и полезно для здоровья. Рабы у Катона получали около полутора килограммов такого хлеба в день[555].

Часто к хлебу добавляли специальную закуску — моретум (тоreturn). Он представлял собой зелёную массу из мелко перетёртых солёного сыра, чеснока и пряных трав, которую в процессе приготовления солили, смешивали с оливковым маслом, добавляли капельку уксуса, а затем намазывали на хлеб и ели. Это нехитрое блюдо было весьма популярно среди италийских крестьян. Вергилий посвятил ему своё стихотворение «Завтрак» и несколько строчек в «Буколиках»:

Горячую пищу рабы получали только вечером. В состав как крестьянского, так и рабского рациона в основном входили густые похлёбки или каши из бобов, чечевицы, гороха, люпина, полбы. Оливковое масло или сало, добавлявшееся в каши, служили важным источником жиров. Мяса крестьяне и рабы практически не видели, а если и ели его, то лишь по очень большим праздникам. Молочные продукты (молоко, творог и сыр) составляли в основном рацион крестьян, содержавших скот. Не менее важную роль в питании играли местные овощи (лук-порей, чеснок, капуста, свёкла, репа, тыква-горлянка) и фрукты (смоквы, яблоки и груши, но только падалица), а также травы (кориандр, щавель, горчица, укроп, сельдерей, кресс-салат, рута, мята)[557].

Катон в своём «Земледелии» так описывает паёк рабов: «Тем, кто работает в поле: зимой по 4 модия пшеницы, а летом по 4 И; вилику, ключнице, смотрителю, овчару — по 3 модия. Колодникам зимой по 4 фунта хлеба; летом, как станут вскапывать виноградник, по 5 — до той самой поры, как появятся винные ягоды. Тогда опять вернись к 4 фунтам. Вино рабам. По окончании сбора винограда пусть они три месяца пьют ополоски (lora, вымоченные в воде виноградные выжимки. — М. Б.);… Всего вина на каждого человека в год 7 квадранталов. Колодникам прибавляй в соответствии с работой, какую они делают; если каждый из них в год выпьет по 10 квадранталов, это не слишком много. Приварок рабам. Заготовь впрок как можно больше палых маслин. Потом заготовь зрелых — таких, откуда можно получить совсем мало масла. Береги их, чтобы они тянулись как можно дольше. Когда маслины будут съедены, давай острый рыбный рассол и уксусу. Масла давай на месяц каждому по секстарию; модия соли хватит каждому на год»[558]. 4 модия зимой (три месяца) — это около 26 килограммов зерна, 4 1/2 модия — около 30 килограммов зерна, 3 модия — около 20 килограммов; 4 фунта печёного хлеба — это менее 1 А килограмма. Квадрантал же равен одной амфоре — 26,26 литра, а секстарий составляет всего 0,547 литра[559].

Вечером рабы принимали горячую пищу на большой кухне, которая имелась на каждой вилле и служила, помимо всего прочего, ещё и местом для работы долгими зимними вечерами[560]. Колумелла советовал: «В сельской части нужно устроить большую и высокую кухню, чтобы балкам не угрожала опасность пожара, и чтобы рабам было там удобно во всякое время года»[561].

По праздникам рабы стирали одежду и мылись в специальной бане[562]. Одежда сельских рабов мало отличалась от одежды бедных крестьян. Она состояла из туники — длинной шерстяной рубахи с короткими рукавами — и плотного шерстяного плаща, защищавшего от непогоды. Шерстяная туника не только не стесняла движений при сельскохозяйственных работах, что было весьма важно, но и защищала от холода зимой и от жары летом. В плохую погоду поверх туники часто надевали плащ (sagum). Катон приводит следующий список одежды для рабов: «Туника, весом в 3 1/2 фунта, и плащ — через год. Всякий раз, как будешь давать тунику или плащ, возьми сначала старую одежду на лоскутные одеяла. Хорошие деревянные башмаки следует давать через год»[563].

Существовала также особая одежда для работы в непогоду, о которой упоминает Колумелла: рабы «должны быть тщательно защищены от ветра, от холода и от дождя: от всего этого охранят кожухи с рукавами, накидки, сшитые из лоскутьев, и плащи с капюшонами. При такой одежде в самый ненастный день можно что-нибудь делать под открытым небом»[564]. Изношенная и пришедшая в негодность одежда шла на тряпки или же на изготовление прославленных лоскутных одеял.

Сельскохозяйственные работы требовали постоянного контакта с землёй, водой, навозом, золой, а шерсть при частой стирке быстро изнашивалась, поэтому очевидно, что рабы, как и крестьяне, работали в тёплое время в основном голышом. «Голый паши, сей голый…», — советовал Вергилий в «Георгиках»[565].

Хозяева относились к сельским рабам по-разному. Некоторые за малейший проступок били рабов, пороли розгами, заковывали в колодки, сажали в эргастул. За серьёзную провинность сельского раба могли продать в гладиаторскую школу, отправить в каменоломни, на мельницу или даже безнаказанно убить. В бедных крестьянских семьях отношение к рабам было иное. Часто они фактически становились членами семьи: за общим столом принимали ту же пищу, что и хозяева, трудились с ними бок о бок в поле, спали с хозяевами в одной хижине, делили с ними беды и радости.

Тяжёлая работа под открытым небом в любую погоду, а также плохое качество пищи, питание всухомятку, отсутствие нормальных завтраков и обедов неизбежно приводили к частой заболеваемости. Занемогших рабов отправляли в специальное помещение и освобождали от работ на время лечения. Катон сокращал таким рабам паёк или вообще продавал их. Однако Колумелла, напротив, считал, что к заболевшим надо относиться с большим вниманием[566]. Если больных рабов не удавалось вылечить подручными средствами, от них избавлялись при первой же возможности.

Управляющим виллой являлся вилик. По мнению Баррона, «его имя происходит от слова «villa», потому что он свозит в усадьбу урожай и он же вывозит его на продажу»[567]. По своему социальному положению вилик был рабом, но рабом сведущим и умным, способности которого замечал хозяин и доверял ему столь важную работу. Катон в своём трактате рисует такой портрет идеального вилика: «Он должен завести хороший порядок, соблюдать праздники; чужого в руки не брать; своё охранять тщательно. Он разбирает споры рабов; если кто в чём провинился, он хорошенько наказывает виноватого, смотря по поступку. Рабам не должно быть плохо: они не должны мёрзнуть и голодать. У вилика они всегда в работе: так он их легче удержит от дурного и от воровства. Если вилик не захочет, чтобы рабы вели себя плохо, они себя плохо вести не будут. Если же он это будет терпеть, хозяин не должен оставлять этого безнаказанным. За заслугу он благодарит, чтобы и остальным хотелось вести себя правильно. Вилик не должен слоняться без дела; он всегда трезв и никуда не ходит на обед. Рабы у него в работе; он следит за тем, чтобы удалось то, что приказал хозяин. Пусть он не считает себя умнее хозяина. Друзей хозяина он считает друзьями себе; слушается того, кому приказано. Жертвоприношения он совершает только в Компиталии, на перекрёстке или на очаге. Без приказа хозяина он никому не поверит в долг; что поверил хозяин, то он истребует. Семян для посева, съестных припасов, полбы, вина и масла он никому не одолжит. У него есть два-три хозяйства, где он может попросить, что ему нужно, и которым он сам даёт в долг, — но больше никого. Он часто отчитывается перед хозяином. Работника, нанятого за деньги или за долю в урожае, он не задержит дольше одного дня. Он не смеет ничего купить без ведома хозяина и не смеет ничего скрывать от хозяина. Паразита он не держит. Он не смеет совещаться с гаруспиком, авгуром, предсказателем и халдеем. Он не обманывает нивы (то есть не крадёт посевных семян. — М. Б.): это к несчастью. Он постарается выучиться всякой сельской работе, и он будет часто работать — только не до усталости. Если он будет работать, он будет знать, что у рабов на уме, и они будут покладистее в работе. Если он будет так делать, ему не захочется слоняться без дела; он будет здоровее и будет лучше спать. Он первым встанет с постели и последним ляжет в постель. Сначала посмотрит, заперта ли усадьба, лежит ли каждый на своём месте и задан ли корм животным»[568]. По мнению Колумеллы, хороший вилик — это «человек среднего возраста и крепкого здоровья, сведущий в сельских работах или по крайней мере весьма озабоченный тем, чтобы поскорее их изучить»[569].