Пятая эклога под названием «Дафнис» появилась на свет после второй и третьей эклог, на что указывает сам Вергилий в её заключительных стихах[344]. Основывается она на первой, седьмой и восьмой идиллиях Феокрита. Поэт вновь рисует перед читателем забавную картину состязания в пении. Пастух Меналк встречает юного пастуха Мопса и предлагает ему устроить соревнование, на что последний с радостью соглашается, и они располагаются в тени пещеры, увитой диким виноградом. Первым начинает Мопс. В своей песне он оплакивает трагическую смерть юного покровителя пастухов Дафниса, под именем которого, по мнению Светония[345], скрывается преждевременно умерший родной брат поэта Флакк: Плакали нимфы лесов над погибшим жестокою смертью Дафнисом, — реки и ты, орешник, свидетели нимфам, — В час, как, тело обняв злополучное сына родного, Мать призывала богов, упрекала в жестокости звёзды. С пастбищ никто в эти дни к водопою студёному, Дафнис, Стада не вёл, в эти дни ни коровы, ни овцы, ни кони Не прикасались к струе, муравы не топтали зелёной. Даже пунийские львы о твоей кончине стенали, Дафнис, — так говорят и леса, и дикие горы. Дафнис армянских впрягать в ярмо колесничное тигров Установил и вести хороводы, чествуя Вакха; Мягкой листвой обвивать научил он гибкие копья. Как для деревьев лоза, а гроздья для лоз украшенье Или для стада быки, а для пашни богатой посевы, — Нашею был ты красой. Когда унесли тебя судьбы, Палее и сам Аполлон поля покинули наши. И в бороздах, которым ячмень доверяли мы крупный, Дикий овёс лишь один да куколь родится злосчастный. Милых фиалок уж нет, и ярких не видно нарциссов, Чертополох лишь торчит да репей прозябает колючий. Землю осыпьте листвой, осените источники тенью, Так вам Дафнис велит, пастухи, почитать его память. Холм насыпьте, на нём такие стихи начертайте: «Дафнис я — селянин, чья слава до звёзд достигала, Стада прекрасного страж, но сам прекраснее стада» [346]. Меналк восторгается пением Мопса и, в свою очередь, начинает воспевать воскрешение обожествлённого Дафниса, уподобившегося самым могущественным богам Олимпа, так что даже горы, овраги, леса и скалы славят его: Светлый, дивится теперь вратам незнакомым Олимпа, Ныне у ног своих зрит облака и созвездия Дафнис. Вот почему и леса ликованьем весёлым, и села Полны, и мы, пастухи, и Пан, и девы дриады. Волк скотине засад, никакие тенёта оленям Зла не помыслят чинить — спокойствие Дафнису любо. Сами ликуя, теперь голоса возносят к светилам Горы, овраги, леса, поют восхваления скалы, Даже кустарник гласит: он — бессмертный, Меналк, он бессмертный! Будь благосклонен и добр к своим: алтаря вот четыре, Дафнис, — два для тебя, а два престола для Феба. С пенным парным молоком две чаши тебе ежегодно Ставить я буду и два с наилучшим елеем кратера [347]. Под обожествлением Дафниса, изображённым в этой эклоге, ещё в древности понимали аллегорическое обожествление Гая Юлия Цезаря[348], объявленного богом в 42 году по решению римского сената, после битвы при Филиппах. Предполагают, что эклога, не афишируя самого имени диктатора, была призвана склонить общественное мнение к принятию самой идеи обожествления смертного человека. Не вполне понятно, кто надоумил Вергилия написать данное произведение. Возможно, что это был сам Азиний Поллион. В конце эклоги Меналк дарит Мопсу в награду за прекрасную песню свою изящную свирель, а Мопс, преклоняясь перед его талантом, преподносит ему свой украшенный медью посох. Таким образом, пастухи признают друг перед другом своё равенство в таланте. Шестая эклога под названием «Вар» (или «Силен») посвящена одному из друзей Вергилия — Публию Альфену Вару, в то время наместнику Цизальпинской Галлии. Впервые поэт обращается к Вару в девятой эклоге, написанной раньше шестой, и просит посодействовать в возвращении родового имения, вторично конфискованного в 40 году. В качестве благодарности Вергилий обещает прославить Вара в стихах, что и делает, посвящая своему покровителю шестую эклогу. Судя по всему, Вар надеялся на грандиозную эпическую поэму, восхваляющую его подвиги, и поэтому Вергилий-Титир в начале эклоги приносит ему своеобразное извинение: Стал воспевать я царей и бои, но щипнул меня Кинфий За ухо, проговорив: «Пастуху полагается, Титир, Тучных овец пасти и петь негромкие песни!» Стало быть (ибо всегда найдётся, кто пожелает, Вар, тебя восхвалять и петь о войнах прискорбных), Сельский стану напев сочинять на тонкой тростинке. Не без приказа пою. Но, Вар, кто моё сочиненье Будет с любовью читать, увидит: все наши рощи, Верески все воспевают тебя! Нет Фебу приятней В мире страницы, чем та, где есть посвящение Вару [349]. Итак, Кинфий, то есть сам Аполлон, запрещает Вергилию писать в эпическом жанре — это должны делать другие поэты. Мотив поэтического отказа, присутствующий в этой эклоге, был весьма распространён среди римских поэтов того времени. Достаточно упомянуть Проперция, отказавшегося сочинять героический эпос в честь Октавиана[350]. Поэтический отказ Вергилия был, вероятно, связан с тем, что Вару так и не удалось вернуть ему отцовское имение, но портить отношения со своим высокопоставленным другом поэт не хотел. От восхвалений Альфена Вара поэт переходит к весёлому рассказу о том, как два мальчугана и наяда Эгла связали уснувшего в пещере пьяного сатира Силена. Проснувшись, Силен добродушно смеётся шутке детей и, исполняя своё давнее обещание, поёт им песню о зарождении мира, появлении растений, животных и первых людей, о царстве Сатурна, о подвиге Прометея, о Пасифае, согрешившей с быком, о сёстрах Фаэтона, о Сцилле и многом другом. По мнению комментатора Сервия, под именем Силена здесь скрывается знаменитый учитель Вергилия философ-эпикуреец Сирон[351], поскольку в уста этого лесного божества поэт вкладывает основы эпикурейской космогонии: Петь же он начал о том, как в пустом безбрежном пространстве Собраны были земли семена, и ветров, и моря, Жидкого также огня; как зачатки эти, сплотившись, Создали все; как мир молодой из них появился. Почва стала твердеть, отграничивать в море Иерея, Разные формы вещей принимать начала понемногу. Земли дивятся лучам дотоль неизвестного солнца, И воспарению туч, с высоты низвергающих ливни, И поражает их лес, впервые возросший, и звери Редкие, что по горам, дотоле неведомым, бродят [352]. вернуться Сервий. Комментарии к Буколикам. V. 20. вернуться Сервий. Комментарии к Буколикам. VI. 13. |
