— Убийца… В шкуре чудовища. Он идёт за мной… — уже почти беззвучно выдохнул Саймон. — Мой Кошмар… И его. Добрый… Охотник, помоги… Сними с меня… Повязку. — Он попытался поднять руку к лицу, но не смог. Ферн осторожно стянул с глаз Саймона окровавленные тряпки.

Затуманенный болью взгляд говорил яснее и громче онемевших бледных губ.

— Он был… Убийцей. Он должен был убивать тех, кто… Вольно или невольно мог… раскрыть мерзкие тайны Церкви. Он убивал… Друзей. Я был… Его другом.

— Так это Брадор? — ошеломлённо уточнил Ферн. — Но он же… Заперт в камере в подвале!

— Он спит в этой камере… И видит свой Кошмар. Снова и снова… Я много раз пытался… Хотел освободить его. Но он… Его неупокоенный дух не давал мне пройти. Вот. — Рука Саймона слабо шевельнулась и подвинулась чуть ближе к Ферну. — Возьми. Это ключ от его клетки. Сделай это… Ради меня, ради того, во что мы верили, ради того… Что в нас осталось… человеческого.

— Сделаю. — Ферн забрал ключ и сжал руку умирающего. — Прости, я ничем не могу тебе помочь…

— Можешь. — Саймон вдруг чуть приподнял голову и глянул на Охотника с надеждой и мольбой. — Только ты и можешь. Пленники Кошмара не способны… Освободить друг друга, я говорил… Сейчас я умру и… Снова окажусь там, у лампы. И всё повторится снова, как уже… Вечность. И для меня, и для него… А если ты… — Он перехватил руку Ферна и сжал из последних сил. — Прошу тебя… Пожалуйста…

— Ты хочешь, чтобы я… — Ферн сделал над собой нечеловеческое усилие, чтобы не отшатнуться и не выдернуть руку из ледяных пальцев Саймона.

— Это… Не сложно. Нож… У тебя есть? Я ведь врач, — Саймон слабо улыбнулся. — Я знаю, как и куда… Чтобы это было мгновенно и безболезненно. Давай, Охотник… Ты ведь знал Эйлин?.. Клинки… Милосердия… Пожалуйста…

«Брадор, Брадор… Как ты мог жить с этим… Как ты не сошёл с ума?..»

…Ферн долго, очень долго сидел рядом с телом Саймона, глядя на торчащую у того из груди рукоять охотничьего ножа. Старый Охотник умер всё же не мгновенно, но очень быстро, и, судя по умиротворённому выражению навеки застывшего лица, действительно безболезненно. А Ферн всё не мог уговорить себя подняться и уйти из хижины. Будто ждал, что его мимолётный знакомый, проводник в мире Кошмара, снова пошевелится, откроет глаза и скажет насмешливо: «Ну же, вперёд! Ты же ищешь кошмары и тайны, которые они хранят?..»

— Да воссияет над тобой рассвет, — сглотнув комок в горле, проговорил Ферн и наконец поднялся, разминая затёкшие ноги. Кошмар звал его дальше в свои глубины.

…Когда Ферна впервые атаковал странный воин — окутанный алым сиянием, одетый в звериную шкуру и скальп чудовища, Охотник не успел ничего сообразить: он просто защищался, стараясь не попасть под удар жуткой шипастой палицы, наконечник которой напоминал застывший кровавый взрыв, и при этом не свалиться со скользкой крыши. И лишь после того, как побеждённый алый призрак, издав мучительный крик, растаял в воздухе, смутное воспоминание ударило запоздалой болью.

«Брадор… Это же Брадор!»

«Я в кошмаре Саймона… Но как это может быть? Саймон ведь свободен!»

«Выходит, теперь я в кошмаре самого Брадора».

И потом, когда звон колокола настиг его среди почерневших осклизлых свай строения на берегу, Ферн, уклоняясь от атак, попытался воззвать к рассудку бывшего церковного убийцы:

— Меня не интересуют тайны Церкви! Я не угроза для тебя!

Но призрак, казалось, не слышал или не понимал его. Ферн вынужден был защищаться, а затем и атаковать, и вскоре этот снящийся сам себе несчастный Брадор тоже пал под ударами серебряного клинка. Ферн, отдышавшись, решительно повернул назад и зашагал к выходу из Рыбацкой деревни.

— Так-так, посмотрите-ка, кто тут у нас, — насмешливо сказал Брадор, когда Ферн шагнул в его камеру. Замок открылся со скрежетом и громким щелчком, дверь противно заскрипела, но узник даже не поднял головы. — Добро пожаловать в моё жилище. Я никогда прежде не принимал гостей. Ты собираешься убить меня?

Ферн вошёл в камеру и молча остановился напротив сидящего на полу узника. Он не знал, что сказать, и просто смотрел на едва заметно покачивающиеся рога на скальпе. Рога Лоуренса, лучшего друга Брадора…

— Что молчишь? — с горькой усмешкой спросил бывший убийца Церкви. — Ты явился сюда с какой-то целью, так ведь? Так действуй, чего ждёшь? — Он наконец поднял голову и посмотрел на неожиданного гостя. Из-под слипшихся от крови клочьев шерсти скальпа глянули пронзительные больные глаза. — О… Так это ты. Я узнал тебя, — прошептал Брадор. — Ты пришёл сюда искать секреты, я должен был остановить тебя… — Он снова опустил голову и потряс колокольчиком, который держал в руке. — Ты… Слышишь звон?

— Нет. — Ферн сделал шаг вперёд. — Но там, в Рыбацкой деревне, я его слышал.

— Странно… Это очень странно. Но это и не важно. Так зачем ты пришёл? — Брадор говорил так устало, что Ферн вдруг явственно осознал, всем существом почувствовал, сколь тягостно посмертное бытие узников Кошмара. Грехи прошлого возвращаются, снова и снова, без надежды на избавление. И у грехов этих такие знакомые лица…

— Ты видишь кошмар о том, как преследуешь каждого, кто приходит в Рыбацкую деревню, — тихо сказал Ферн. — Верно ведь? Ты вынужден убивать их снова и снова. Сколько раз ты уже убил своего друга Саймона?

— Не сосчитать. — Брадор тряхнул головой. — И столько же ещё впереди. Вечность, знаешь ли, длинная…

— Саймон свободен от кошмара, — перебил его Ферн. — Он был ещё жив, когда я нашёл его. И я…

— Ты убил его? — Брадор резко поднял голову и пронзил Охотника взглядом — как ледяными копьями. — Ты, пришелец из мира яви?.. Значит…

— Я очень на это надеюсь, во всяком случае, — медленно сказал Ферн.

— Так ты пришёл, чтобы… Убить и меня тоже? — Глаза Брадора засветились надеждой. — Ох… Погоди, — вскинулся он. — Ты не встречал здесь такую Охотницу… Молодая девушка, лет двадцати с небольшим. Волосы очень светлые, кейнхёрстская порода. Глаза голубые. Сражается Убийцей чудовищ…

— Рита? — тихо спросил Ферн.

— Ты знаешь её? Видел?! — Глаза Брадора вспыхнули яростным огнём.

— Нет… Прости. Саймон мне рассказал. Сам я её не встречал.

Брадор поник и будто бы разом ссохся, как мумифицированный труп.

— Я постоянно… Вынужден делать это снова и снова, — глухо проговорил он. — Я понимаю, понимаю, что это всего лишь кошмар! Но, будь всё проклято… Сколько же можно… — Он замолчал и застыл, низко опустив голову.

Ферн шагнул вперёд и молча уселся на пол напротив Брадора. Бывший церковный убийца исподлобья глянул на него и едва заметно кивнул.

Сколько они так сидели молча, слушая неслышный звон старого охотничьего колокола, Ферн даже примерно не представлял. Он ни о чём не думал, только смотрел на покачивающийся колокольчик в руке старого Охотника и иногда коротко вздыхал.

— Что ты ищешь в Кошмаре? — вдруг спросил Брадор. Ферн вздрогнул от неожиданности.

— Теперь уже — сам не знаю, — с горечью ответил он. — Ищу сон во сне, грёзу в кошмаре… Может, в моей жизни и не было ничего, а я следую за иллюзией.

— Иллюзия — намного лучше, чем пустота. Я верил в дело Церкви, верил в гений Лоуренса, хоть и узнал потом, чем всё это было… Но в то время моя жизнь определённо чего-то стоила. Потом… Я обрёл дочь. Я не заслужил этого дара, но всё же получил его. А потом потерял… Таково странное милосердие Великих.

— Разве это милосердие? — Ферн покачал головой.

— Пусть это лишь иллюзия, зато она светит нам в самые тёмные ночи… Ты не согласен?

— Но куда можно прийти, если следовать во мраке за иллюзией? Не к обрыву ли?

— А разве жизнь любого человека не заканчивается… обрывом?

— Возможно, ты прав. Но всё же я хотел бы знать, где заканчивается явь и начинается сон.