— Незнакомца звали Вартруум, — торжественно промычал оракул.

— Верно! — обрадовался Шуад. — Готовил он божественно! Целую неделю мы пировали, как небожители! Надо же, такой талант! Я говорю ему: давай я тебя познакомлю с нашим фараоном! Ты станешь первым поваром Египта! Это великая честь! Правитель выстроит тебе дворец, ты станешь богатым человеком!

— И что же он?

— Соглашался, а потом исчез! Мы оба легли спать, а проснулся я один. Он странный. Рассказывал, как его держали в плену, он каждый день чистил конюшню, его кормили какими-то объедками, ужасно!.. — не умолкал жрец.

— Вот он туда и вернулся, — сообщил Азылык.

— Как?! — округлив глаза, потрясённо воскликнул Шуад. — Этого не может быть!

— Увы, он заходил ко мне перед отъездом, говорил, что тоскует по своей конюшне, жить без неё не может, хочет вернуться, — сотворив грустное лицо, вздохнул оракул. — Я дал ему еды в дорогу, немного серебра, чтоб он смог добраться, и он уехал.

— Надо же! — задумавшись, прошептал жрец и, выпятив толстые губы, несколько мгновений сидел, уставившись в одну точку. — Это же потрясающая притча! — взмахнул он руками. — Необыкновенная! Человек живёт, испытывая страшные тяготы, страдания, муки и настолько привыкает к ним, что уже не может без них, а нормальная, сытая жизнь нагоняет на него тоску. И в один прекрасный день этот человек не выдерживает и бежит туда, где его снова ждут муки и страдания! Это ведь так?

— Да, вы правы, Шуад, — согласился Азылык.

— Потрясающая история! Я их собираю, — загоревшись, пояснил он. — У меня много самых разных притч, но такой я ещё не слышал. Мы должны как-нибудь сесть и поговорить! Я чувствую, вы знаете такие вещи, от которых волосы встанут дыбом!

— Могут, — усмехнулся Азылык.

Суппилулиума без передышки гнал лошадей к Каркемишу, первому сирийскому городу, расположенному на берегу Евфрата. Внезапность — вот удача полководца. Вождь хотел въехать в город в разгаре дня, когда ворота открыты настежь и сотни окрестных торговцев прикатили свои повозки с товаром. Одной сетью захватить как можно больше добычи, принудив городских старейшин к сдаче. Дальнейший умысел прост и коварен: часть войска он переодевает в торговцев, те проникают в Эмар и Халеб и открывают в решающий момент ворота. Завладев тремя большими сирийскими городами, Суппилулиума набирает там ополченцев, ублажает хорошей едой и наложницами своих воинов и отправляется в Египет, который неминуемо падёт после двух-трёх сражений. Потому очень важны первые бескровные захваты, дабы воины почувствовали вкус победы.

До Каркемиша оставалось менее двадцати вёрст, когда вернулись дозорные, доложив, что дорога свободна и можно без боязни ехать вперёд. И всё же вождь хеттов отправил сначала сторожевой отряд в пятьдесят всадников и не спеша двинулся следом, сохраняя разрыв в три-четыре версты. Прошло полчаса, когда с воплями примчались назад шесть израненных конников, едва выбравшихся из засады, устроенной на дороге. Минуя старый горный кряж, отряд подвергся неожиданному камнепаду. Валуны посыпались, как град. Горстка неизвестных смельчаков в один миг смела сорок четыре всадника, кто это был — разбойники или защитники Каркемиша — установить не удалось. Сердце правителя дрогнуло, как и тогда, когда они подходили к Митанни. Он призвал к себе сирийца Халеба, начальника колесничьего войска. Тот выслушал перепуганных сторожей, задумался.

— Вряд ли это разбойники, — помолчав, заключил сириец.

— Почему? — спросил самодержец.

— Разбойникам ни к чему нападать на военный отряд. Им важнее торговый караван или купеческий обоз, там есть чем поживиться. А что взять с простых воинов? Лошадей? Но, судя по рассказу, камни сыпались лавиной и дробили как лошадей, так и всадников. Нас явно поджидали, ваше величество!

— Этого не может быть!

Суппилулиума помрачнел. О выходе войска из Хаттусы, кроме начальников дружин, не знал никто. На них же правитель полагался, как на самого себя. Из ближайшего окружения сановников даже Озри не ведал точный день и час. Азылык, конечно же, мог прознать обо всём, но зачем ему радеть сирийцам? В его сознание оракул не проникал, самодержец почувствовал бы это. Потому он и был уверен во внезапности своего нападения.

— Может быть, пройти другой дорогой? — предложил Халеб.

— Нет! — решил властитель. — Если ты прав, подлые сирийцы на это и рассчитывают, поджидая нас уже там!

— Но тут придётся расчищать дорогу.

— Ничего, много времени это не займёт, зато этот путь самый короткий!

— Может быть, тогда пешцев пустим вперёд?

— Нет! Порядок прежний! — отрезал Суппилулиума, не терпевший, когда ему начинали давать советы.

Войско снова потекло дальше. Вперёд выдвинулась новая сторожевая сотня, но на этот раз остальные дружины сохраняли дистанцию в полверсты, дабы, если потребуется, немедля вступить в бой.

Из-за полдневной жары лошади шли неспешной рысью. Пешцы и лучники отставали от всадников ещё на полверсты, несмотря на то, что сотники грубыми окриками подгоняли воинов, заставляя время от времени бегом догонять конницу. Пот градом струился по лицам, кончались запасы воды.

— В Каркемише и напьётесь, и наедитесь от пуза! — подгоняя, увещевали начальники. — Вперёд! Быстрее! Вождь обещал каждому по наложнице!

Показался тот самый поворот, и сторожа замерли, увидев страшное зрелище из камней, крови, изуродованных тел и хрипящих в предсмертной агонии лошадей. Последние оказались живучее людей. Сторожа спешились и по резкому выкрику правителя с опаской отправились разгребать завал. Но вокруг было тихо, словно правитель предугадал последующий маневр противника. Через полчаса камни были растащены в стороны, дорога освободилась, и Суппилулиума взмахнул рукой, приказав всем двигаться дальше.

Сторожевая сотня благополучно миновала поворот. За нею должна была отправиться тяжёлая конница, облачённая в доспехи, во главе с Суппилулиумой, но полководец медлил, не решаясь последовать за ней, словно чуял новую западню. Однако жажда добычи пересилила природную осторожность. Правитель отъехал в сторону и жестом приказал выступить первой сотне всадников. Те поспешили вперёд. Едва первый ряд завернул за каменистый выступ, как сверху снова посыпались камни, в несколько мгновений уничтожив ещё шестьдесят всадников на глазах у всего войска. Чудом уцелел самодержец, отправившийся было следом. Камень угодил в лошадь/сброшенный на землю царь отделался лёгкими ушибами. Поднявшись, он взглянул на тех, впереди кого должен был идти, и спазмы перехватили горло: из-под каменного холма вытекали быстрые, как змеи, струйки алой крови и доносились отчаянные стоны.

Халеб первым подскочил к вождю.

— Вы не ранены, ваше величество?

— Нет, — полководец смахнул капли крови со лба и, взглянув на вершину высокого каменистого выступа, откуда только что сыпались огромные валуны, яростно прошипел: — Я хочу, чтобы ты притащил ко мне этих смельчаков, всех до единого! Всех!

— Но, ваше величество, затевать бой с горсткой дикарей в ущерб основному плану нелепо! — попробовал было возразить начальник колесничьего войска, но увидев, какая зверская гримаса исказила потемневший от ярости лик повелителя, Халеб даже отступил на шаг назад.

— Мы не уйдём отсюда, пока я сам не перережу глотку каждому из них! — прорычал правитель.

Почти два с половиной часа отряд пешцев потратил на подготовку и попытку взобраться на вершину. Но едва первые воины приблизились к ней, как сверху снова полетели камни, и ещё пять человек были убиты. Лучники попробовали пускать стрелы, но направлять их было некуда. Суппилулиума схватился за волосы и завопил от ярости, будучи не в силах схватить обидчиков.

— Ещё, пусть лезут ещё! — завопил он. — Со всех сторон!

Пешцы роптали, видя разбитые головы своих товарищей, начальники мрачнели, покоряясь приказам.

«Попробуй сам, что же ты трусишь? Или боишься, что пупок развяжется? — неожиданно послышался в ушах вождя хеттов знакомый хрипловатый смешок Азылыка. — Давай, попробуй! Может быть, тебе повезёт больше!»