«Придётся подкупить кого-то из слуг Азылыка, — вдруг подумалось ему. — Тот откроет ворота и расскажет о слугах, которые охраняют изменника. Для этого достаточно ещё одного кошеля серебра. Тогда всё будет достижимо».

Сначала юный фараон ждал, когда тело отца забальзамируют и перенесут в гробницу. Шла одна неделя за другой, лекари не торопились, вынимая из бывшего правителя все внутренности. Наследник с грустью созерцал, как в разные сосуды помещают сердце, печень, селезёнку, почки и другие органы отца, как прокладывают его пустую полость разными травами, как потом пеленают узкими, пропитанными жизнетворным раствором холстинами пустую телесную оболочку, потом обряжают её в парадное платье, переносят в давно выстроенную гробницу и, наконец, закрывают её тяжёлыми плитами. При каждом священном акте требовалось его присутствие, и Аменхетеп Четвёртый с великим трудом выдерживал эти жуткие отбывания у тела и с нетерпением ожидал окончания срока траура по отцу, чтобы сделать Нефертити предложение и жениться на ней.

С ним творилось что-то странное. Он не мог прожить без неё и нескольких дней. То и дело посылал за принцессой, чтобы вместе с ней пообедать, просил остаться у матери, наконец отдал ей во дворце спальню Ов, которую переместил в гарем, несмотря на все её отчаянные попытки добиться его любовного расположения. Но властителя точно околдовали: он ни на кого не смотрел, никого не хотел видеть, кроме митаннийской принцессы, которая, казалось, с каждым часом становилась всё краше. Теперь уже не только слуги, но и первые сановники, завидев её, смиренно застывали на месте и отдавали поклон, понимая, кто вскоре станет царицей и какое большое влияние она будет оказывать на властителя.

— Я боюсь только одного: ты в один прекрасный миг исчезнешь, а мой мальчик сойдёт с ума, — то и дело повторяла Тиу, с тревогой глядя на сестру. — Так и хочется привязать тебя к колонне и никуда не выпускать. Когда-то я мечтала о том, чтобы мой сын влюбился в тебя, а теперь пугаюсь, когда он просит меня уговорить тебя остаться на обед или переночевать, и эта любовная страсть к тебе у него с каждым днём разгорается!

— Чего же ты боишься? — вспыхнув, не поняла принцесса.

— Того, что ты однажды не захочешь остаться, а он сойдёт с ума, если, тебя не увидит. Самодержцам не нужно жениться по любви и уж тем более по страсти. Ни к чему хорошему это не приведёт, поверь мне.

— Мне, наверное, лучше уйти, — побледнев и обидевшись, проговорила Нефертити.

— Нет, я прошу тебя! — встревожилась царица. — Прости! Я сама не знаю, что со мной творится.

Шуад больше не появлялся, да и фараон его не призывал к себе. Зато он неожиданно сблизился с Илией, оказавшимся царедворцем лёгким и расторопным, любые просьбы схватывающим с полуслова и тотчас их исполняющим. В последние недели в Фивах побывало немало послов соседних государств, правители коих быстро уразумели, что грядёт засуха, и весьма продолжительная, а потому поспешили направить своих советников в Египет, дабы заручиться поддержкой: молва о несметных запасах зерна, здесь накопленных, вмиг облетела как ближние, так и дальние пределы. Каждый из послов требовал встречи с фараоном, но правитель не только не мог, но и не хотел с ними встречаться, обедать, что-либо обещать, сжигаемый любовью к принцессе. Выручил его Илия. Первый царедворец с посланниками говорил ласково, обнадёживая и в то же время никаких твёрдых обещаний не давая: надобно погодить, осмотреться. Он усилил охрану хлебных амбаров, запретил рыночную продажу излишков, наоборот, закупил несколько дополнительных караванов с кормовым овсом у понтийских купцов, взвалив таким образом все хозяйственные тяготы на свои плечи и освободив от них юного властителя, видя его необыкновенную сердечную смуту.

Илия и сам с восхищением посматривал на митаннийскую принцессу, столь преобразившуюся за последние месяцы — из худенькой, тонконогой девочки-подростка она превратилась в столь грациозную девушку, что первый царедворец невольно вспыхивал, завидев её лёгкую, почти летящую походку.

Щёки Нефертити тоже краснели, когда она встречалась с ним взглядом, уж слишком красив был Илия: смуглая нежная кожа с лёгким юношеским румянцем, тёмно-карие глубокие глаза, алая мякоть припухлых губ, точно обведённых изящной тонкой линией, и будто вырезанные крылья острого носа, чуть вздёрнутого на конце. Ещё в ту первую встречу, когда царедворец принёс от наследника первое приглашение на обед, у принцессы перехватило дыхание, едва она его увидела. К вечеру она узнала, что Илия женат, у него двое детей, и огорчилась: за него бы она, не раздумывая, вышла. Тогда она не думала, что заинтересует своей особой юного фараона. Воспитанная в тиши уединения без особых царственных запросов, она изредка задумывалась о том, что ей предстоит выйти замуж, стать матерью, но Нефертити никогда и не помышляла о том, чтобы её избранник принадлежал к царской ветви. Такая участь её даже пугала. Помня о горестной судьбе родителей, принцесса не хотела её повторять.

Потому она и возроптала, когда юный фараон пригласил её отобедать. Митаннийка ведала, что царственные наследники не вольны в своих желаниях, жён для них выбирают отцы, а становиться наложницей, пусть и фараона, ей казалось унизительным. Мату время от времени деликатно напоминал: несмотря на родство, не стоит сближаться с Аменхетепами, и никаких неприятностей не последует. Но страсть племянника оказалась сильнее её осторожности и всех наставлений врача и учителя.

Во дворце уже настолько привыкли к Нефертити, что её отсутствие признавали за недобрый знак. Пустой прибор за обеденным столом, пустое кресло в зале, где обычно слушали игру арфистов или поэтов, вызывало беспокойство слуг, ибо у фараона тотчас портилось настроение, он хмурился, и все ждали грозы. Едва принцесса входила, как на кухне уже знали: можно не волноваться и работать спокойно, любое недовольство властителя принцесса погасит, да он и не заметит недопечённый бок утки или пережаренных голубей, ибо смотрит только на гостью и о еде не думает.

Ссора разразилась неожиданно. Нефертити как обычно днём пошла окунуться в бассейн, а первый царедворец, исполняя просьбу Тиу, принёс ей большое полотенце, которое младшая сестра позабыла взять с собой. Илия спустился вниз и раскрыл рот, увидев, сколь легко и грациозно она плавает. Тут он позабыл обо всём, залюбовавшись гибкостью и завораживающей быстротой её движений. Такого пиршества красоты иудей ещё не видел. Потом помог принцессе выбраться из воды, подал полотенце, в которое она завернулась.

Они перебросились несколькими фразами. Так, ничего не значащими.

— Вы так красиво плаваете! — восхищённо произнёс он.

— Обыкновенно, — улыбнулась она.

— Нет, вы так же свободны, как рыбка. У вас движется всё тело, оно такое невесомое...

— Все люди в воде похожи на рыбок, — рассмеялась принцесса.

— Нет, многие напоминают крокодилов или похожи на мёртвый топляк.

Едва он произнёс эти слова, как митаннийка сразу же засмеялась, да так заразительно, что ослепила первого царедворца своей живой мимикой и он совсем потерял память. Стоял и не сводил с неё влюблённых глаз. И на принцессу это как-то особенно подействовало. Она стала неторопливо вытирать волосы, заплетать их в косички и, смеясь, смотреть на него. Юный фараон сверху взирал на них. Тогда правитель ещё и сам не знал, что ревность неожиданно скрутит его в бараний рог. Он и опомниться не успел.

Нефертити поднялась, вошла во дворец, ласково простилась с первым царедворцем, как вдруг жених-ревнивец схватил её за руку, затащил в тронный зал и, прожигая безумным взором, стал требовать от неё отчёта: о чём они говорили, чего от неё добивался Илия и не влюбились ли они друг в друга. Принцесса была потрясена этим яростным и грубым напором властителя. В первое мгновение она не могла выговорить ни слова, широко раскрыв глаза. Затем губы у неё задрожали, она закрыла лицо руками, заплакала и убежала. После этого настал черёд потрясения жениха. Поняв, что натворил, он готов был бежать следом и просить прощения. Но сам идти не отважился. Илию просить не захотел. Отправил мать. Сёстры быстрее договорятся. Тиу вернулась через два с половиной часа. Фараон извёлся, пока её поджидал. Ещё никогда в жизни он не испытывал таких страданий, несмотря на всё своё могущество и величие. Ему показалось, что жизнь кончена. Даже яркое летнее солнце неожиданно померкло, и огромный дворец наполнился сумрачными тенями.